“С любовью к России и Чехову”

В эти дни на сцене Steppenwolf Theatre в Чикаго играют спектакль “Три сестры” по пьесе Антона Павловича Чехова. Опять мы сопереживаем сестрам (“В Москву! В Москву! В Москву!”), слушаем бормотание Чебутыкина (“Та-ра-ра-бумбия... сижу на тумбе я...”), предсказания Маши (“...о нас не будут помнить. Забудут...”) и Тузенбаха (“Не то что через двести или триста, но и через миллион лет жизнь останется такою же, как и была”), повторяем вслед за Машей и Ольгой: “Надо жить... Будем жить!”. Снова мы становимся свидетелями жизни чеховских героев и наслаждаемся бессмертной чеховской речью. На этот раз – на английском языке.

О новом спектакле Steppenwolf Theatre и особенностях перевода пьес Чехова я беседую с актером театра Ясеном Пеянковым и драматургом Дасей Познер.

Ясен Пеянков. Актер, режиссер. Родился в Варне (Болгария). Выпускник Национальной академии театра и кино в Софии. С 1990 года живет и работает в Чикаго. В 1992 году стал одним из основателей European Repertory Company. Работал во многих театрах Чикаго: Goodman, Court, Next, American Theatre. Лауреат Joseph Jefferson Award за лучшую второстепенную роль (Гринспан, спектакль “Утренняя звезда” по пьесе Сильвии Реган, “Morning Star”, сезон 1998-99 годов). С 2002 года - актер Steppenwolf Theatre. Играл в девятнадцати спектаклях театра. Автор адаптированных переводов пьес А.Чехова, М.Булгакова, Н.Коляды, В.Сигарева. Его перевод пьесы А.Чехова “Иванов” для European Repertory Company был номинирован на Joseph Jefferson Award по разделу “Лучшая адаптация”. Руководитель театральной студии University of Illinois at Chicago (UIC). Доцент. В спектакле “Три сестры” играет роль Кулыгина.

-        Чехов придумал русскому артисту замечательные имя, отчество и фамилию: Дифтерит Алексеевич Женский. В этом сквозит чеховское отношение к актеру – отношение врача к тяжело больному пациенту. Само имя Дифтерит говорит о многом. Для вас актерство – опасная профессия?

-        Опасная и заразная. (Смеется.) Я считаю себя счастливым человеком. Занимаюсь тем, что я люблю, и думаю, что делаю это хорошо. Мне нравится на время преобразиться в другого человека, влезть в его шкуру. Самый трудный элемент – как создать это искренне, чтобы люди поверили мне, чтобы их взволновал мой герой, чтобы они задумались. Когда мне это удается, я абсолютно счастлив. В нашем театре очень уютный зал и маленькое расстояние между актером и зрителем. Видеть глаза зрителя, вести зрителя за собой – неописуемое наслаждение! Правда, это тяжело делать восемь раз в неделю. Трудно каждый раз быть искренним и честным, трудно сохранить энергию роли. В России и Европе театры репертуарные, и актеры играют разные роли. Сегодня Чехов, завтра - Брехт, послезавтра – Шекспир.

-        Создавая Европейский репертуарный театр, вы пытались воссоздать модель европейского театра?

-        Мы попробовали. Какое-то время одновременно играли три спектакля: “Дядя Ваня”, французский фарс “Вы хотите что-нибудь заявить?” и трагедию Эсхила “Агамемнон”. К сожалению, из-за финансовых проблем это продолжалось недолго. Энергия закончилась, и деньги закончились.

Модель европейского театра хорошо знакома Ясену Пеянкову. После окончания Софийской театральной академии он служил в Окружном драматическом театре в Софии. Когда в 1990 году коммунисты снова взяли власть в Болгарии, Ясен перебрался в Чикаго и с нуля начал строить свою новую театральную жизнь.

-        Вам могут только позавидовать русские актеры Чикаго. Вы приехали сюда уже состоявшимся актером и сделали головокружительную карьеру.

-        У меня не было никаких иллюзий по этому поводу. Я, конечно, мечтал о продолжении актерской карьеры, но не думал, что смогу это сделать в американском театре.

-        В вашем английском я не слышу акцента. Не было проблем с языком?

-        Акцент есть и всегда будет. Легкий, но есть. В Варне я учился в английской школе. Язык выучил в четырнадцать лет, но все равно пришлось много заниматься. Понадобилось большое терпение.

В фильмографии Пеянкова – фильмы “Новокаин” (“Novocaine”, 2001) Дэвида Аткинса, “Дождь Ланы” (“Lana’s Rain”, 2002) Майкла Оджеды, “Труппа” (“The Company”, 2003) Роберта Олтмана. Актер шутит: “Больше всего денег заработал, играя русских в Голливуде”.

