Риккардо Мути: “Между нот”. О Шуберте, Рихтере, Феллини, Рота...

Закончились весенние концерты Чикагского симфонического оркестра (далее – ЧСО) под управлением музыкального руководителя Риккардо Мути. Прославленный маэстро вернулся в Италию. В планах у него – концерты в Толедо и Мадриде, а также гастроли с Римской оперой в Токио. За дирижерским пультом ЧСО следующий раз он появится в середине июня. Мартовские дни Риккардо Мути в Чикаго запомнились поистине выдающимся исполнением Большой, Неоконченной и Второй симфоний Ф.Шуберта, совместным музицированием с замечательной японской пианисткой Митсуко Учида и концертмейстером группы виолончелей ЧСО Джоном Шарпом. На этот раз маэстро нашел время и для вашего корреспондента.

Риккардо Мути – неподражаемый рассказчик. Остроумный, яркий, непредсказуемый. Его интересно слушать. Его ответы – не заученные, не формальные, а подробные, обстоятельные. Общение с ним – даже недолгое - запоминается навсегда.

23 марта 2014 года. Мы беседуем с маэстро в его артистической комнате в Чикагском симфоническом центре. Я пью вкусный итальянский кофе, Риккардо Мути – чай. Наш разговор начался с музыки Франца Шуберта. Говоря о недавних концертах ЧСО, Риккардо Мути вспомнил о своих записях Симфоний Шуберта с оркестром Wiener Philharmoniker.

-        Когда я записывал все Симфонии Шуберта с Wiener Philharmoniker (а я пока - единственный дирижер, который это сделал), я начал с последней, с Большой. Мы записали все Симфонии, кроме Первой и Второй, в концертном зале “Musikverein”. Звук Wiener Philharmoniker – это звук “Musikverein”. Играть там намного легче, чем в Чикагском симфоническом центре. В Вене сам зал поет и играет вместе с вами, а в Чикаго надо бороться с “сухостью” зала. Поэтому я хочу сделать комплимент Чикагскому оркестру. В сухой акустике Симфонического центра он смог создать, как мне кажется, замечательный звук. Когда ЧСО играет в залах с другой акустикой, звук становится более сбалансированным.

-        Что вам удалось изменить в игре ЧСО за последние четыре года?

-        Мы работаем над качеством звука. Мне кажется, сегодня оркестр звучит без выпячивающихся то здесь, то там “углов”, без превосходства то одной, то другой групп инструментов. Звук хорошо отрабатывать на Симфониях Шуберта - ключевого композитора для оркестра. Говорят, что истоки творчества Брамса лежат в музыке Бетховена. На самом деле Брамс “вытекает” из Шуберта. Структура симфоний Шуберта похожа на бетховенскую структуру. Такая же четкая, ясная, правильная. Невероятно, что такую музыку написал столь молодой композитор. Шуберта можно распознать по модуляциям, по манере. Шуберт позволяет заново открыть определенный стиль, который сегодня полностью забыт. Я счастлив, что в этом сезоне мы с ЧСО исполняем все Симфонии Шуберта.

-        Маэстро, у меня к вам накопились сотни вопросов. К сожалению, нельзя объять необъятное, поэтому в нашей сегодняшней беседе я бы хотел затронуть темы, которые вы еще не обсуждали с журналистами в Чикаго. Например, ваша дружба со Святославом Рихтером. В Автобиографии вы описываете вашу первую встречу в Сиене в марте 1968 года. Можно ли назвать ее началом вашей дружбы?

