Режиссер, педагог, актер Гарий Черняховский –
личность в театральном мире легендарная. Выпускник
Театрального училища (сейчас – Театральный институт) имени Б.Щукина (курс
В.Эуфера и Е.Симонова), он
ставил спектакли в ведущих московских театрах. Среди его наиболее известных
постановок – “Зойкина квартира”, “Принцесса Турандот”, “Я
пришел дать вам волю” в Театре имени Вахтангова, “Высокий” в Театре имени
Маяковского (композитором спектакля был Эдисон Денисов), “Сашка” в Театре имени
Моссовета, “Встречи на Сретенке” в Ленкоме. Несколько лет работал в
Вахтанговском театре заместителем художественного руководителя Михаила
Ульянова. Был режиссером программы “Древо
жизни” в Ленинградском театре миниатюр
Аркадия Райкина, одним из создателей и постоянным режиссером-постановщиком популярной телевизионной программы
“Вокруг смеха” на Центральном телевидении. Много лет Черняховский преподавал в родном институте. С 1994 года работает
в США. Преподавал актерское мастерство и режиссуру в Институте театра и кино Ли Страсберга и Гарвардском университете. Был продюсером и режиссером программы “Прогулки по Бродвею” и документального сериала “Легенды и явления культуры Америки” на телеканале “Культура”.
Работал с Вячеславом Полуниным над постановкой его “Снежного шоу” (“Slava’s Snow Show”). В 2012 году поставил мюзикл “Времена не выбирают” в Московском театре
мюзикла.
В эксклюзивной беседе с вашим корреспондентом
Гарий Черняховский раскрыл некоторые подробности предстоящего
спектакля.
-
Пьеса Ричарда Баэра – хорошо сбитая,
профессиональная, коммерческая (не побоюсь этого слова) пьеса. Не авангард, не
драматургия уровня Дэвида Мамета или Тони Кушнера, а обычный драматургический
мейнстрим. Таких пьес полно в Америке. На них держится любой театр.
-
Как вы думаете, при всем различии в ситуациях и
общественном фоне можно ли пьесу Баэра поставить в один ряд с пьесами хорошо
известных вам Арбузова или Злотникова? Вспоминаются такие названия, как
“Старомодная комедия”, “Пришел мужчина к женщине”, “Уходил старик от старухи”.
-
Интересный вопрос. Начну с того, что эти имена и
пьесы мне действительно хорошо известны. С Алексеем Николаевичем Арбузовым я
общался, когда я был молодым, а его считал стариком. (Смеется.) С Сеней
Злотниковым мы дружили, я ставил его пьесы. Это разные поколения и разные
драматургические лаборатории. Кроме того, что все вышеперечисленные пьесы
рассказывают о пожилых людях, в остальном, конечно, они различны.
Психологические портреты героев, их отношения друг с другом, с детьми – все
другое... Живя в России, я никогда не хотел ставить современные зарубежные
пьесы (за исключением, может быть, Жана Ануя). Я считал, что не знаю нюансов
зарубежной жизни, а все держится, как известно, на нюансах. Пьеса Баэра - пьеса
типично американская.
-
Что вас привлекло в ней?
-
Когда мы молоды, нам кажется, что жизнь людей,
которым за шестьдесят, бессмысленна и неинтересна. В этом возрасте разговор о
любви, привязанности, нежности уже как бы идти не может. “Какая любовь – они же
старики!” По мере того, как человек становится старше, он пересматривает свои
взгляды на окружающий мир и понимает, как ошибался. Оказывается, у пожилых
людей тоже есть чувства, есть данная небесами способность любить и желание быть
любимым. И это от возраста не зависит... Герои пьесы - близкие друзья. Так
сложилась жизнь, что Она (Марина Карманова) потеряла мужа, а Он (Вячеслав
Каганович) – жену. Они остались неприкаянными. Мне больше нравится слово
“неприкаянность”, чем “одиночество”. Наш спектакль - о неприкаянных людях,
нашедших друг друга. Будучи уже немолодыми людьми, ничто человеческое им не
чуждо. И я, тоже немолодой человек, их очень хорошо понимаю. Это то, что меня
“зацепило” в этой пьесе... В этическом плане история наша непростая. Сходятся
жена друга и муж лучшей подруги. По мере развития сюжета преодолевается
ощущение греховности, свойственное этим персонажам. В жизни, конечно, таких
случаев очень много... История эта не пошлая. Своим поведением герои пьесы
говорят: “Я еще живой”, “Я еще живая”. Мы разбираемся, действительно ли у них –
людей за шестьдесят - возникло чувство друг к другу, подобное чувствам Ромео и
Джульетты.
-
А как вы сами отвечаете на этот вопрос?
-
Я считаю, что это любовь. Любовь на фоне
неприкаянности. Типично американский сюжет: и у него, и у нее сложности с
детьми. У него нет душевного общения с сыном. Они видятся раз в год, и это его
угнетает. У вдовы две дочери. Они встречаются с ней, как она говорит, “по
очереди, выполняя свой долг хороших детей”. Наших персонажей объединяет тоска
по вдохновению, тоска по азарту. Это – любовь.
