Дебора Раттер: “Музыка – наш общий дом”. Интервью с президентом Чикагского симфонического оркестра

На прошлой неделе открылся новый, сто двадцать третий сезон Чикагского симфонического оркестра (далее – ЧСО). С августа 2003 года Президентом оркестра является блестящий администратор, тонкий дипломат, умный руководитель, “железная леди” в работе и очаровательная женщина в жизни Дебора Раттер. Именно ей мы обязаны появлением в Чикаго блистательного итальянского дирижера маэстро Риккардо Мути, она была инициатором привлечения к работе с оркестром замечательного виолончелиста Йо Йо Ма. С ЧСО сотрудничают лучшие дирижеры и инструменталисты мира. Зал Симфонического центра почти всегда переполнен. У ЧСО – наилучшие экономические показатели среди всех ведущих оркестров США. В 2012 году журналом “Chicago magazine” Дебора Раттер была названа в числе ста самых влиятельных жителей Чикаго. Одиннадцатый год она умело ведет команду под названием ЧСО через рифы и препятствия к новым достижениям и победам, через тернии – к звездам.

Краткая биографическая справка. Президент ЧСО Дебора Раттер родилась в Пенсильвании. Выросла в городке Энчино (штат Калифорния). Закончила Стэнфордский университет и университет Южной Калифорнии. Работала на разных должностях в Лос-Анджелесском филармоническом оркестре. Последний пост – менеджер оркестра. С 1986 по 1992 год – исполнительный директор Лос-Анджелесского камерного оркестра. С 1992 по 2003 год – исполнительный директор Симфонического оркестра Сиэттла. С 2003 года – президент Чикагского симфонического оркестра.

Перед началом нового сезона в эксклюзивном интервью вашему корреспонденту Дебора Раттер говорит об изменениях в структуре оркестра, рассказывает о его финансовой независимости, делится планами на будущее.

-        В августе исполнилось десять лет, как вы стали президентом ЧСО. Что для вас самое важное в этой работе?

-        Возможность разделить свои чувства и переживания с другими зрителями. Для меня честь и ответственность стоять во главе такого уникального коллектива! У меня прекрасные коллеги, мы хорошо понимаем друг друга. Аудитория в Чикаго замечательная. Она знает, какой прекрасный оркестр играет перед ней.

-        В своей работе вы обязаны заниматься как вопросами творчества, так и финансовыми делами. Как вы балансируете между бизнесом и искусством, искусством и развлечением?

-        Это – один из самых сложных вопросов, которые возникают сегодня в нашей работе. Я не верю, что можно найти экономическое обоснование искусству. Искусство – то, без чего невозможна жизнь, культура делает эту жизнь осмысленной. Мы принимаем не сиюминутные решения на следующую неделю или месяц. Мы ищем решения на длительный срок. В своей работе мне все время приходится думать о будущем.

-        Вам помогают в финансовом плане мэрия города, правительство?

-        Правительство – не то место, где можно искать финансовой помощи. Правительственный грант очень маленький. Он составляет 150 000 долларов при ежегодном бюджете оркестра в 75 миллионов... Мы благодарны за то, что имеем. От правительства и мэра мы получаем поддержку на эмоциональном уровне.

-        Но власть понимает, что Чикагский симфонический оркестр – жемчужина города?

-        Власть понимает и признательна нам за то, что мы есть. Мэр понимает, что мы играем важную роль в представлении Чикаго в мире. А в финансовом плане мы помогаем городу больше, чем город - нам. У Чикаго есть города-побратимы. Когда в прошлом году мы были в России, мы плотно работали с правительством, чтобы представить все возможные элементы сотрудничества Чикаго с Москвой и Санкт-Петербургом. У нас хорошее сотрудничество с властью, но не в финансовом плане.

-        Вы заговорили о гастролях оркестра в России в 2012 году. Что вам запомнилось больше всего?

-        Когда переступаешь порог Большого зала Московской консерватории или Большого зала Санкт-Петербургской филармонии, когда понимаешь, что ты находишься в сердце русской музыкальной культуры, у тебя отнимается дар речи. Сам воздух этих залов пропитан Музыкой. Когда я сидела в зале рядом с русской публикой – подготовленной, образованной, интеллигентной, - я ловила себя на мысли, что сама слушала музыку по-другому. В России я чувствовала, с каким вниманием публика воспринимает музыку, я ощущала признательность оркестру за его искусство.

 

Мы встретились с Деборой Раттер в ее просторном кабинете на четвертом этаже Чикагского симфонического центра. Всю стену за столом занимает книжный шкаф. Книги, в основном, о музыке и музыкантах. На столе – семейные фотографии, сувениры. На стенах - картины, портреты великих дирижеров, руководивших ЧСО в разные годы (сэр Георг Шолти, Бернард Хайтинк, Риккардо Мути). Я попросил рассказать Дебору о семье, детстве, первых занятиях музыкой.