-        Да, это было начало нашего музыкального сотрудничества и дружбы. Когда Рихтер узнал, что дирижером на его концерте будет какой-то молодой, неизвестный Риккардо Мути, он захотел проверить, хороший ли Мути музыкант. А я только что выиграл Международный конкурс дирижеров и преподавал фортепиано в Миланской консерватории (Риккардо Мути говорит о Международном конкурсе дирижеров имени Гвидо Кантелли в Милане в 1967 году, на котором он был удостоен Первой премии. – Прим. автора.) Рихтер высказал желание со мной встретиться, но не сказал, зачем. Он не спросил, играю ли я на фортепиано, но сказал, что ожидает меня с нотами. Будучи неаполитанцем, я подумал, что вряд ли он просто захотел увидеть мое лицо. (Улыбается.) Конечно, он хотел меня проэкзаменовать. Переводчик представил меня Рихтеру в фантастически большом зале Музыкальной академии Киджи в Сиене. В центре зала стояли два рояля – оба “Steinway”. Я тут же подумал, как я был прав. Недалеко от роялей стоял гигант - Рихтер ведь был высокий мужчина. Очень приятный, очень интеллигентный. Он пожал мне руку, сказал “Prego” и указал на рояль. Я сел за один рояль, он – за другой. Мы сыграли от начала до конца Фортепианный концерт Моцарта си бемоль мажор. Во время игры краем глаза я замечал, как он наблюдал за мной. Когда мы закончили, он сказал: “А теперь - Бриттен”. После Моцарта мы должны были играть Фортепианный концерт Бриттена - очень сложный, в пяти частях, с большой оркестровой частью. Мы без перерыва сыграли весь концерт. Закончив, Рихтер подозвал переводчика и сказал мне: “Если вы дирижируете так же, как играете, вы – хороший музыкант. Я согласен играть с вами”. В тот дождливый вечер 1968 года на улицах Сиены никого не было. Я возвращался один, сияя от переполнявшей меня радости...

-        Мне кажется, этот эпизод многое говорит о Рихтере как о музыканте.

-        Конечно! Для Рихтера было естественно, что молодой дирижер владеет искусством фортепианной игры. Это сегодня все только дирижируют. Не играют на фортепиано, не учатся композиции – сразу дирижируют. Дирижирование стало модной профессией. Если ты плохо играешь на флейте или виолончели, значит, ты – плохой музыкант. А дирижировать легко. Чего там – крути дирижерской палочкой, а оркестр сыграет. Так думают сегодня многие, забывая слова Тосканини: “Дирижировать может любой осел, но только немногие могут исполнять музыку”... После экзамена в Сиене у нас был концерт во Флоренции. Был огромный успех... А вот еще один случай. Мы играли в Генуе Фортепианный концерт Равеля для левой руки. Во время выступления Рихтер вдруг на мгновение остановился. Я смог сохранить темп оркестра, а он сумел “вернуться в строй”. После финальных аккордов была овация, мы повторили весь Концерт. Рихтер хотел взять реванш, и у него это получилось. На следующее утро мы встретились на вокзале. Рихтер подошел ко мне и попросил партитуру Концерта. Он стал перелистывать страницы, потом остановился на одной, взял ручку и расписался: “Святослав Рихтер”. Это было то место, которое он забыл. Он протянул мне партитуру со словами: “Я хочу, чтобы каждый раз, когда вы будете дирижировать этим Концертом, вы вспоминали о моей ошибке”. Эта партитура хранится у меня дома. Карандашом я написал небольшой комментарий. Когда меня не будет, люди, к которым попадет моя библиотека, должны знать, почему вдруг внутри партитуры на одной из страниц хранится автограф Рихтера... Моя семья и я – мы все любили Славу. Для меня он был одним из музыкальных “отцов”. Его гигантский талант и этический подход к музыке поражают. Он был всегда честен перед собой, его не удовлетворял результат, ему всегда хотелось большего, он всегда стремился к лучшему. Когда мы репетировали вдвоем, он двадцать минут мог обсуждать вопросы модуляции, переживал, искал абсолютный звук... Каждая модуляция должна появляться не просто так, а неожиданно. Он говорил, что все в жизни должно быть неожиданно. Когда он дарил цветы женщинам, он всегда держал их за спиной до самого последнего момента. Только, подойдя, он доставал букет. Это был сюрприз! Он говорил, что если вы приносите цветы и женщина их видит на расстоянии пятидесяти метров, эффект теряется. Он был Поэтом в жизни и в музыке. Его уход стал огромной потерей в мире культуры.

-        Рихтер был тем человеком, который порекомендовал вам не дирижировать по памяти, а иметь перед собой партитуру. Как вам кажется, это помогает лучше концентрироваться на музыке?