-
Кроме двух главных действующих лиц, в спектакле
есть еще два персонажа. Какова их роль в развитии сюжета?
-
Поначалу кажется, что эти персонажи -
второстепенные. Они – грузчики, которые перевозят героиню из Нью-Йорка во
Флориду. Их играют Борис Кофман и Роман Тихонов. Грузчики приходят в дома
людей, наблюдают за ними. Чей-то дом им абсолютно безразличен, чей-то
привлекает внимание. Не мебель, не обстановка - внимание привлекают хозяева. У
грузчиков огромный опыт, глаз у них наметанный. Они видят все: эти скаредные
люди, а те - щедрые, эти неприятные, а те - милые... Все происходящее на сцене
рассказывается от лица грузчиков. Такой прием дает возможность посмотреть на
эту историю немного по-другому.
-
Театр в театре?
-
Другой взгляд на ту же самую историю. Глазами
грузчиков, глазами клоунов...
-
Автор называет пьесу “лирической комедией”. Вам не
кажется, что ваша концепция богаче и глубже того, что задумал автор? Ведь если
ставить все так, как написано, то получится обычная “лирическая комедия” и
ничего больше.
-
Я думаю о пьесе с точки зрения людей моего
поколения... Вообще, в нашем спектакле артисты, играя свои роли, одновременно
как бы рассказывают о них – получается своеобразный эффект отстранения. Важно,
что все происходит на фоне музыки. Если у автора четыре персонажа, то у нас –
шесть. Не шесть персонажей в поисках автора, как в пьесе Луиджи Пиранделло, а
шесть персонажей, рассказывающих историю двух главных героев пьесы.
Полноправными участниками спектакля являются скрипач Михаил Клейнерман и
гитарист и композитор Михаил Сычев. Говоря совсем упрощенно, в душе героя
звучит мелодия на гитаре, в душе героини играет скрипка. Параллельно дуэту
героя и героини на протяжении всего спектакля звучит музыкальный дуэт скрипки и
гитары. Два рассказчика – где-то отраженно, где-то иллюстративно - передают
эмоции основных персонажей с помощью как оригинальной музыки Сычева, так и
музыки молодости наших героев (обработки некоторых известных музыкальных тем
для гитары и скрипки). А декорации к спектаклю создает прекрасный художник
Ирина Ратнер.
-
Вам легко работается с актерами?
-
Процесс работы с актерами всегда проходит нелегко.
С кем бы ты ни ставил спектакль, пока не найдешь языка именно для данной
постановки, успеха не будет. Ведь на эту историю можно посмотреть по-разному.
Кто-то скажет: “Ну как она могла!” Или: “Как ему не стыдно!” Эти мысли могут
возникнуть и у артистов, в их представлении о роли, жизни, морали, этики. Мне
было важно выработать один язык в смысле понимания того, что происходит с
нашими героями. Мне кажется, что с Мариной Кармановой и Вячеславом Кагановичем
мы такой язык нашли. Они понимают меня, мы говорим с ними на одном театральном
языке. А что получится – увидим на премьере!
-
Я уверен, что нас ждет много сюрпризов!
-
Многое решается на небесах, и предсказать нельзя
ничего. Я надеюсь, что да.
-
Давайте перенесемся немного назад. Это правда, что
вы открыли Юлию Рутберг в спектакле “Зойкина квартира”?
-
Она была моей студенткой в Щукинском училище. Этот
спектакль был дипломным спектаклем курса, и Рутберг в том спектакле НЕ играла
Зойку. Когда Михаил Ульянов стал художественным руководителем Вахтанговского
театра, он предложил сделать этот спектакль репертуарным. И уже на сцене
Вахтанговского главную роль в спектакле сыграла молодая талантливая Юлия.
-
Которая потом стала одной из лучших актрис своего
поколения...
-
Я очень рано стал преподавать. Сам еще учился, а
уже работал педагогом. “Через меня прошли” многие, моими студентами были
Евгения Симонова, Максим Суханов, Сергей Маковецкий, Сергей Жигунов...
-
Вы первый раз в Чикаго?
-
Нет. В далеком 1990 году Чикаго оказался первым
городом в Америке, который я посетил. Я приехал с Вахтанговским театром, и,
кстати, именно здесь мы начинали репетировать “Принцессу Турандот”.
-
Я как раз хотел попросить вас рассказать подробнее
об этом спектакле.
