9 мар. 2008 г.

За кулисами сцены, или вокруг “Евгения Онегина”

Наблюдать за репетициями спектакля, доложу я вам, уважаемые читатели, и видеть, “из какого сора растут [они], не ведая стыда”, бывает даже интереснее, чем оценивать готовый результат. А когда речь идет о знакомых с детства пушкинских строках и музыке Чайковского, когда увиденное накладывается на собственные образы, ассоциации, сравнения, то на происходящее на сцене смотришь не отстраненным взглядом холодного зрителя, а волнуясь и сопереживая. Признаться, давненько в театре я не испытывал такого душевного подъема, как в последнюю перед премьерой неделю в Лирик-опере. Гениальные стихи Пушкина, гениальная музыка Чайковского, встречи с замечательными артистами, душевная, домашняя атмосфера, царившая в театре, - все сошлось, все соединилось в спектакле “Евгений Онегин”. Мне повезло - я присутствовал на нескольких репетициях этой оперы, смотрел, как ставят декорации, как гримируются артисты, как работают технические службы театра. Скажу сразу: увиденное произвело на меня неизгладимое впечатление. Лирик-опера работает как хорошо отлаженная профессиональная машина. Никакой суеты и лишних движений. Каждый знает свое место, каждый выполняет свою работу.
Режиссера-постановщика Роберта Карсена в Чикаго нет. Возобновлением его спектакля занимается режиссер Паола Суоцци. Она работала ассистентом режиссера в Сан-Францисской опере, с 2005 года служит артистическим директором Шекспировской компании в Милуоки. “Евгений Онегин” – дебют Паолы на сцене Лирик-оперы. (Спасибо ей за то, что разрешила мне присутствовать на репетициях. Без ее любезного согласия не было бы этой статьи.) Она приехала в Чикаго с маленьким ребенком. Во время репетиций ребенок иногда оставался под чьим-то присмотром, а она, останавливая аккомпаниатора (я наблюдал за сценической репетицией без оркестра), энергично выбегала на сцену и делала замечания. Когда ребенок не хотел оставаться с чужими, она брала его на руки и шла на сцену с ним.
Больше всего ей приходилось работать с хором. Дважды отрабатывалась сцена, начинающаяся словами: “Скоры ноженьки со походушки”. И дальше: “Уж как по мосту-мосточку, по калиновым досочкам...” Я слушал хор крестьян и думал, что и носителю языка трудно произнести такое, а тут – американцы! Акцент, конечно, существует, но чувствовалось, что над русским языком много работали. Впрочем, работа с хором – это дело хормейстера. Особенность сценической репетиции с фортепиано состоит в другом – в отработке мизансцен. Паола Суоцци отрабатывала выход хора на сцену, расставляла мужчин и женщин, показывала движения и танцы. На такой репетиции особое внимание уделяется движениям, декорациям, реквизиту. В начале репетиции рабочие сцены аккуратно раскладывали кленовые листья. Они – лейтмотив спектакля, они сопровождают героев на протяжении всего действия.
К Паоле приставлены два ассистента. Они записывают ее замечания, неотступно следуя за ней. Иногда она не выходила на сцену, а общалась с ассистентами по телефону, а они уже, следуя ее замечаниям, работали с участниками спектакля.
Сэр Эндрю Дэвис – дирижер спектакля и музыкальный руководитель театра – не вмешивается в репетиционный процесс. Во время работы режиссера с артистами он разговаривал с музыкантами и просматривал партитуру. Сэр Дэвис был первым, кого я встретил, подойдя к дверям театра. Он стоял на улице и курил. Я поздоровался, он радостно ответил. Я представился. Услышав мое имя и название газеты, которую вы сейчас читаете, на его лице засияла такая счастливая улыбка, как будто он всю жизнь ждал того дня, когда журналист русской газеты посетит, наконец, его репетицию. Он не раз дирижировал “Евгением Онегиным”, прекрасно знает партитуру, влюблен в музыку Чайковского и надеется, что спектакль получится. Обменявшись со мной несколькими фразами, он стремительно удалился. Всегда живой, энергичный, жизнерадостный. В театре его называют уважительно – Маэстро!
