Алла Дехтяр. Старые традиции в Новом свете. Прямая речь без разрешения героини

12 апреля - не только День космонавтики, но и День рождения хозяйки Чикагского русского литературного салона Аллы Дехтяр. В этом году - не просто День рождения, а юбилей. Каждый год в этот день Алла делает подарки себе и нам, приглашая в Салон любимых поэтов и музыкантов. В юбилейный для хозяйки Салона день я бы хотел рассказать, с чего все начиналось. Рассказать ее словами. Дорогая именинница, вы уж простите, что я не спросил у вас разрешения на эту публикацию, но прежде чем ругать, почитайте, что вы рассказали. Это же так интересно!

Алла Дехтяр родилась в Латвии, до пятнадцати лет жила в Литве, потом переехала в Питер. После окончания консерватории преподавала в музыкальной школе, сочиняла музыку. А потом в ее жизни появился Салон.

-          Удивительно, но я даже не помню, с чего все началось. Я начала этим заниматься, когда мне было двадцать три года, а в двадцать девять уже уехала из России. Мы снимали маленькую комнатку на Лиговке, туда все время приходили люди. В один прекрасный момент кто-то стал читать стихи, потом еще кого-то позвали, потом в комнате стало тесно... Тогда еще телефонов почти ни у кого не было. Говорили друг другу: “Приходи завтра. Будет Олежка Григорьев”. Толчком, пожалуй, было вот что. Как-то под вечер мы с подругой гуляли по Невскому. Шли и болтали, как вдруг из подворотни выходит человек и говорит: “Хотите посмотреть домашний спектакль по Мандельштаму?” Мы переглянулись и сказали: “Да. Хотим”. “Подождите, - он говорит, - мне надо еще публику подсобирать.” Навстречу идут два молодых человека, он предлагает им то же самое, и они соглашаются. Мы поднимаемся по жуткой питерской лестнице на пятый этаж и попадаем в коммуналку. Человек заводит нас в комнату. В комнате на веревке по диагонали висит черная штора. Он говорит: “Мне нужно переодеться”. Уходит и возвращается в какой-то накидке, красиво одергивает штору и начинает моноспектакль по стихам Мандельштама. Его звали Гоша Червинский. Он работал секретарем. Никогда не видела человека, который с такой скоростью печатал бы на машинке. Сам того не подозревая, он принял большое участие в одном литературном событии. Вскоре после выхода “Метрополя” в Ленинград приехал Виктор Ерофеев и оставил у меня “Русскую красавицу”. Я ее прочитала за одну ночь и отнесла Гоше, сказав, что это надо перепечатать. Гоша заложил шесть экземпляров (у меня до сих пор хранится шестой). Он за неделю перепечатал всю книжку. За эту неделю у Ерофеева дома и на даче прошли обыски. Забрали две копии. Единственная осталась в Ленинграде. Благодаря Гоше появились еще шесть. В одном из интервью Ерофеев сказал, что “Русскую красавицу” спасли в Ленинграде. Вот такие были чудеса... Когда мы отсмотрели этот безумно смешной и декадентский спектакль – Гоша все время подчеркивал, что мы смотрим декадентский спектакль, - я подумала, что не нужны никакие залы. Дома собираются люди и слушают стихи. Вот так образовались чтения. Сначала в квартире моей подруги – роскошной (в отличие от моей), двухкомнатной. Она не была никакой “левой” – просто дружила со всем “отребьем”. Мама у нее была зав.отделом культуры Ленинградской области. Она, конечно, не могла понять и оправдать такое поведение, но ничего сделать не могла. Потом, когда наши встречи стали приобретать регулярную основу, мы перебрались на чердак к художнице Нине. Мне тогда уже было двадцать четыре, я была молодой нахалкой. Никогда никого не просила познакомиться. Ходили же всем гуртом. Постоянно какие-то компании: артисты, художники, музыканты...

-          Богема?

