Подвижник

Неизвестный Вячеслав Каганович. Интервью с юбиляром

Вячеслава Кагановича в Чикаго знают очень многие. Знают по Творческому объединению “Тема” и бардовским слетам, по авторской программе на радио “Новая жизнь”, которую он ведет по вторникам вот уже двенадцать лет, по театру “Атриум”, инициатором создания которого он был, по его недавним спектаклям “Мой Горин”, “Мой Дольский” и “Айдонт андерстенд”. Вокруг него всегда кипит жизнь, и он сам обладает способностью собирать вокруг себя талантливых людей. Так происходит в Чикаго, и так всегда было до его приезда в Америку. Об этом он говорит редко, хотя рассказать есть о чем. Пользуясь поводом - 10 июня Вячеславу Кагановичу исполняется 60 лет - и желая избежать традиционных в таких случаях “датских” вопросов, я предложил юбиляру вспомнить молодость, родные места, наиболее примечательные моменты учебы, работы, творчества. И вот я сижу в его уютном доме и слушаю его рассказы. Рассказы о театре, любви, семье... Разговаривать с ним интересно. Слава - взрывной, эмоциональный, непредсказуемый, иногда задиристый, иногда резкий. Но всегда – неравнодушный. И всегда – искренний.

-        Ты чувствуешь свой возраст?

-        Шестьдесят - просто цифра. Здоровье, правда, иногда напоминает о возрасте. Могу привести расхожую фразу: “Человеку столько лет, на сколько он себя ощущает”. С возрастом физически ощущаешь, как время идет быстрее. Столько всего хочется сделать. Боюсь не успеть...

-        Ты не жалеешь, что стал инженером? Пошел бы в актеры. Кто знает, как сложилась бы жизнь. Играл бы в театре, снимался в кино...

-        Может быть, но в то время, когда я заканчивал школу, такого выбора не было. Я четко знал, что буду инженером-механиком, буду строить машины. Я задумался об этом позднее, когда в Минском Народном театре Дворца культуры Белсовпрофа после спектакля “Феномены” за кулисы пришел тогдашний главный режиссер Театра-студии киноактера Борис Луценко. Он предложил моим друзьям Володе Райцину, Володе Пекуру и мне перейти к нему в театр. В то время я работал начальником технического бюро на Минском электромеханическом заводе. Я сказал Луценко, что любой мальчик, который придет к нему из театрального института, может показать “корочку”. Он артист, а я - инженер. Для меня театр – прихоть и удовольствие. Пусть каждый занимается тем, чему его учили... Я тогда испугался, и друзья испугались. Никто из нас не пошел к нему... Во мне сидит жуткий комплекс неполноценности по поводу отсутствия актерского образования. Валерий Белякович пытался меня “вылечить”, говоря, что за все эти годы, что я занимаюсь театром, “свои университеты” я уже прошел.

-        Сколько у тебя сыгранных ролей?

-        Больше двадцати. Роль на новогоднем капустнике – тоже роль. (Смеется.) Нет, такие роли я не считаю...

О родителях, минских адресах и происхождении фамилии

Мы со Славой Кагановичем – земляки. Жили в нашем любимом Минске. Правда, в разных районах.

-        Мой первый минский адрес – улица Цнянская. Потом мы купили дом на углу улицы Волочаевской и Восточного переулка (Сельхозпоселок). А родился я в Киргизии, в городе Фрунзе (сейчас – Бишкек). Когда мне исполнился год, семья переехала в Сталинабад (сейчас – Душанбе), а оттуда - в Минск.

-        Твои родители были связаны с искусством?

-        Нет. Моя мама – медработник, всю жизнь работала в лаборатории, брала анализы крови. Папа заочно окончил Московскую сельхозакадемию имени Тимирязева. В Минске он работал начальником отдела в Белкоопсоюзе.

-        Ты знаешь происхождение своей фамилии? К наркому Лазарю Моисеевичу имеешь какое-нибудь отношение?

-        Это был первый вопрос, который мне задали в Нью-Йорке на “Davidzon Radio”. Отвечаю – нет. Насколько я знаю, в городе Речица Гомельской области была улица, на которой жило очень много Кагановичей. Когда у меня в Минске был концертный кооператив, я занимался организацией выступления группы “Кино” на стадионе “Динамо”. Директором группы тогда был Семен Михайлович Каганович. Перед тем, как встречать его (ребята приезжали позже), я спросил: “Как я вас узнаю?” Директор ответил вопросом на вопрос: “Разве один Каганович не узнает другого Кагановича?”. Потом он приехал в Минск с Игорем Тальковым, пришел к нам домой и с папой, за рюмкой коньяка, они стали выяснять, кто откуда и как... Оказалось, оба могли сидеть в одной песочнице. Одногодки, оба из Речицы, и оба – Кагановичи. Но Лазарь Моисеевич не оттуда, он из других Кагановичей. (Смеется.)