-        Да. Тосканини дирижировал без партитуры. Однажды он сказал: “Все пытаются подражать мне, а на самом деле я дирижирую по памяти, потому что у меня плохое зрение, а не для того, чтобы устроить из этого шоу. Я плохо вижу, и мне приходится запоминать”. (Улыбается.) Мравинский дирижировал все по памяти, хотя, я думаю, он знал Симфонии Чайковского наизусть. Стравинский дирижировал по партитуре свою собственную музыку! В то время - конце шестидесятых – начале семидесятых – было модно дирижировать по памяти. В Зальцбурге в 1974 году Рихтер с Wiener Philharmoniker играл Фортепианный концерт Шумана. Я дирижировал оркестром. Потом Зальцбургский фестиваль выпустил CD с этой записью. Во втором отделении я дирижировал по памяти Реквиемом ре минор Керубини. За ужином Рихтер подошел ко мне и спросил: “РиккардА (все русские говорят РиккардА, маэстрА), почему вы дирижируете по памяти? Не можете прочитать партитуру?” Для меня его слова стали откровением. Каждый раз, когда я дирижировал по памяти, я немного волновался, чтобы не забыть партитуру, и фраза Рихтера заставила меня задуматься. Не так важно иметь перед глазами партитуру – важно ее знать! Но партитура дает тебе уверенность. И потом, ты с ней не расстаешься месяцами. Ноты становятся близкими, они говорят с тобой... С момента нашего разговора я все дирижировал по партитуре. Все, даже увертюры к операм “Севильский цирюльник” и “Сила судьбы”. Иначе это не имеет смысла: что-то - по нотам, что-то – по партитуре.

-        Профессор Андрей Золотов вспоминал, как в 1994 году они с Рихтером слушали в Ла Скала “Валькирии” Вагнера, а после окончания спектакля зашли к вам в кабинет. Сохранилась даже фотография, где вы с Рихтером сидите на белом кожаном диване...

-        Я помню, как он пришел в антракте между вторым и третьим актами, сел за рояль и стал играть музыку Вагнера.

-        Он обожал Вагнера...

-        И очень любил оперу. На моей свадьбе Рихтер был почетным гостем. Они с Нино Рота устроили самое настоящее музыкальное соревнование. Играли до часа ночи: один начинал тему, другой узнавал, откуда она, и продолжал. Гости разошлись, и мы с женой тоже стали собираться. Рихтер и Рота увидели, как мы уходим, и стали в четыре руки играть и петь “Ritorna vincitor” из “Аиды”. (Гости Риккардо Мути исполнили хоровой фрагмент из Первого акта оперы Верди. Дочь фараона Амнерис призывает Радамеса: “Ritorna vincitor”, то есть “С победой возвратись!” – Прим. автора.)

-        На пресс-конференции, посвященной объявлению нового сезона, вы говорили о Скрябине, как о композиторе будущего, и предсказали ему судьбу Малера. Ваша любовь к Скрябину – это тоже влияние Рихтера? Известно ведь, как Святослав Теофилович любил фортепианную музыку Скрябина.

-        Я слушал в его исполнении Скрябина и решил познакомиться с Симфониями композитора. Да, наверно, это тоже влияние Рихтера... Он никогда не шел проторенным путем, любил необычные идеи. После одного или двух совместных концертов он подошел ко мне и сказал: “Риккардо, вы должны продирижировать симфонической поэмой Штрауса “Из Италии”. Тогда я не знал этого произведения. Позднее я исполнил и записал его с оркестром Berliner Philharmoniker. Рихтер попросил меня прислать ему запись. Он очень любил именно “Из Италии” Штрауса.

Мути напевает финальные такты поэмы и продолжает:

-        “Из Италии” Штрауса оказалось одним из тех сочинений, которые определили мою карьеру... Однажды я сказал Рихтеру: “Слава, я хочу исполнить Классическую симфонию Прокофьева”. Он задумался и предложил: “Сделайте Симфониетту!” В моей дискографии есть Симфониетта Прокофьева. Никто ее не исполняет, а Рихтер предпочитал ее Классической симфонии... Кстати, я должен исполнить Симфониетту с ЧСО. Я дирижировал этим произведением только однажды... Таков был Рихтер. Не “Дон Жуан”, а “Из Италии”, не Классическая симфония, а Симфониетта. Он всегда уделял особое внимание той музыке, которую он чувствовал, всегда готов был разделить свою радость со зрителями. Он мог восторгаться несколькими тактами музыки. В “Бале-маскараде” Верди ему очень нравилась одна тема. Опера начинается так...

Маэстро подходит к роялю и начинает наигрывать начало увертюры...