-        Сейчас вы в Steppenwolf – свой человек, но когда вы начинали, легко было найти общий язык с актерами, режиссером?

-        Разница в актерском образовании небольшая. Все пронизывает школа Станиславского, Михаила Чехова, Ли Страсберга. Сегодня в американском театре, может быть, еще больше чувствуется школа Станиславского, чем в театре русском.

-        То есть можно сказать, что вы попали в свою среду?

-        Да! Это было мое первое впечатление: как похожи болгарские, русские и американские актеры! Даже юмор похожий. Недаром говорят про универсальный язык театра.

-        Какие роли в Steppenwolf Theatre вы считаете самыми важными для вас?

-        В 1999 году я играл Зигмунда Фрейда в спектакле Джона Малковича “Истерия” (“Hysteria”) по пьесе английского драматурга Терри Джонсона. Это фарс на фоне совсем не смешного исторического фона – преддверии Второй мировой войны. Пьеса интересная и трудная. Актер, который должен был играть Фрейда, отказался после трех репетиций, и Малкович позвал меня. Я очень многому научился, играя этот спектакль. Роль психологически тяжелая, с немецким акцентом, подробным гримом. Мне очень интересно было ее играть... Очень любил играть Лопахина в “Вишневом саде”. Не уверен, что мой Лопахин был самым лучшим, но мне запомнилась эта работа. Еще одну значительную роль я сыграл недавно в пьесе Трейси Леттса “Самые роскошные пончики” (“Superior Donuts”).

-        Есть мечты воплотить на сцене какую-то роль?

-        Очень хотел сыграть Иванова, и мне это удалось. Всегда хотелось сыграть Тригорина, но, думаю, время прошло. Не получилось. Я режиссировал “Чайку”, но сам не играл. А сейчас я больше в возрасте Дорна...

-        Вы допускаете импровизацию на сцене?

-        Не в словах – в действиях. И, конечно, в рамках пьесы и режиссуры.

-        А если ваши коллеги не ожидают от вас импровизации? Не боитесь, что ваши действия могут разрушить мизансцену?

-        У нас с актерами полное доверие. Они пойдут со мной, дополнят, разовьют. Мы очень хорошо чувствуем друг друга, понимаем с полуслова. Нет, по этому поводу у меня волнения нет. Наоборот, тем интереснее каждый спектакль. В нашем театре спектакли надо смотреть не по одному разу.

-        Поймет ли современный американский зритель Чехова?

-        Я думаю, да. Американская публика – самая щедрая. Зрителей привлекает искренность. Искренность создает ауру под названием ТЕАТР.

Дася Познер. Театровед. Родилась в Париже. Училась в Bates College, Школе-студии МХАТ, Tufts University (дипломная работа по истории театра). После защиты диссертации стажировалась в Davis Center for Russian and Eurasian Studies при Гарвардском университете. Работала переводчицей в Летней школе Станиславского в Кембридже. Автор ряда публикаций по истории русского и европейского театров, режиссуры, драматургии, кукольного театра. Бывший доцент кафедры истории театра и литературы университета Коннектикута и завлит Connecticut Repertory Theatre. С 2011 года - доцент кафедры истории театра, литературы и критики Северо-Западного университета.

Услышав прекрасный русский язык Даси Познер, я поинтересовался, есть ли у нее русские корни. Каково же было мое удивление, когда в ответ услышал: “Я – правнучка Федора Ивановича Шаляпина”. (Кстати, в Четвертом акте спектакля звучит песня из репертуара Шаляпина.) Известно, что Чехов был знаком с Шаляпиным. Их познакомил Бунин. Посмотрев “Чайку”, Шаляпин написал: “Я был подхвачен ею, унесен в неведомый доселе мне мир”. А во время ужина в ялтинском пансионате великий русский бас исполнил для Чехова несколько фрагментов из “Бориса Годунова”. Сохранилась точная дата этого вечера - 20 сентября 1898 года. Спустя более чем столетие я разговариваю с правнучкой Шаляпина о Чехове.

-        Дася, я бы хотел понять, какова ваша роль в будущем спектакле? Что означает понятие “драматург” в американском театре?

-        То же самое, что понятие “завлит”, только завлит не театра, а постановки. Я сделала для Леттса подстрочник, чтобы ему было легче переводить. Мы провели большую подготовительную работу: обсуждали каждую фразу, каждую мысль Чехова, поступки героев, их поведение, отношение друг к другу и окружающему миру.

Во время репетиций Дася скрупулезно объясняла актерам особенности русских обычаев и традиций: как выглядели чеховские герои, как они сидели, как пили чай, из каких стаканов, как звонит русский колокол, какие были гимназии, как жили солдаты... Как говорит Ясен Пеянков, Дася стала для актеров ассистентом режиссера. Я бы добавил – и путеводителем в мир русской культуры.