-          Да нет, я не могу сказать, что была частью богемы. Мы, конечно, все вертелись друг возле друга, читали, играли, пели, пили... Но я, кстати, не пью. Я только в Америке сделала свой первый глоток красного вина... Собирались каждую субботу. В одну субботу выступает Курехин, в следующую - читает Ерофеев или приехавший из Москвы Сорокин, дальше - новую маленькую оперу исполняет Десятников... Сегодня мы понимаем, какие это люди. А тогда они все были молодыми ребятами... Каждую субботу люди знали, что они могли придти на чердак, и там что-то происходило. До сих пор не понимаю, когда я жила, учила, работала, писала музыку, читала...

-          Эти люди представляли андеграунд?

-          По-разному. В какой-то вечер пришел Семен Альтов, который был вполне благополучным писателем-сатириком.

-          Как вам удавалось их уговорить?

-          Да в том-то и дело, что уговаривать зачастую не надо было. Десятников – мой приятель с детства. Конечно, я могла пойти в Дом писателя, подойти к кому-нибудь и сказать, что у нас есть Салон, в котором очень почетно выступить. К тому времени я каких-то москвичей привозила. Никогда не забуду, как подошла к Битову и сказала, что выступить в Салоне почетно. И Битов пошел. Для этих людей это была единственная возможность быть услышанными.

-          Чердак у Нины сохранился после вашего отъезда?

-          Он исчез задолго до отъезда. В один прекрасный момент (кажется, в году 1982) позвонил человек, назвался лейтенантом Комитета госбезопасности и сказал, что нужно поговорить... Это было естественно. Сколько может под носом у властей существовать такое вольное место?

-          Стукачи постарались?

-          Мы знали этих людей, приветливо здоровались. Это был закон жанра. Вот тебе левый художник, а вот человек, который за ним присматривает. На этих вечерах должны были соблюдаться два условия: я просила никогда ТАМ не обмениваться книгами (на улицу вышли и там делайте, что угодно!) и не пить. Это были два основных пункта, по которым всегда можно было нажить себе неприятностей... Я познакомилась со своим куратором. Он мне назначил встречу, очень ласково со мной разговаривал, я тоже ласково с ним разговаривала. Он оказался невероятно осведомлен, что не могло не удивить. Он сказал: “Вот когда у вас читал тот-то – тот-то, был консул Италии в России. А с кем он разговаривал?” У меня на это был уже готовый ответ: “Я – хозяйка дома, должна усадить людей...”. Это был разговор людей, которые точно знают, чего ожидать друг от друга. Встреча нужна была только для одного: предупредить, что этого делать нельзя! При этом он сказал, чтобы я никому не рассказывала о нашем разговоре. Смешно, правда? Не надо было приглашать, и я никогда бы в жизни никому не рассказала. А так, разумеется, я выскочила на улицу, добежала до ближайшего автомата и стала немедленно с большой радостью рассказывать о нашем разговоре.

-          Страха не было?

-          Никакого. Мне было интересно. Это была игра. Он позвонил мне в 10 утра. Мне никто никогда не мог позвонить в 10 утра. Это было верхом неприличия. Я ему сказала: “Вы разбудили меня. Перезвоните через два часа”. И повесила трубку. Когда мы встретились, у него хватило чувства юмора сказать, что не ожидал, что кто-то посмеет так ответить. А я сказала, что никак не ожидала, что кто-то посмеет мне позвонить в десять часов утра... Чердак закончился довольно печально. Намечался вечер Виктора Кривулина. Собрались люди, Витя опаздывал. Я не понимала, в чем дело. Потом кто-то прибежал и сказал, что возле дома стоят “добры молодцы” и не пускают Кривулина войти. Ему сказали, чтобы он шел домой, если он не хочет поехать туда, куда они ему скажут. Я спустилась вниз. Было забавно: стою я, передо мной – “добры молодцы”, четыре-пять человек, за ними – Кривулин. Я говорю: “Витя, надо идти домой”. А наверху, на чердаке, сидело человек сто. Я поднялась и распустила всех. Это был последний вечер. Потом был большой перерыв, а потом мы стали снова встречаться в квартире моей подруги. До сих пор не верится, что там можно было собрать такое количество народа! Вечер с Кривулиным (вернее, НЕ вечер с ним) дал мне понять, что мы должны друг другу уступать. Поэтому периодически у меня читали члены Союза писателей вперемежку со всеми остальными. У нас была замечательная компания: Евгений Попов и Валерий Попов, Михаил Яснов, Слава Лейкин... Это были уже восьмидесятые годы. Потом я родила Полю, и вся светская жизнь закончилась. Мне стало дико интересно воспитывать ребенка и жить ради него.