-        Мои родители познакомились, когда учились в колледже и участвовали в постановке оперы “Сон в летнюю ночь”. Они любили музыку с детства. Моя мама работала брокером в финансовой компании. Сейчас она на пенсии, играет на фортепиано на любительском уровне. Отец – юрист. Он давно мог выйти на пенсию, но по-прежнему работает. Взять в руки инструмент меня заставила школьная система, и родители всегда убеждали меня в необходимости музыкальных занятий. Я начала с фортепиано, а потом попробовала играть на скрипке. Даже играла в школьном оркестре. Я любила заниматься музыкой.

-        Каковы ваши первые музыкальные впечатления?

-        Они связаны с радио, потому что мои родители всегда слушали музыку по радио. А в школьном оркестре в пятом классе я играла “Арлезианскую сюиту” N1 Жоржа Бизе. Я абсолютно влюбилась в эту музыку. Пожалуй, это самое яркое музыкальное впечатление детства.

-        Вы мечтали о карьере музыканта?

На этот вопрос Дебора вначале ответила отрицательно: “Нет, никогда”, а потом добавила:

-        Впрочем, это не так. В восьмом классе я стала задумываться о будущей жизни. В моем “диком” списке были специальности лесничего (я любила работу на воздухе), музыканта и астронавта. В то время мать Майкла Тилсона Томаса (нынешнего музыкального руководителя Сан-Францисского симфонического оркестра. – Прим. автора.) была моей учительницей по истории. Она была одной из первых, кто рассказал мне о том, каких усилий требует профессия музыканта. Я очень хорошо запомнила нашу беседу... Я любила музыку, но не была готова посвятить ей всю жизнь в качестве музыканта. Будучи в колледже, устроилась на летнюю работу в Hollywood Bowl – дом Лос-Анджелесского филармонического оркестра, а сразу после школы, в двадцать один год, получила работу в оркестре на полную ставку. Мне повезло пройти все ступени административной работы в оркестре: от рядового сотрудника до исполнительного директора. Всего в Лос-Анджелесе я провела четырнадцать лет. Потом почти одиннадцать лет я работала в той же должности в Симфоническом оркестре Сиэттла.

-        Что вы вспоминаете сегодня о том времени?

-        С Лос-Анджелесским филармоническим оркестом я застала великих дирижеров. Первым музыкальным руководителем оркестра был Карло Мария Джулини. Главным приглашенным дирижером был Саймон Рэттл, приглашенным дирижером был Майкл Тилсон Томас. Потом были Андре Превин и Эса-Пекка Салонен. В Лос-Анджелесе в 1979 году я впервые встретилась с Пьером Булезом. Он был для меня важным наставником. Моим боссом был “блестящий тиран” Эрнест Флейшман... Это было время интенсивной учебы. Я была молода и набиралась опыта, общаясь с Великими. С Эса-Пекка мы до сих вспоминаем те времена.

-        Скучаете по Лос-Анджелесу?

-        Да, переезд с Западного побережья на Средний Запад был шоком. Сразу пришло осознание, что я в настоящем напряженном городе. А потом я полюбила Чикаго. Конечно, я скучаю по Калифорнии. Я привыкла к природе, а Чикаго не славен своей природой. (Улыбается.)

-        Какие ваши любимые места в Чикаго?

-        Мне нравится центр города. Мы сами живем немного севернее, в районе Lakeview. С другой стороны, когда есть такая возможность, я люблю исчезать на выходные в Висконсин. Мой муж – профессор Индианского университета, он ездит на работу в понедельник и возвращается в пятницу.

-        Кем вы считаете себя в первую очередь: президентом, администратором, менеджером?

-        Профессиональным любителем музыки. (Улыбается.) Я посещаю огромное количество концертов ЧСО, других оркестров и солистов. Мой муж – музыкант, и я хожу на его концерты. Моя дочь – музыкант, и я посещаю ее концерты. Весь день я слушаю музыку. Иногда мне хочется взять тайм-аут, чтобы ухо приобрело “свежесть”. Это большая привилегия, большая честь и большая ответственность.

-        Как бы вы охарактеризовали ваш стиль работы с людьми?

-        Я стараюсь найти консенсус, верю в “стандарты совершенства”, установленные историей оркестра. Все, что мы делаем, должно быть в рамках этих стандартов. Оркестр сушествует только потому, что существуют зрители и слушатели. В противном случае он превратится в группу музыкантов, играющих на сцене для самих себя. Нам нужно иметь прочные дружественные взаимоотношения с аудиторией. В прошлом во главе оркестра были музыканты, которые говорили, что занимаются только музыкой...