О школе, первой любви и прогулке по Парижу

 

-        Я учился в Двадцатой французской школе на улице Якуба Коласа. Когда я ее заканчивал, свободно говорил по-французски. Я был лучшим учеником класса. Моей первой любовью была учительница французского языка Людмила Станиславовна. Отсюда такие успехи в языке.

-        А сейчас как у тебя с французским?

-        Все забыл.

-        А если во Франции окажешься – вспомнишь?

-        Как-то мы с женой поехали в Париж. У нас был удивительный гид – француз русско-еврейского происхождения Джозеф Спекулянт. Он родился и всю жизнь прожил в Париже, влюблен в этот город. Сохранил прекрасный русский язык - спасибо родителям из Одессы. Он сразу сказал нам: “Я покажу вам мой Париж”. И вот мы, как в песне Высоцкого, “гуляем по Парижу”, и из меня вдруг начинают “выскакивать” названия улиц. Хорошо нас все-таки учили в советской школе! Мы изучали карту Парижа, но я не думал, что это мне когда-нибудь пригодится. И вдруг я говорю: “Мы сейчас повернем и выйдем к Дому Инвалидов”. Гид удивился: “Откуда ты знаешь?” Вокруг звучала французская речь, и я стал вспоминать сначала слова, потом - фразы. Спекулянт зауважал меня еще больше: “У тебя прекрасное произношение”. И тут я начал петь по-французски. Жена смотрела на меня широко открытыми глазами. Это было необъяснимо!

О первых театральных впечатлениях, Дольском и Товстоногове

-        Летом родители отправляли меня к дедушке, бабушке и тете Белле в городок Никольский, под Москвой. В мой первый приезд тетя Белла повела меня во МХАТ на “Синюю птицу” Мориса Метерлинка. Мое первое театральное впечатление – деревья в синем цвете, белый огромный Хлеб и загадочная фамилия автора.

Первый человек, к которому после концерта отважился подойти Слава, был Александр Александрович Дольский. С этого началось их знакомство: “Я много раз был в его питерской квартире, он гостил у меня в Минске, был моим первым гостем в Чикаго. Мы только приехали, жили на съемной квартире, и он спал на матрасе”.

Слава привез из Минска машинописные экземпляры трех своих сольных программ: “Современная авторская песня”, “Творчество Сергея Никитина”, “Творчество Александра Дольского”. Сверху на каждой бумаге стоит печать Управления культуры Мингорисполкома “Разрешено к исполнению”. На программе песен Дольского рукой Александра Александровича написано: “Слава! Успехов Вам! Много нового есть у меня для вас. Добавьте”.

Еще одна примечательная встреча состоялась у Славы в Ленинграде.

-        Меня послали туда от завода на курсы повышения квалификации. Я месяц жил в Ленинграде, и каждый вечер ходил в театр. Мне посчастливилось попасть на встречу-лекцию с Георгием Александровичем Товстоноговым. Он сидел на сцене, перед ним стоял стол, пачка сигарет, пепельница. Он говорил, а люди в зале конспектировали. После окончания вечера я бросился к нему. “Георгий Александрович, я – инженер, к театру никакого отношения не имею. Играю в Народном театре Минского Дворца культуры профсоюзов. Я хочу вам задать глупый, дилетантский вопрос. Скажите, пожалуйста, вы не считаете, что то, чем мы занимаемся в народном театре, является вторжением дилетантов в область высокого искусства?” Он спросил: “А к вам люди ходят?” – “У нас почти всегда аншлаг.” – “Вот вам и ответ. Если то, что вы делаете, нужно людям и на ваши спектакли ходят, то не имеет значения то, как вы себя называете.” Я не помню, о чем дальше говорил Товстоногов. Сам звук его голоса производил на меня магическое впечатление. На следующий день я достал его книгу “Зеркало сцены”. К сожалению, было уже поздно и я не смог получить автограф у автора.

О Народном театре и чувстве “щенячьего восторга”

-        Впервые я вышел на сцену, когда учился в Белорусском политехническом институте (БПИ). На каждом факультете института был свой театр. Минчане, наверно, помнят знаменитый на всю страну театр строительного факультета БПИ “Колизей”. Мой друг Борис Горелик был руководителем этого театра. (Он сейчас живет в Миннеаполисе.) Был свой театр и на машиностроительном факультете, где я учился. Естественно, я туда пошел. Играл в этом театре, а на последних курсах, был его руководителем.