А с генеральным директором театра Уильямом Мэйсоном (в театре он для всех просто Билл) я встретился в зрительном зале. Более отзывчивого и благодарного зрителя трудно себе представить! Он просидел три часа на обычной технической репетиции, влюбленными глазами смотрел на артистов, аплодировал солистам после каждой арии. Было такое впечатление, что сидит не чиновник, не директор театра, а оперный фанат, единственная радость которого – услышать любимую арию или любимого артиста. Я смотрел на него и радовался живучести традиций... Хотел написать “отцов-основателей”, но нет: оперному Чикаго везло на инициативных женщин! В начале двадцатых годов XX века сопрано Мэри Гарден являлась директором оперной компании. Именно женщине обязана своим появлением на свет Лирик-опера – ее создала Кэрол Фокс. Именно женщина определяла ее направление и в дальнейшем - после смерти Фокс на протяжении шестнадцати лет театр возглавляла Ардис Крейник. Так что про “отцов...” умолчу.
Уильям Мэйсон в полном смысле этого слова вырос в Лирик-опере. В первые три сезона в театре, еще учась в школе, он пел в детском хоре, а после окончания учебы прошел все ступеньки административной лестницы. И вот одиннадцатый год Мэйсон служит генеральным директором. Уходя на пенсию, в своем прощальном слове Крейник отметила, что “невозможно придумать лучшую кандидатуру, на которую я могла бы оставить оперу”. Действительно, вся жизнь Мэйсона неразрывно связана с Лирик-оперой, и, конечно, нет более пристрастного зрителя, чем он.
Уникальный коллектив собрался в театре и уникальные руководители! Оперные фанатики и энтузиасты, они думают в первую очередь о театре, о городе, о зрителях и только потом – о себе. И в этом тоже видна преемственность традиций. На этапе зарождения театра дирижер Никола Рескиньо урезал себе зарплату, когда становился за дирижерский пульт, а Кэрол Фокс и ее единомышленник, торговец недвижимостью и фанат оперы Лоуренс Келли не только не брали денег из театральной кассы, но и сами вкладывали туда свои личные сбережения. Сегодня, к счастью, финансовое положение оперы стабильно и такие жертвы не требуются.
Вообще, доброжелательная атмосфера, домашняя обстановка, простота в отношениях в Лирик-опере поражает всех. Об этом в один голос говорили мне самые прославленные артисты – Лариса Дядькова, Владимир Галузин, Дмитрий Хворостовский, Дина Кузнецова, Нино Сургуладзе, Виталий Ковалев. В этом театре чувствуешь себя уютно, в нем нет привычной удаленности руководства от артистов. Этим Лирик-опера выгодно отличается от других, ведущих театров мира.
Техническая репетиция проходила так. На сцене расположились все участники спектакля. В первом ряду – солисты. За ними – хор. Прогоняется вся опера целиком, с оркестром. Теперь уже Паола Суоцци не вмешивается, замечания делает только маэстро Дэвис.