-        Я читала Чехова давно. Учась в Москве, студенткой играла Наташу. Когда зимой я начала работу с Анной Шапиро, каждый день открывала для себя что-то новое, и до сих пор Чехов продолжает удивлять, изумлять, поражать. Открытия продолжаются... В этом неисчерпаемость Чехова.

-        Чем вас не устроил уже существующий перевод? Зачем понадобилось по-новому переводить “Три сестры”?

-        Трейси Леттс хотел, чтобы язык чеховских героев был современным, чтобы не было границы между зрителями и актерами. В этом спектакле есть интересное сочетание сегодняшнего американского языка Трейси Леттса и русского мира начала XX века, воспроизведенного на сцене Тоддом Розенталем и Джесом Гольдштейном. Идея состояла в том, чтобы, воссоздав на сцене мир Чехова, одновременно дать понять аудитории, что мысли, чувства, желания героев Чехова точно такие же, как у них, что, возможно, Тузенбах был прав: мы сейчас говорим по-другому, одеваемся по-другому и можем летать, но при этом в чем-то главном жизнь остается такой же.

-        Давайте поговорим о соотношениях речи и смысла в “Трех сестрах”. Насколько адекватен в этом отношении английский перевод?

-        Мне в этом процессе интереснее всего было то, что иногда английская версия отличается от русского первоисточника. Это все-таки адаптация, а не перевод. Трейси намеренно уходит от дословного перевода. При этом фразы, которые не звучат в спектакле, обозначены в подтексте, в отношениях между героями, в мизансценах. Главным для нас было передать дух и настроение чеховской пьесы.

-        В одной из своих телевизионных программ Анатолий Смелянский рассказал следующее: “Как-то меня попросили посмотреть новый английский перевод “Трех сестер” для одного из чикагских театров. Перевод был сделан с подстрочника. Я стал смотреть. Слово за словом, сцена за сценой. Все нормально. И вдруг в одном месте переводчик споткнулся. Вершинин приходит в дом Прозоровых. Сестры начинают расспрашивать земляка, на какой улице в Москве он жил, расстраиваются, а он, чтобы утешить их, замечает: “А здесь какая широкая, какая богатая река! Чудесная река!” На что Ольга замечает: “Здесь холодно и комары...”. Американский переводчик подумал, что Чехов ошибся. Если холодно, то почему комары? А если комары, то почему холодно? Он добавил пару слов, чтобы простой американский зритель понял, в чем дело. “Здесь холодно ЗИМОЙ и комары ЛЕТОМ”. С точки зрения здравого смысла переводчик улучшил Чехова, но с точки зрения поэтической системы он его уничтожил. Ведь нам совершенно понятно, что Ольга не говорит про конкретную Пермь, в которой обитают сестры Прозоровы. Она говорит о ситуации в мире, в котором холодно ВСЕГДА и комары ВСЕГДА”...

-        У нас так и есть. Трейси Леттс не добавлял слов “зимой” и “летом”.

-        А как звучит на английском языке, с моей точки зрения, непереводимая фраза Чебутыкина “Та-ра-ра-бумбия, сижу на тумбе я...”?

В ответ на этот вопрос Ясен и Дася стали напевать эту фразу. Дася сказала: “Это же английская песня”.

-        Как вы перевели слова Соленого: “А он и ахнуть не успел, как на него медведь насел”?

-        В спектакле нет этой фразы. Но мы долго говорили с Леттсом, и я объяснила ему, почему Чехов вложил эту фразу в уста Соленого.

-        Мы видели на сцене разного Чехова: парадоксального, мучительного, безнадежного, нежного. Какими предстанут чеховские герои на сцене Steppenwolf?

-        Честными и понятными. Отношения между ними настоящие.

-        Расскажите, пожалуйста, о вашей семье. Интерес к русской культуре у вас, конечно, с рождения?

-        Последняя дочь Шаляпина Дася была моей бабушкой. В ее честь меня назвали Дасей. Ее сын, мой папа, был композитором. Он учился у Нади Буланже во Франции. Я родилась в Париже. Мои родители не говорили на русском языке. В семье говорили на английском, а русскому я научилась в университете. Конечно, я всегда знала, кто были мои предки. Мне всегда это было интересно. Потом папа умер, и мы потеряли связи с родственниками Шаляпина. А когда я училась в Школе-студии МХАТ, отмечался стодвадцатилетний юбилей со дня рождения Шаляпина. В Москву съехались Шаляпины со всего мира. Так мы познакомились.

-        Как вы попали в Школу-студию МХАТ?