-        Напомни нашим читателям историю твоего прихода в Народный театр. Ты ее подробно рассказываешь в спектакле “Мой Горин”.

-        Дело было так. Мой друг Володя Райцин играл в Народном театре. Я в этот театр не ходил по той же самой снобистской причине, по которой здесь многие не ходят в местные театры. Мы перезванивались, он меня звал, а я все не шел и не шел. Как-то я ездил по туристической путевке в Ленинград и вечером попал на комедию Григория Горина “Феномены” в Академический театр имени Комиссаржевской. От этого спектакля у меня осталось очень негативное впечатление. До сих пор помню задник сцены в этом спектакле: облака и бутылка водки на крылышках. Было видно, что артистам играть это было скучно и неинтересно. Я приехал в Минск и по совету друга посмотрел “Феномены” в Народном театре. На этом спектакле произошло “обыкновенное чудо”. Я сидел с открытым ртом и не понимал, что происходит. Я видел тех же персонажей, что и два дня назад, произносящих тот же текст, но на сцене все происходило совершенно по-другому. Я попал на праздник, я испытал чувство “щенячьего восторга” – другой метафоры придумать не могу. Может быть, тогда я понял магию театра. Я понял, что на сцене возможно все!.. Так я пришел в Народный театр. Сначала – как зритель: в репертуаре театра было одиннадцать спектаклей! Потом стал приходить на репетиции, а вскоре режиссер театра Юрий Владимирович Степанов предложил мне роль в новом спектакле “Фальшивая монета” по пьесе Максима Горького.

-        Это был твой первый спектакль в Народном театре?

-        Нет. Так получилось, что заболел исполнитель роли Иванова в спектакле “Феномены”. Степанов думал отменять спектакль, а Володя Пекур предложил ввести меня. За неделю! На первой репетиции в понедельник мне дали текст и рассказали мизансцены. На второй день я ходил по сцене самостоятельно, на третий – делал что-то более-менее осознанное... В пятницу меня показали Степанову. Он посмотрел три картины и сказал: “В воскресенье - спектакль”. В воскресенье я вышел на сцену и с тех пор играл “Феномены” шесть лет.

-        А чикагские “Феномены” отличались от спектакля Степанова?

-        Практически нет. Та же музыка, те же декорации... Так что первым спектаклем в Народном театре были “Феномены”, а уже потом “Фальшивая монета”.

На этих словах Слава задумался и произнес:

-        Вот, кстати, интересно было бы в Чикаго показать Горького. “Фальшивая монета” - мощное произведение. Как говорил Андрей Тупиков: “Я Горького не люблю... Пока не начну читать”... В “Фальшивой монете” я играл Глинкина. А однажды... В пьесе есть один сумасшедший персонаж - Лузгин. Его играл Володя Пекур. Как-то он заболел, и Степанов предложил мне сыграть Лузгина. Я вскричал: “Как? С одной репетиции?” А у Степанова был на это один ответ: “Вы же у меня зубры!”.. Я жутко волновался. Перед самым спектаклем мне положили грим, я надел цилиндр, посмотрел на себя в зеркало, и дальше я не помню, что со мной происходило на сцене. Так я единственный раз в жизни сыграл сумасшедшего. После спектакля Степанов подошел и обнял меня. С тех пор перед каждым спектаклем я должен остаться один в гримерке и три-пять минут смотреть на себя в зеркало.

-        Так ты входишь в образ?

-        Не знаю, как это назвать. Я не вспоминаю роль – просто сижу, смотрю в зеркало и вижу перед собой другого человека... Для меня шесть лет в Народном театре были очень интересными. Мы работали с удивительным режиссером -  Юрием Степановым. Не могу сказать, что он делал из нас артистов, - мы об этом вообще не думали. Мы репетировали и играли с удовольствием. Со спектаклем “Адвечная песня” по Якубу Коласу мы заняли первое место на Всесоюзном конкурсе народных театров в Паневежисе, в здании театра Донатаса Баниониса. Мы играли на белорусском языке, композитором был Владимир Мулявин... В этом спектакле играла моя дочь Женечка. На нее, маленькую девочку, надели косынку и выпачкали лицо, чтобы она была похожа на деревенского ребенка... На следующий год на аналогичный конкурс в Тарту мы привезли “Фальшивую монету”. Я, помню, приставал к членам жюри с одним-единственным вопросом: “Скажите, когда вы оцениваете спектакль, вы делаете скидку на то, что перед вами - непрофессиональный коллектив?”