-          Вы предполагали, что в Чикаго последует продолжение?

-          Да вы что! Недели за две до моего отъезда приехал Ерофеев. После вечера мы ехали с ним на такси к Московскому вокзалу. Говорили совершенно о другом, молчали. И вдруг он сказал, как бы продолжая свою внутреннюю мысль: “...Нет, это-то все фигня. Ты выживешь. А вот с этим-то всем что делать?” Я даже не поняла, о чем он. “Я про вечера, чтения...” Я говорю: “Витя, о чем ты говоришь! Я уезжаю на другую планету...” – “Значит так. Я тебе даю пять лет. Через пять лет надо все это начинать продолжать.” Когда я приехала в Чикаго и начала вживаться в новую жизнь, я часто вспоминала его слова и думала: “Видел бы ты сейчас меня, Ерофеев, как я тут готовлюсь к будущему литературному салону”. На самом деле “на подготовку” ушло не пять лет, а десять. В 1994 году мне позвонила моя знакомая, профессор Индианского университета, и сказала, что приезжает Сережа Гандлевский: “Как бы ему устроить вечер?” Выступление Гандлевского было первым, устроенным мною в Чикаго. Это был абсолютный подвиг с моей стороны, потому что никакого интернета тогда и близко не было. Я сделала ему два выступления в двух разных домах. И там, и там было по сорок человек. По части организации сейчас все стало легче, проще...

-          Почему вы решили продолжать вечера?

-          Мне очень хотелось, чтобы мои дети слышали хорошую русскую речь, чтобы они знали хороших людей в России, чтобы у них появились свои друзья. Я думала: если у нас нет возможности приехать в Россию, пусть они приезжают к нам. Мои друзья стали друзьями моих детей. Им удалось моментально задружиться со всеми нашими гостями. У них образовались уже свои дружбы. Как-то в подарок с приехавшим во второй раз Гандлевским Гриша Чхартишвили передал одну из своих первых акунинских книжечек. На обложке было написано: “Полине и Соне”. А я была ни при чем. Гриша потом объяснил: “Зачем вам посвящения от автора массовой литературы? Но это правильный хороший русский язык. Пускай девочки читают”... После отъезда я пятнадцать лет не ездила в Россию, а когда приехала, было ощущение, что вчера расстались. Не всех, которые приезжают сейчас, я знала по тем временам. Это уже друзья друзей. Так я познакомилась с Верочкой Павловой – подругой моей подруги. Значительным поэтом она стала позже, когда мы уехали. Многим кажется, что у меня установка на звездность. Нет, такой установки нет и никогда не было. Помню, как приехал Володя Сорокин. Никто его совершенно не знал. Сидит очень скромный тихий мальчик, заикается и читает что-то совершенно невероятное. И все слушают, потому что это ИНТЕРЕСНО.

-          Вы не приглашаете тех, кто вам не интересен?

-          Вы употребили правильное слово. Спроси вы по-другому - “Вы ведь не приглашаете тех, кого вы не любите?”, и я отвечу: “Приглашаю”. Слово “интересный” очень двусмысленное. С одной стороны, когда нечего сказать, можно всегда с умным видом произнести: “О, это интересно!” С другой стороны, если есть какое-то любопытство к жизни, сама жизнь становится интересной. Мне нравится смотреть, как слушают люди, смотреть на лица, смотреть, как они смеются, как все выстраивается в единый сюжет. Ведь это все театральное зрелище, это все настолько заразительно!