-        А вот вторая тема... Рихтер сходил с ума, когда слышал эти звуки. Для него они всегда звучали по-новому... Иногда мое отношение к музыке может казаться слишком строгим. Но я всегда вспоминаю моих учителей, моих старших коллег. Я несколько раз играл с великим Клаудио Аррау. Каждый раз, выходя на сцену, Аррау, обращаясь ко мне - молодому дирижеру, говорил, как он мечтает сыграть вместе. Таким был и Рихтер. Это - стиль честных, серьезных взаимоотношений, основанный на уважении к коллеге и музыке. Моцарт говорил: “Главное в музыке – не нотные значки. Главное – то, что исполняется между нот”. Великий Слава это понимал и чувствовал, как никто другой!

Одним из учителей Риккардо Мути был прекрасный итальянский композитор, многолетний ректор консерватории в Бари Нино Рота. Маэстро записал альбом с музыкой Рота к моим любимым фильмам Федерико Феллини “Сладкая жизнь”, “Восемь с половиной”, “Амаркорд”. Я спросил дирижера, почему так редко исполняется симфоническая музыка Рота.

-        Нино Рота – великолепный композитор. Он писал не только симфоническую музыку, но и оперы. Например “Il cappello di paglia di Firenze” – одна из лучших комических опер XX века. (Это та самая “Соломенная шляпка” по водевилю Эжена Лабиша о том, как лошадь съела не ту шляпку, и сколько неприятностей из-за этого произошло. Режиссер Леонид Квинихидзе снял по этому водевилю замечательный фильм. Правда, музыка там звучит не Рота, а Исаака Шварца. – Прим. автора.) Оперы Рота ставились в Ла Скала, но так случилось, что в историю музыки он вошел, как кинокомпозитор. Благодаря Феллини он стал таким популярным, что все остальное творчество осталось в тени его киномузыки. То же самое произошло с Пьетро Масканьи. “Сельская честь” была его первой оперой. После этого он написал еще много прекрасной музыки и очень злился, когда, говоря о его творчестве, вспоминали только одну оперу. 

В своей книге Риккардо Мути пишет, что Рота представил его Феллини, и дирижер предложил режиссеру поставить оперу. Режиссер так ответил Риккардо Мути: “Нет, дорогой маэстро. Слова, которые поются, в отличие от слов, которые произносятся, мне неподконтрольны”.

-        Музыка Нино Рота звучит в фильме Феллини “Репетиция оркестра”. Дирижер оркестра – это реальный персонаж или герой выдуманный?

-        Нет, не ищите там реальных персонажей. Феллини написал и поставил эту историю в качестве метафоры, чтобы высказаться по поводу политической ситуации в Италии. Это было политическое заявление режиссера.

Наша встреча подходила к концу. Риккардо Мути подписал мне свою книгу, сфотографировался со мной на память и, к моей величайшей радости, сказал, что подпишет фотографию в следующий раз. Маэстро торопился на сцену – ему предстояла репетиция фрагментов музыки Сергея Прокофьева к балету “Ромео и Джульетта” с Civic Orchestra of Chicago. Выйдя к молодым музыкантам, дирижер начал вечер с рассказа Святослава Рихтера о трагическом дне 5 марта 1953 года. Как известно, в этот день умер не только один из величайших тиранов в истории человечества, но и один из величайших композиторов XX века Сергей Прокофьев. Цветов в Москве не было, и Рихтер пришел попрощаться с Прокофьевым, держа в руках сосновую ветку. Мне почему-то кажется, что наш разговор о Рихтере заинтересовал маэстро и навел его на мысль рассказать эту историю.

В 1955 году после одного из экзаменов Нино Рота сказал молодому Риккардо Мути: “Мы вам ставим пятерку с плюсом не за то, как вы играли сегодня, а за то, как вы будете это делать в будущем”. Сегодня, спустя пятьдесят девять лет, можно сказать, что всем творчеством маэстро Риккардо Мути заслужил высший балл от своего учителя!

P.S.

Выражаю благодарность вице-президенту ЧСО Челесте Вроблевски и менеджеру по связям с прессой Рашель Рое за организацию встречи с маэстро Риккардо Мути.

Фотографии к статье:

Фото 1-5. Риккардо Мути. Все фото – Тодд Розенберг