О “Вагончике”, гитаре и теплоходе “Корчагинец”

-        В подвале Белсовпрофа был Клуб авторской песни “Ветразь”. “Серьезные отношения” с клубом начались у меня после “Вагончика”. Этот спектакль по пьесе Павловой ставил в Народном театре режиссер Белорусского телевидения Бахтияр Бахтияров. (Сейчас он издает газету в Цинциннати.) Я был в роли журналиста Дебрина. Бахтияр знал, что я играю на гитаре, и включил в спектакль песни. Мы репетировали спектакль полгода, а сыграли три раза. Первый раз - на прогоне. Второй – перед приемной комиссией Управления культуры Мингорисполкома.

-        Ваши спектакли принимали, как в профессиональном театре?

-        Еще как. ЦК, горком, обком – все, как положено. После премьеры “Вагончика” они задумались. За это время мы успели еще раз сыграть этот спектакль в переполненном зале. А потом он был запрещен. Мне стало так обидно... Многие тогда ушли из театра, а я спустился вниз, в подвал и плавно “перетек” в “Ветразь”. Потом я привел туда мою Женечку. В шесть лет она стала лауреатом Республиканского конкурса авторской песни, и Александр Городницкий вручал ей приз – большого крокодила. Я стал выступать в “Ветразе”, пел дуэтом с Наташей Якутович. К сожалению, не смог выступить на знаменитом фестивале авторской песни 1986 года в Саратове, где лауреатами стали Алексей Иващенко и Георгий Васильев. Мы с Наташей готовили песню Володи Пекура “Луна” и песню “Да разве могут дети юга”. На “Луне” началось и закончилось мое композиторское творчество. Мы просидели двое суток в минском аэропорту. Была нелетная погода, и на саратовский фестиваль мы не попали. Зато с концертной бригадой ЦК комсомола Беларусии я выступал на Дальнем Востоке на агиттеплоходе “Корчагинец”. За двадцать восемь дней дал тридцать два сольных концерта...

О жене Лене, детях Евгении и Константине

-        Мы встретились с Леной в межвузовском профилактории. Ей было восемнадцать лет. Через год – в девятнадцать – она вышла замуж за меня, а еще через год родилась Женечка. Мы вместе всю жизнь... У нас двое детей. Женя начала петь раньше, чем разговаривать. Она пела абсолютно чисто. Мы с ней перепели весь никитинский детский репертуар. А когда она была в пятом классе, вдруг начала стесняться. Пошел “зажим”, пропала легкость, и она перестала выступать. Она вышла со мной на сцену уже здесь, в Чикаго, когда ей было девятнадцать.

-        Как сложилась ее жизнь в Чикаго?

-        Женя – очень серьезный и известный художник-ювелир по металлу. После университета в Шампейне она поступила в Нью-Йоркский университет. Сейчас она – профессор, работает в Peck School of the Arts в Милуоки, руководит пятью факультетами. Вышла замуж, но детей пока нет – с ее занятой жизнью внуков я не скоро дождусь. (Смеется.) Моего сына зовут Константин. Он - хороший музыкант, играет на гитаре и саксофоне. Спасибо Григорию Гутнику - удивительному человеку и совершенно фантастическому педагогу! Костя окончил Columbia College по специальности “инженер звукозаписи”. Он специализируется по “живым” шоу, работает с компьютерным оборудованием.

В американской жизни Слава Каганович - успешный, состоявшийся инженер – опять стал заниматься “прихотью”. И вот тогда появились Творческое объединение “Тема”, авторская программа на радио “Новая жизнь”, театр “Атриум”, Театральная студия... Он молод душой, по-прежнему азартен, энергичен и готов к новым достижениям. Удачи тебе, Слава, во всех твоих проектах и начинаниях. Без тебя жизнь в русском Чикаго была бы гораздо беднее. Твори, Подвижник, на радость себе и нам! С Днем рождения! До встречи на премьере.

Nota bene! 21 и 22 июля в помещении Northbrook Theatre по адресу 3323 Walters Avenue, Northbrook, IL 60062 состоится премьера моноспектакля “Голос” по мотивам одноименного рассказа Севера Гансовского. Автор инсценировки, режиссер и исполнитель роли Джулио Фератерра - Вячеслав Каганович. Билеты продаются в театральных кассах.

Фотографии к статье:

Фото 1-2. Вячеслав Каганович

Фото 3. С женой Леной

Фото 4. На вечере памяти В.Высоцкого

Фото 4-5. Евгения и Константин Кагановичи