-          Мне еще нравится “кассирша” Соня у входа...

-          О, да, мне тоже нравятся мои нерыночные рыночные отношения. Оплата происходит просто. На пороге стоит моя дочка с “гробиком” – сначала Полина, теперь - Сонечка. Туда складываются все деньги. Потом они перекладываются в конверт и отдаются гостю. В какой-то период мы настолько не совпадали в деньгах с Россией, что сумма, собранная за вечер гостями “оттуда”, была очень внушительной. Я таким образом могла помочь людям. Помню, на вечере Пригова собралось много людей и образовалась большая пачка денег. Мне было интересно отдать ему большой конверт и написать на нем какую-то сумму. Зная, что Дмитрий Александрович был совсем немеркантильным человеком, я пересчитала деньги. Получилось где-то около семисот долларов. Я отдала ему конверт. Он сказал: “Это моя пенсия за два года”. Он очень удивился тому, что можно почитать стихи, показать людям свое любимое дело и за это получить пенсию за два года. Сейчас уже наоборот. Когда мы жили у Гандлевского, он на третий день пошутил по этому поводу: “Слушай, может вам какой-нибудь вечер устроить? Помочь чем-нибудь?” Как-то мы поменялись местами в последние годы. Сейчас, когда приезжают гости, я стараюсь устроить им тур по университетам. Составляю маршрут заранее. Мой традиционный маршрут – Джорджтаун, Йельский университет, Гарвард, Нью-Хейвен, Амхарст... Мы как-то обсуждали с Шишкиным программу вечера. Я спрашивала, что будет после перерыва. Он спросил: “А зачем перерыв? Можно без перерыва?” Я сказала: “Нет”. Нет, потому что эта часть, вот эти пятнадцать-двадцать минут, когда все чего-то едят, пьют вино и болтают, - одна из самых бесценных вещей, которые происходят в Салоне. Я знаю людей, которые все годы встречаются с другими людьми только там. Им в голову не приходит обменяться телефонами, адресами, встретиться на досуге... Но за эти минуты перерыва они успевают обсудить, что произошло за те полгода, что они не виделись. Это - свое сообщество... Для меня очень важен ритуал. Стульчики, “гробик” у входа, перерыв... Когда я спустя пятнадцать лет приехала в Питер, там обрадовались, что вечера продолжаются. Приехала в Москву, позвонила Ерофееву, сказала: “Знаешь, Витя, мне все-таки удалось продолжить наше дело”. Я не получила никакого восторга в ответ, потому что он уже знал об этом... Я бесконечно ценю в людях любопытство. Помню, как-то в Чикаго приезжал Маленький московский балет. В один вечер они выступали в Northeastern University, в другой – в школе, которая их приглашала. Там я увидела человека, который годами ходит практически на все наши вечера. Я подошла к нему и спросила, как он добрался: “Вы же живете так далеко!” Он ответил: “Вы сказали, и я приехал”. Меня это поразило. Это был не бог весть какой спектакль. Я даже как-то почувствовала себя неловко и извинилась перед ним. Он сказал: “Да нет, это неважно. Это все равно интересно”. Вот я очень ценю таких людей. Людей, которым ИНТЕРЕСНО.

Дорогая Алла! Теперь позвольте “пару слов без протокола”. Присоединяясь к мощному хору поздравлений в День вашего юбилея, я желаю вам сохранить энтузиазм, бодрость, молодость души, страсть к приключениям, неравнодушие ко всем проявлениям таланта. Открывайте новую музыку, новое искусство, новые имена, просвещайте, советуйте, направляйте, негодуйте, если это плохо, возносите до небес, если хорошо, наслаждайтесь всем ярким и неординарным, живите полной жизнью! Пусть вам всегда будет ИНТЕРЕСНО! В общем, оставайтесь такой, какой я знаю и люблю вас вот уже семнадцать лет.