-        Одним из них был маэстро Даниэль Баренбойм. В последние годы он жаловался на то, что приходится тратить много времени на разговоры со спонсорами, говорил: “Я не хочу говорить о деньгах – я хочу говорить об искусстве”.

-        Я не согласна с этим. Я считаю, что оркестр годами, десятилетиями выстраивает долгосрочные отношения с аудиторией. Пьер Булез был одним из тех, кто говорил об этом. И нынешний руководитель оркестра Риккардо Мути согласен с этой концепцией. Я не прошу маэстро Мути говорить о деньгах. Я прошу говорить его о том, почему необходимо искусство, почему важна музыка, что стоит за тем или иным произведением. Я прошу его вступать в диалог со зрителями. Музыка не существует изолированно. Чем интереснее аудитория, тем лучше концерт. Концерты в Москве и Санкт-Петербурге были замечательными, потому что аудитория была замечательной! Мы играли концерт в Мексике в хорошем концертном зале с ужасной акустикой, и это был прекрасный концерт, потому что аудитория была прекрасная. Все зависит от публики.

-        Приезд в Чикаго Риккардо Мути был сенсацией мирового масштаба. Вы неоднократно рассказывали о том, чего стоило вам уговорить маэстро. Сейчас начинается его четвертый сезон в качестве музыкального руководителя. До окончания пятилетнего контракта с ЧСО осталось два года, и пора думать о продлении. Все ожидали от вас такого предложения еще осенью, но маэстро Мути его так и не получил. Неужели кто-то в оркестре и в администрации против продления с ним контракта?

-        Если вы не знаете об этом, не означает, что ничего не происходит. Просто надо еще немного подождать.

-        Я надеюсь, что маэстро останется с оркестром на второй срок.

-        Я думаю, вы не одиноки в этом желании.

-        Хорошо. Даже если предположить, что маэстро останется еще на пять лет, не пора ли начинать операцию “Преемник”?

-        В книге “Памятка менеджеру оркестра” сказано, что выбор следующего музыкального руководителя надо начинать на следующее утро после подписания контракта с нынешним. Процесс выбора кандидата – это постоянный процесс. Знакомиться с новыми именами, приглашать их в Чикаго просто необходимо. Маэстро Мути всегда с пристрастием относится к нашим кандидатурам. Он всегда готов предоставить талантливым дирижерам возможность продемонстрировать свои способности, а оркестру – узнать их в работе. Нам повезло, что Бернард Хайтинк и Пьер Булез помогли нам в переходное время и возглавили оркестр.

-        Первый гобоист оркестра Евгений Изотов пересказал мне фразу, произнесенную Хайтинком на репетиции: “Если бы у меня была вторая жизнь, я бы хотел провести ее с ЧСО”.

-        Когда я встретилась с Хайтинком в Чикаго, он тоже сказал, что хотел бы быть помоложе, чтобы возглавить оркестр... У нас нет отборочной комиссии, но мы смотрим в будущее. Мы должны выстраивать долгосрочные взаимоотношения с дирижерами. Неправильно будет сказать: “Через четыре года или через пять лет этот человек станет новым руководителем оркестра”. Времена меняются, мы не знаем, что будет дальше, кто и когда “выстрелит”, но готовиться надо заранее.

-        Позвольте все-таки назвать несколько имен. В последнее время все только и говорят, что о Густаве Дудамеле. Как вы к нему относитесь?

-        Я считаю, что он – замечательный музыкант. Его талант развивается, он совершенствуется в новом репертуаре. Он дирижировал ЧСО за несколько дней до его назначения новым музыкальным руководителем Лос-Анджелесского симфонического оркестра. Сегодня он делает прекрасные концерты в Лос-Анджелесе. Через несколько лет мы вновь встретимся с ним в Чикаго.

-        У меня есть свой кандидат в руководители ЧСО. Его имя – Кирилл Петренко.

-        Очень талантливый музыкант. Он прекрасно провел концерты с нами в прошлом году.

-        Как вы считаете, можно ли Петренко и Дудамеля рассматривать в качестве возможных преемников Риккардо Мути?

-        Конечно, мы следим за ними и продолжаем сотрудничать с ними. Так же, как и с другими дирижерами.

-        В России и Европе в оркестре наряду с музыкальным руководителем работают вторые дирижеры и ассистенты дирижера. В ЧСО все сконцентрировано вокруг фигуры музыкального руководителя. Вы собираетесь по-прежнему придерживаться такой структуры?