-
Спектакль “Принцесса Турандот” был заказным. Я
сделал его по просьбе Михаила Александровича Ульянова. В те годы я работал в
театре Вахтангова, был заместителем Ульянова по художественной части. Красиво
звучит, но я искренне не хотел этим заниматься. (Смеется.) Тем не
менее... 12 ноября 1991 года отмечалось семидесятилетие театра, и Ульянов
попросил к юбилею восстановить спектакль. Как известно, существует оригинальная
версия спектакля Евгения Вахтангова 1921 года, которую (тоже к юбилею)
восстановил Рубен Николаевич Симонов. Он был участником спектакля, играл
Панталоне. О таком же восстановлении, но с молодыми актерами просили и меня, но
я понял, что просто восстановить спектакль не получится. Театр – особая,
динамичная материя. Восстановить можно картину, но не спектакль. Я решил
сделать спектакль по мотивам “Принцессы...”. Это взгляд нашего современника на
классический спектакль Вахтангова. В нем все немного иронично, немного
грустно... Когда мы с моим другом, замечательным художником Олегом Шейнцисом
погрузились в атмосферу “...Турандот”, то обнаружили, что декорации
супрематиста Игнатия Нивинского были выполнены не так, как задумал Нивинский и
как это видно на его эскизах. Причин тому может быть много. В то время
сценография не имела такого большого значения, плюс Евгений Багратионович
сильно хворал, и многие вещи были отданы на откуп артистам. А артистам – при
всем к ним уважении – надо, чтобы им было удобно играть. Тут стоит колонна
супрематическая или там, метр туда, метр сюда – какая разница? С Олегом мы
занялись скрупулезнейшим исследованием эскизов Нивинского и восстановили ту
декорацию, которая была в подлиннике. В результате картинка, которая возникла
на сцене, зазвучала совершенно по-другому. Мы сделали для подиума
самостоятельную рампу. В конце спектакля подиум поднимал актеров вверх и
сбрасывал вниз, как недостойных играть классический спектакль... “Принцесса
Турандот” был красивый спектакль, навеянный грустной, ностальгической идеей – уходом
эпохи.
-
Вам интересно жить в Америке, Гарий Маркович?
-
Да, очень. В Америке богатейшая литература,
культура, театр. Я работаю в Америке с 1994 года, но еще долгие годы жил на два
дома, приезжая из Москвы в Нью-Йорк и возвращаясь обратно в Москву. Постоянно я
живу в США с 2001 года. В том году у нас появился свой дом. Я живу в Нью-Джерси
на берегу Гудзона. Мои окна выходят на Манхэттен. Пейзаж очень красивый и
урбанистический, что для меня достаточно привычно. С этим видом связаны не
только приятные, но и очень грустные воспоминания. За несколько дней до
страшных событий 11 сентября 2001 года у меня гостил мой близкий друг, художник
Давид Боровский. В это время он делал оперу “Демон”. Показывая на Манхэттен, он
вдруг сказал: “Старик, мне привиделась картина, как Демон летит над городом”. А
я продолжил: “Прилетел, стал перед башнями и руки расставил”. Какое страшное
пророчество! Через несколько дней все и случилось. Первым, кто мне дозвонился
через час-полтора после теракта, был Давид... Из разных лоскутков ткани он
сделал очень красивую инсталляцию Манхэттена. Она висит у меня дома.
-
Как вы думаете, почему американский драматический
театр вторичен и не сравним по популярности с мюзиклами?
-
Я для себя вывел такую формулу. Когда я бываю в
Нью-Йорке на Восьмой авеню, Таймс-сквер или в районе Гринвич-виллидж, я попадаю
в театр на улице. На одном пятачке – оркестр латиноамериканцев из Гватемалы, на
другом – афроамериканский гитарист, играющий джазовые мелодии, рядом - голый
ковбой, выдвинувший свою кандидатуру на пост мэра, еще дальше кто-то поет
кантри, кто-то танцует, кто-то митингует... На улицах Нью-Йорка можно увидеть
настоящий площадной театр, которого нет в Москве и России. В этом смысле
драматический театр в российском и европейском представлении в Нью-Йорке вторичен,
потому как не очень востребован. На фоне яркого ежеминутного фестиваля на
нью-йоркских улицах доминирует мюзикл, а драма проигрывает. В регионах ситуация
другая. В Бостоне есть замечательный Американский репертуарный театр, в Чикаго
- театр Гудман, в Сан-Франциско – Театр-консерватория (American Conservatory Theater), в
Миннеаполисе – театр Гатри и театр Джун Лун. В театре Гатри два спектакля
ставил Анатолий Эфрос. Он был поражен этим театром – об этом он написал в своих
воспоминаниях. А в театре Джун Лун в свое время я занимался с актерами (Theatre de la Jeune Lune – “Театр новой луны” - из-за финансовых проблем закрылся в июне 2008 года.
– Прим. автора.). Мы должны были там с Давидом Боровским ставить
“Мастера и Маргариту”. К сожалению, этот проект так и не состоялся... Так что
вторичность драматического театра – явление исключительно нью-йоркское. Его
нельзя переносить на всю страну. В Чикаго по части драматического театра все
обстоит в высшей степени благополучно.
Nota bene! Единственный премьерный спектакль “Тустеп на фоне
чемоданов” Театральной студии Вячеслава Кагановича “By The Way” пройдет 25 января в 7 часов вечера в помещении Christian Heritage Academy, 315 Waukegan Road Northfield, IL 60093. Заказ билетов по телефону 847-498-3400, а также в театральных кассах Чикаго
и пригородов. Все подробности о Театральной студии - на сайте http://www.bythewaytheater.com/index.html.
Фотографии к статье:
Фото 1. Гарий Черняховский
Фото 2-6. Сцены из спектакля “Тустеп на фоне чемоданов”
(Все фото Бориса Яновского)
Комментариев нет:
Отправить комментарий