Я желаю процветания ВАШЕМУ и НАШЕМУ Русскому литературному салону. За эти годы гостями Салона были поэты и писатели, художники и актеры, режиссеры и музыканты: Дмитрий Пригов, Андрей Битов, Татьяна и Иван Толстые, Юрий Рост, Сергей Гандлевский, Юрий Норштейн, Мария Степанова, Владимир Войнович, Андрей Загданский, Владимир Гандельсман, Андрей Хржановский, Лев Рубинштейн, Михаил Шишкин, Валерий Белякович, Бахыт Кенжеев, Полина Осетинская... Сколько гостей перебывало в нем - сколько еще будет! Благодаря вашему безупречному вкусу нам посчастливилось познакомиться и пообщаться с теми, кто по праву составляет цвет российской интеллигенции. Каждый из них обладает безупречной репутацией. Таких людей в России становится все меньше и меньше. Гости Салона – всегда в их числе. Им веришь. За них не стыдно. Находя их фамилии в списке тех, кто протестует против агрессий и войн, у меня возникает чувство гордости. Мы знаем этих людей, мы рядом с ними, мы разделяем их ценности. Как сказал недавно Александр Генис (кстати, один из гостей Салона): “Чем тяжелее жизнь на Родине, тем ярче и интереснее жизнь в эмиграции”. Судя по тому, что сегодня происходит ТАМ, скучать в Чикаго нам не придется.

Будьте здоровы и счастливы, дорогая Алла! Выпьем - кто водочки, кто вина, а кто (не будем показывать пальцем) и водички, - до дна! За вас!

И совсем напоследок - несколько строчек из любимого поэта именинницы Владимира Гандельсмана:

Выгуливай, бессмыслица, собачку,
изнеженности пестуй шерстку,
великохлебных крошек я заначку
подброшу в воздух горстку.

И вдруг из-за угла с китайской чашей
навстречу выйдут мне И-Дзя и Дзон-Це,
и превосходной степени в ярчайшей
витрине разгорится солнце.

А теперь - самое главное. Алла Дехтяр устраивает вечер “Салон приглашает... меня!” В программе - непременные для культурного человека атрибуты праздника: литература, музыка и угощение. Алла говорит: “На этот раз гостем Салона буду я. Да, да, это звучит ужасно нескромно, но, заведя себе несколько лет назад Фейсбук, я как-то уютно там обустроилась и время от времени пишу в нем какие-то маленькие рассказики. По скромности и строгости своей я бы не уделяла этому большого внимания, но вдруг оказалось, что у меня появились какие-то благожелательные (по)читатели, и этот мой вечер, прежде всего, - благодарность им. Читать вслух я люблю, делаю это хорошо (натренировалась на детях!) и обещаю вам, что будет весело. После чтения мы будем угощаться, общаться, танцевать и радоваться!

Угощаться и радоваться жизнерадостнее нам помогут мои любимые друзья, изумительные музыканты, бразильское трио “АМАДА” - Ana Munteanu, Luciano Antonio, Luiz Ewerling, - которые будут играть и петь нам свою прекраснейшую любовную босса-нову”.

Замечательные музыканты, родная речь и родной Салон - что может быть лучше этого? Встречаемся на Дне рождения Аллы Дехтяр! Ура!

Nota bene! “Угощаться, общаться, танцевать и радоваться” Аллой и друг другом будем 15 апреля с 5.30 вечера в помещении Congregation Kol Emeth по адресу: 5130 Touhy Ave. Skokie, IL, 60077. Билеты – $20 на гонорар музыкантам. Вопросы - по телефону 773-275-0934.

Фотографии к статье:

Фото 1. Алла Дехтяр

Фото 2. У Лирик-оперы

Фото 3. В парке “Миллениум”

Фото 4. Семья (Алла, Полина, Соня)

Фото 5. С младшенькой

Фото 6. Наша героиня в детстве

Фото 7. “Шарфики” (Соня, Татьяна Толстая, Алла)

Фото 8. Со Львом Рубинштейном

Фото 9. С Юрием Норштейном

Фото 10. Слушая поэта (Сергей Гандлевский)