-        У нас нет ассистента дирижера, но есть дирижеры, которые на протяжении долгих лет близко знают оркестр и возвращаются в него каждый год или через год. У нас есть фонд The Solti Fellow, который поддерживает и материально поощряет молодых дирижеров. Когда у нас был первый разговор с маэстро Мути, мы обсуждали вопрос ассистента. Тогда Мути сказал, что хотел бы сам получше узнать оркестр. В ближайшее время мы вернемся к вопросу структуры оркестра. Вы угадали: мы как раз подошли к этому моменту, и пора заниматься поисками.

-        Ваши кумиры в музыке?

-        В молодости я была поражена мощью Малера и Стравинского, предпочитала музыку начала XX века. Когда я стала работать с камерным оркестром Лос-Анджелесской филармонии и слушать Гайдна, Моцарта и особенно Баха, я влюбилась в старинную музыку. Трудно назвать одного композитора. Музыка безгранична, ее язык интернационален. Мы все разговариваем на этом языке, и нам не требуется переводчик.

-        Многие говорят о консервативности американской публики...

-        Вы считаете, что в США публика более консервативна, чем в Европе? Мы предлагаем современную музыку для наших гастрольных концертов, но в Европе отказываются.

-        Публика везде предпочитает слушать Бетховена и Чайковского, а не Адамса и Губайдулину. Что в этом отношении должен делать оркестр?

-        Продолжать исполнять современную музыку. Это то, что делает Риккардо Мути. Мы представляем огромное количество концертов, и люди приходят на них. Разнообразие огромно: от фестиваля Бетховена до серии “Новая музыка”. Сейчас в нашем репертуаре много произведений Верди. Мы не играли Верди до приезда маэстро Мути. Это тоже новый репертуар для большинства нашей аудитории! (Смеется.) Не забывайте, что в Америке мы представляем гораздо больше музыкальных концертов, чем в любом европейском городе. Мы делаем три-четыре концерта с одной программой. Какой еще город делает это? Москва, Лондон, Вена – все играют одну программу один вечер, а мы – четыре. У нас одну программу слушают восемь тысяч человек, и таких программ очень много. Мне интересно, посещают ли симфонические концерты Венского филармонического оркестра ежегодно двести тридцать тысяч человек, как это происходит в Чикаго?!

-        Но в Чикаго есть только один оркестр мирового уровня, а в Москве, Лондоне, Вене, Берлине я могу назвать вам четыре-пять замечательных оркестров. Они все конкурируют друг с другом и борятся за зрителя. В Чикаго нет такой конкуренции.

-        Хорошо, когда вы можете содержать на хорошей зарплате больше ста музыкантов и предлагать прекрасные концерты. Большей проблемой было бы наличие двух оркестров, соперничающих друг с другом. В Чикаго есть оркестр Грант-парка, представляющий оригинальные программы, оркестры северных пригородов. Вы правы, они находятся на другом уровне, но они работают усердно и выживают. Конечно, хорошо иметь много прекрасных оркестров, но надо позаботиться о том, чтобы музыканты этих оркестров имели достойные условия работы.

-        Что самое трудное в работе президента оркестра?

-        Я пытаюсь приобщить людей к уникальному опыту живого сопереживания и соучастия с музыкой. Это то, чего нельзя коснуться, но можно услышать. Делать это становится сложнее. Меня больше всего интересует работа с молодой аудиторией. Видеоигры, гаджеты отвлекают их от человеческого общения. Чтобы погрузиться в музыку, нужно выключить все лишние устройства.

-        В среде музыкантов и любителей музыки существует выражение “чикагский звук”. Мне бы хотелось услышать, как его понимает президент оркестра.

-        Я думаю, что в последнее время “чикагский звук” во многом изменился. Мы не концентрируемся на отдельной секции – мы гордимся оркестром целиком! Конечно, на протяжении десятилетий у нас были замечательные контрабасы. Они такими и остались. Но при этом у нас прекрасная духовая группа, мы гордимся своими струнными. Сегодня Чикагский оркестр на редкость четко сбалансирован, и можно говорить лишь об особенном качестве, интенсивности звука и эмоциональной составляющей.

-        Я желаю вам и великому ЧСО успехов и процветания!

-        Спасибо. Я хочу поблагодарить русскоязычную аудиторию за поддержку, за интерес, который она проявляет к концертам ЧСО. Музыкальное наследие России изменило мир, и мы благодарны России за это. Она сыграла определяющую роль в развитии мировой музыки. А музыка - наш дом, наш общий дом.

 

Фотографии к статье:
Фото 1. Дебора Раттер. Фото Тодда Розенберга
Фото 2. Дебора Раттер, Риккардо Мути и студенты музыкальной школы при Columbia College Chicago. 21 сентября 2013 года. Фото Тодда Розенберга
Фото 3. Дебора Раттер выступает на пресс-конференции. Март 2013 года. Фото Сергея Элькина
Фото 4. На концерте Чикагского симфонического оркестра. Фото Тодда Розенберга