-        Я училась в Bates College. На третьем курсе поехала в Москву и год проучилась на актерском факультете в Школе-студии МХАТ на курсе профессора М.Лобанова. Училась на одном курсе с Сережей Безруковым. По истории театра моим учителем был Анатолий Миронович Смелянский. (По приглашению Даси Смелянский в январе читал лекции в Северо-Западном университете. – Прим. автора.)

-        Хотели стать актрисой?

-        Тогда хотела. Потом какое-то время хотела стать режиссером. Аспирантуру я закончила в Tufts University, моя дипломная работа посвящена истории театра. Получила грант в Davies Center for Russian and Eurasian Studies при Гарвардском университете и там работала, писала статьи, занималась исследованием жизни Бориса Шаляпина – сына Федора Ивановича. Какое-то время была кукловодом в маленькой компании в Бостоне, в театре Теней. Потом я поняла, что хочу быть театроведом и стала заниматься историей русского театра в Tufts University у Ларенс Сэнелик. Два года работала завлитом в Коннектикуте, в Connecticut Repertory Theatre. В прошлом году переехала в Чикаго.

-        Я знаю, что вы пишете книгу о Камерном театре Таирова. Удалось ли вам покопаться в российских архивах?

-        Да. Я довольно часто бываю в РГАЛИ в Москве. В октябре еду на фестиваль Станиславского в Художественном театре. Буду работать в архивах. Как ни странно, очень мало людей занимались Таировым и Камерным театром. Почти никто не трогал архив театра. Многое из того, что я там нахожу, нигде не публиковалось. Я готовлю две книги. Первая - о влиянии Гофмана на четырех российских режиссеров: Ф.Комиссаржевкого, В.Мейерхольда, А.Таирова, С.Эйзенштейна. Вторая книга посвящена Камерному театру, Таирову и Алисе Коонен.

В конце нашей беседы я задал моим героям самый “простой” вопрос и получил почти одинаковый ответ.

-        Совершенно гениального Салтыкова-Щедрина в Америке никто не ставит. Мало ставят Гоголя, очень мало - Пушкина, Островского. При этом без пьес Чехова не обходится ни один театральный сезон. Почему Чехов так популярен в Америке?

-        (ДП) Во многом благодаря тому, что в двадцатые годы Художественный театр приехал в Америку. Успех был огромный, и с тех пор фамилии Чехова и Станиславского стоят рядом. Чехов наднационален, его понимают во всем мире.

-        (ЯП) Пьесы Чехова понятны, даже если ничего не знать о России. Поэтому Антона Павловича ставят в Китае, Монголии, Норвегии, во всем мире. Мир изменился, но в чем-то самом важном он остался таким же. Поэтому Чехов так современен. Чехов – как нежный, шутливый и необъятный кристалл. Удивительный автор! Если бы мне восемь раз в неделю надо было играть пьесы Нила Саймона, я бы, наверно, сошел с ума. А с Чеховым не скучно. На сегодняшней репетиции я семнадцать раз сказал одну и ту же реплику разными голосами, разной интонацией. Всегда получается по-разному. Вот она, музыка чеховского слова!

-        Разделяет ли режиссер спектакля вашу любовь к Чехову?

-        (ДП) Анна Шапиро очень любит “Три сестры” и долгие годы мечтала поставить эту пьесу. Она создает пространство, в котом все свободны. Как она это делает, я объяснить не могу. Иногда шутя, иногда серьезно, она добивается подлинности. Она помогает каждому делать свое дело наилучшим образом... Анна любит актеров. Они все у нее самые красивые, самые хорошие, самые талантливые. И спектакль получается хороший.

-        (ЯП) Я очень надеюсь, что русскоязычные читатели придут к нам. Думаю, они не будут разочарованы. Для меня “Три сестры” - один из самых сильных спектаклей нашего театра.

-        (ДП) Этот спектакль сделан с любовью к России и Чехову.

Nota bene! Спектакль “Три сестры” идет по 26 августа 2012 года в Steppenwolf Theatre по адресу: 1650 North Halsted Street, Chicago, IL 60614. Справки и заказ билетов по телефону 312-335-1650 или на сайте http://www.steppenwolf.org/.

Фотографии к статье:

Фото 1. ЛОГО Steppenwolf Theatre

Фото 2. Ясен Пеянков

Фото 3-5. Сцены репетиций спектакля “Три сестры” (Steppenwolf Theatre)

Фото 6. Дася Познер

Фото 7. Дася Познер в музее Шаляпина (Казань, 1998 год)

Фото 8. Дася Познер представляет Анатолия Смелянского (Фото Northwestern School of Communication)

Фото 9. Дася Познер в Москве (2010 год)