Я попал на первую такую репетицию. Дирижер представил солистов. Хор с радостью встретил их. Солисты познакомились друг с другом. Дина Кузнецова (Татьяна) из всего состава участников работала только с Франком Лопардо (Ленский). В прошлом сезоне они образовали прекрасную пару в “Риголетто”: Кузнецова – Джильда, Лопардо – Герцог. Дмитрий Хворостовский хорошо знаком с Нино Сургуладзе. Они пели в “Онегине” в “Ковент-гардене”: он был Онегиным, она – Ольгой. Первые репетиции прошли без Хворостовского. Он простудился и задержался в Москве. Приехал накануне, был смертельно уставший, но, как обычно, шутил и был в центре внимания. Я спросил у него после репетиции: “Вы легко находите контакт с коллегами-исполнителями?” Он ответил: “На сцене – да. Во время репетиций я очень коммуникабельный, люблю пошутить. Я как-то уже за много лет избрал для себя определенную манеру поведения, в которой мне легко и другим со мной легко”. Хворостовский невероятно обаятелен, он излучает положительную энергетику, создает вокруг себя особую ауру, снимает напряжение. На сцене у него всегда хорошее настроение. Эту постановку он хорошо знает: прошлой зимой он пел в Метрополитен-опере с Рене Флеминг. А здесь партнерши свои, почти родные. Артист явно наслаждается ролью покорителя женских сердец, шутит, гримасничает и веселится. “Замолчите... иль я убью вас!..” – с намеренно игривой интонацией пропевает он свою фразу, и все присутствующие смеются.
В этой компании Дина Кузнецова волнуется больше остальных. Еще бы – первая Татьяна в ее жизни и первое обращение к Чайковскому! Певица говорит: “Я давно мечтала об этой партии и счастлива, что Лирик-опера предложила мне ее спеть. Чикаго я воспринимаю как свой дом. Я здесь работала два года в качестве стажера, потом несколько раз возвращалась обратно. Мне очень удобно и приятно выступать именно в этом оперном театре”. После технической репетиции мы побеседовали с ней недолго – ей предстояла еще репетиция смены костюмов. Я попросил певицу рассказать поподробнее об этом. “Поскольку смены костюмов между картинами очень быстрые, а костюмы очень сложные, то сейчас мы будем репетировать смену костюмов. У меня есть на это восемьдесят секунд. Я убегаю со сцены в ближайший лифт. Там меня ждут два человека. Они меня развязывают и расшнуровывают – все эти рюшечки, веревочки, корсет – и одевают другой костюм и другие туфли. Будем репетировать скорость с секундомером!”
На репетиции аплодисменты звучат гораздо чаще замечаний. Но вот Дэвис останавливает оркестр и обращается к Хору: “Можно сделать эту фразу еще более праздничной?” “Куда уж праздничней, - думаю я, - на сцене и так – сплошной пир духа.” Но реплика Дэвиса не остается без внимания. На сцену поднимается хормейстер театра Дональд Налли и что-то объясняет хористам. Налли работает с хором первый сезон. До прихода в Лирик-оперу он был хормейстером Национальной оперы Уэльса.
Между сценами объявляется короткий перерыв. Дэвис бежит на перекур, остальные – в кафетерий. Первая фраза Дэвиса после перерыва – оркестру: “Просыпайтесь!”
После сцены дуэли убитый Ленский-Лопардо поднялся со стула, приставил указательный палец к виску, что-то сказал Дэвису и ушел. Для Лопардо на сегодня все закончилось...
Вот так, с остановками, шутками и прибаутками прогнали всю оперу. “Позор!.. Тоска!.. О, жалкий жребий мой!” – пропел Хворостовский и выразительно посмотрел на часы. Время репетиции закончилось. До премьеры оставалось ровно шесть дней...

Кстати, ежегодно Лирик-опера проводит экскурсии по ту сторону сцены для всех желающих. В течение двух часов вам покажут то, что никогда не видит зритель: как поднимается занавес, как выбирается парик, как накладывается грим... Вы пройдете по сцене, увидите хранилище оружия и набор париков, костюмерный цех, грим-уборные и еще много интересного... Все, что вы хотели узнать о Лирик-опере! Экскурсии пройдут только три дня: 2, 16 и 29 марта 2008 года. Справки и заказ билетов по телефону 312-827-5657 и на сайте Лирик-оперы http://www.lyricopera.org/events/backstage.asp

PS.
Выражаю благодарность пресс-атташе Лирик-оперы Джеку Циммерману и менеджеру Магде Крансе за помощь в подготовке этой статьи.

Комментариев нет: