29 окт. 2011 г.

Юлия Певзнер: “В опере мне интересно все!”



В эти дни в Лирик-опере Чикаго идут последние репетиции жемчужины мирового музыкального театра, оперы Модеста Мусоргского “Борис Годунов”. Премьера состоится 7 ноября. В качестве режиссера-постановщика спектакля на сцене чикагского театра дебютирует наша соотечественница Юлия Певзнер. В беседе с вашим корреспондентом Юлия рассказывает о композиторе, солистах и особенностях чикагской постановки.

- Я первый раз в Чикаго и первый раз в Лирик-опере. Работается здесь потрясающе! В отличие от многих других американских оперных трупп в Чикаго возникает чувство, как будто работаешь в старом традиционном русском театре. Здесь понимают, кто такие артисты, что такое творческий процесс, здесь не существует слова “нет”, здесь делается все для того, чтобы наш “продукт” получился лучше. Все направлено на благо творчества. Это естественно, так и должно быть, но так бывает далеко не всегда и не везде. Лирик-опера – замечательный театр!
- Оригинальная постановка оперы была сделана в 1994 году режиссером Стайном Винге как совместная продукция Хьюстонской оперы, Лирик-оперы и Женевской оперы. Вы являетесь режиссером-постановщиком спектакля на чикагской сцене. Означает ли это, что все постановочные решения уже сделаны Винге, и вы только переносите их в Лирик-оперу?
- Нет, совсем не так. Конечно, если бы я делала абсолютно новую постановку “Бориса...”, скорее всего, она выглядела бы совсем не так. Есть концептуальное решение спектакля, его визуальная часть. За эту часть ответственен Стайн Винге с художником-постановщиком и художником по костюмам. Это тот исходный материал, который я получила от Стайна. Я не перестраиваю декорации и не перекраиваю костюмы, хотя в Хьюстоне в 2005 году уже было много изменений, когда я заново делала “Бориса...”. Перед этим я поехала в Норвегию на встречу с режиссером. В Осло мы провели несколько часов вместе, беседуя о “Борисе Годунове” и русской истории. Многие вещи мы видим похоже, многие – по-разному. У него остались вопросы к его же собственной постановке, и он признался, что не все решил для себя двадцать лет назад. Я ему сказала, что не могу делать то, во что я не верю, поэтому какие-то решения будут другими. В Хьюстоне эта постановка уже выглядела по-другому, а в Сан-Франциско была изменена полностью. В Чикаго это тоже будет совсем другой спектакль.
- Что вам кажется самым главным в опере “Борис Годунов”?
- Из многих тем, затронутых в опере, сложно выделить какую-то одну. Один мой коллега – опытный режиссер в Израиле - сказал как-то: “Главное для режиссера – понять, о чем опера. Это кажется просто, но на самом деле очень сложно”. Я думаю, что “Борис Годунов” – произведение об отношениях царя и народа, в которых нет победителя. В начале оперы народ кричит: “Слава! Слава!” Народ с надеждой ждет царя. А через шесть лет - через два часа в опере – тот же народ прогоняет царя и ждет Гришку Отрепьева. В опере Мусоргский показывает неумолимый ход истории, идущий даже не по спирали, а по замкнутому кругу. Опять в Москву, опять за царевичем... Слова излишни, история говорит сама за себя. Главных героев три: царь, народ и Юродивый, как голос и душа народа. Для меня очень важен треугольник Борис – Юродивый – Пимен.
- Мы увидим “Бориса Годунова” в оригинальной версии 1869 года. Для вас предпочтительнее этот вариант или вторая редакция?
- Мне больше нравится первая редакция, хотя я скучаю без “Сцены под Кромами”, особенно по последней песне Юродивого, которая завершает оперу. Но смерть Бориса оставляет такое же чувство безнадежности. Первая редакция сильнее, она построена драматургически точнее.
- Как вы относитесь к редакциям и оркестровке оперы Римским-Корсаковым и Шостаковичем?
- Я очень люблю оркестровку Шостаковича. Мне кажется, что музыкальное мышление Шостаковича очень близко к мышлению Мусоргского. Что касается Римского-Корсакова... Я его обожаю, он был потрясающий мастер оркестровки, любил, чтобы было красиво...
- Вам не кажется, что он сгладил все гениальные шероховатости Мусоргского?
- Конечно. Мусоргский умер с учебником оркестровки под подушкой. Он не заканчивал университетов - учился на практике и не всегда следовал законам. Да, у него были шероховатости, но поскольку он был гением, его шероховатости гениальны. Поэтому авторская оркестровка неповторима.
- Как вы считаете, современный американский слушатель в состоянии понять эту оперу? Вопросы-то серьезные: вера, власть, народ...
- Я считаю, что любой слушатель в состоянии понять эту оперу. Да, вопросы серьезные. А что, сегодня нет их? Сегодня эти вопросы не менее остры, чем пять или десять веков назад. Дело не в опере – часто люди боятся незнакомого. Поэтому если возникает выбор между классической итальянской оперой или незнакомой русской, итальянская побеждает.
- Как вы считаете, нужно ли для постановок неанглоязычных опер привлекать носителей языка?
- Может быть, это было бы лучше, если под носителями языка мы понимаем носителей культуры. Но я считаю, что в современном оперном мире замечательные артисты способны понять и передать культуру, которая не является их родной.
- Зачастую мы слышим, как западные исполнители неправильно произносят слова... Я очень боюсь, что мы опять услышим “тебъя”, “менъя”, “лублу”, и т.д...
- Значит, педагог-репетитор плохо поработал. В Лирик-опере этими вопросами занимается замечательный профессионал, так что я уверена: по этой линии все будет сделано на высшем уровне.
- Как вы думаете, солисты – участники чикагской постановки - понимают, что и о чем они поют?
- Я не думаю – я знаю. Они не просто произносят слова, но и понимают, что стоит за ними. Умный артист вначале концентрируется на всем произведении, а потом начинает углубляться в свою партию, чтобы понять место своего персонажа в большой картине. А в Чикаго собрались умные артисты.
- Для меня самая яркая фигура спектакля – исполнитель партии Бориса Годунова, итальянский бас Ферручо Фурланетто. Как вам работается с Ферручо?
- Ферручо – очень умный, интеллигентный артист. Я с ним работала впервые лет пятнадцать назад в Японии. “Глубоко копает”, все знает и понимает. Если бы я не знала, что он не говорит по-русски и просто увидела бы спектакль, не думаю, что догадалась бы, что русский для него – не родной. Он был первым итальянским басом, спевшим Бориса в Мариинском, а в этом году будет петь Бориса в Большом.

Начавшись с “Бориса Годунова”, наша беседа как-то незаметно ушла далеко в сторону от Лирик-оперы.
- Юля, расскажите, пожалуйста, как девочка, закончившая десятилетку при Ленинградской консерватории, приходит к оперной режиссуре? Вы же хотели стать пианисткой!
- Хотела, но передумала и пошла учиться в Первый мед.институт.
- Так вы еще и почти врач?
- (Улыбается.) Ну да, почти. Целых полгода проучилась, а потом провалила физику, и мы уехали в Израиль. С оперой связывать свою жизнь я совершенно не предполагала. В Тель-Авивском университете занималась английской и французской литературами, историей. А потом... Моя история немного напоминает историю Золушки. В университете была забастовка, и целый семестр отменили. Я искала работу и устроилась официанткой в маленьком кафе в Тель-Авиве около Израильской оперы. Туда все заходили до и после оперы, там я со всеми перезнакомилась. В один-прекрасный день режиссер, который ведет спектакль, уходил в армию, и у него не было замены. В кафе было пианино, и он слышал, как я играла. Тогда, наверно, у него впервые возникли примерно такие мысли: “Она умеет читать ноты – может быть, она сможет меня заменить”. Так все и началось. В опере мне очень понравилось, и мой лучший друг Бернадетт Егер – американка, много лет живет в Израиле, сейчас работает директором постановочной части Израильской оперы – почему-то поверила в меня и стала воспитывать. С ее помощью я начала учиться работе в постановочной части, была режиссером – ведущим спектакля, потом стала ассистентом режиссера. Началом моей профессиональной карьеры я обязана трем людям. Директор Израильской оперы Ханна Мунитц дала мне шанс поставить первый спектакль в качестве режиссера-постановщика. На многих спектаклях я ассистировала Франческе Замбелло. У нее я научилась основам профессии. Третий - Джонатан Пелл, директор Оперы Далласа. Ему я обязана своим американским дебютом в 2003 году. В Далласе я поставила “Пиковую даму”. Кроме этого, мне довелось много работать с замечательными режиссерами Дэвидом Олденом и Дэвидом Паунтни. Разные люди, разные стили и методы режиссуры... Общение с ними стали для меня той школой и тем опытом, который невозможно заменить ничем. Для того, чтобы стать мастером, надо пройти школу подмастерья. А быть подмастерьем у таких мастеров – большая честь!
- Когда вы ушли в “свободное плавание”, они видели ваши самостоятельные работы?
- Конечно. Мы всегда обсуждаем с ними постановки, мне интересно их мнение. С Франческой мы опять работаем вместе в следующем году в Большом театре. Мы ставили там “Огненный ангел” Прокофьева, “Турандот” Пуччини, а скоро будем работать над “Травиатой”.
- То есть вы возвращаетесь в Россию, но уже в другом качестве.
- Да, я часто приезжаю в Россию работать в качестве сорежиссера или самостоятельного режиссера.
- В Израиле вы больше ставите современные оперы, а в Европе и Америке – оперную классику. Что вам интереснее: работать с новым произведением или находить новые краски в классике?
- В опере мне интересно все! В этом отношении я – достаточно бесстрашный человек. Я возьмусь и буду искать постановочное решение. Может быть, не найду, но буду искать. Не каждый дирижер может работать со всем мировым репертуаром, не каждый артист споет весь репертуар, но попробовать можно все!
- Кто в опере главный - композитор, солисты, дирижер или режиссер?
- В опере нет главных.
- А Юрий Темирканов и Риккардо Мути говорят, что главный в опере – композитор.
- Я совершенно с ними согласна, но композитор без исполнителей – это просто книга. (Юлия показывает мне огромный том партитуры “Бориса Годунова”. – Прим. автора.)
- И тем не менее... Я часто встречаюсь с дирижерами и солистами. Знаете, что интересно? Все, как один, ругают оперных режиссеров. Что вы можете сказать “в свое оправдание”?
- Я считаю, что если постановщик модернизирует оперу, но композиторские задумки при этом не страдают, то эта модернизация имеет право на существование. Хороший пример – “Набукко”. Сам композитор написал оперу о вавилонцах и исраэлитах (евреях), как метафору политической ситуации в Италии, которую он прямо не мог выразить из-за цензуры. Руки композитора были скованы, и он написал оперу об определенной исторической ситуации, которая может произойти везде и всюду и которую можно перенести в любое время. Я не считаю, что Верди от этого пострадает. “Набукко” стала первой оперой belcanto, которую я ставила в своей жизни. Было это в Греции. Для меня – еврейки, живущей в Израиле, - первое, что пришло в голову, был Холокост. Ситуация очень похожая. Если бы Верди жил в XX веке, я думаю, он бы согласился со мной.
- Каковы ваши личные предпочтения в опере?
- Я обожаю Яначека, Мусоргского, Римского-Корсакова. Люблю Пуччини, очень люблю Верди. Звучит банально, но что делать, если эти ребята умели сочинять!
- Хотели ли вы “изменить” опере и попробовать себя в драматическом театре?
- Я “изменяю” опере давно. В Израиле я ставлю драматические спектакли.
- В каком оперном театре вам работается наиболее комфортно?
- Мой дом – конечно, Израильская опера. Там я прошла весь путь оперного режиссера. Очень люблю работать в Лирик-опере Бостона, там я делала два спектакля. Очень люблю Оперу Вирджинии, где ставила “Евгения Онегина” и “Богему”. И в Лирик-опере Чикаго мне очень комфортно.
- Удачи вам, и до встречи на премьере!

Билеты на оперу “Борис Годунов” можно заказать на сайте Лирик-оперы http://www.lyricopera.org/home.asp (обратите внимание: на некоторые спектакли билеты продаются с большой скидкой!), по телефону 312-332-2244, а также приобрести в кассе театра по адресу: 20 North Wacker Drive, Chicago, IL 60606.

Чикагский симфонический центр представляет... 5-20 ноября 2011 года



5 ноября, 11.00 am. Замечательны детские программы в Симфоническом центре! Недавно дети с родителями (в том числе моя четырехлетняя племянница) с удовольствием посмотрели музыкально-театрализованное представление “Гадкий утенок”, а 5 ноября мы увидим программу “Волшебные моменты” для самых маленьких зрителей. В ней музыканты ЧСО представят свои инструменты и расскажут о них много интересного. Прозвучат сочинения Фрая, Копланда, Моцарта, Нилсена. В финале концерта музыканты ЧСО исполнят “Путеводитель молодого зрителя по оркестру” Б.Бриттена.

10 и 12 ноября, 8.00 pm; 11 ноября, 1.30 pm; 15 ноября, 7.30 pm. Концерт Чикагского симфонического оркестра под управлением французского дирижера, главного дирижера Симфонического оркестра Штутгартского радио и музыкального руководителя Королевского шотландского национального оркестра Стефана Денева.
В русско-французской программе: Сюита из оперы “Любовь к трем апельсинам” и Второй скрипичный концерт С.Прокофьева, Сюита из балета “Пир паука” А.Русселя и Вторая сюита из балета “Дафнис и Хлоя” М.Равеля. В Скрипичном концерте Прокофьева солирует выдающийся греческий скрипач Леонидас Кавакас. Летом этого года он был членом жюри XIV Международного конкурса имени П.Чайковского в Москве.

11 ноября, 8.00 pm. Джазовый вечер в Симфоническом центре. Концерт квартета Джона Скофилда и трио Рави Колтрейна.

17 и 19 ноября, 8.00 pm. Дирижировать Чикагским симфоническим оркестром считают за честь лучшие дирижеры современности. Среди них – наш соотечественник, маэстро Семен Бычков. Под его управлением ЧСО исполнит Симфоническую поэму “Жизнь героя” Р.Штрауса. В концерте прозвучит также Концерт Ф.Пуленка для двух фортепиано с оркестром. Солисты – французские пианистки, сестры Катя и Мариэль Лабек.

18 ноября, 1.30 pm; 20 ноября, 3.00 pm. Первая программа цикла “Вокруг произведения” в новом сезоне посвящена Симфонической поэме “Жизнь героя” Р.Штрауса. Как всегда, в первом отделении зрители услышат увлекательный рассказ об истории создания сочинения, во втором – будет исполнено само произведение. Консультант ЧСО, замечательный музыковед, популяризатор музыки Джерард Макберни готов открыть вам все секреты штраусовской эпохи! Чикагским симфоническим оркестром дирижирует Семен Бычков. Он родился в Ленинграде, учился в Хоровом училище имени М.Глинки и Ленинградской консерватории по классу И.Мусина. Победитель конкурса дирижеров имени С.Рахманинова. В 1974 году эмигрировал из СССР. С 1980 по 1989 гг. – музыкальный руководитель Симфонического оркестра Буффало (США). С 1989 по 1998 гг. – главный дирижер Оркестра де Пари. С 1990 по 1994 гг. – главный приглашенный дирижер оркестра Санкт-Петербургской филармонии. С 1992 по 1998 гг. – главный приглашенный дирижер музыкального фестиваля “Флорентийский музыкальный май”. С 1998 по 2003 гг. – главный дирижер Дрезденской оперы. С 1997 по 2010 гг. – главный дирижер Симфонического оркестра Кельнского радио. Гражданин США с 1983 года. Живет во Франции.
Привожу отрывки моей беседы с дирижером.
- Ваш творческий путь начинался очень успешно и благополучно. Что побудило вас, благополучного ученика Мусина, победителя конкурса дирижеров имени Рахманинова, подающего надежды дирижера неожиданно сломать все и в 1974 году уехать из Ленинграда?
- Этот вопрос имеет очень простой ответ. Для того, чтобы продолжать двигаться по тому пути, который был для меня поначалу открыт, мне нужно было заплатить определенную цену. А цена была всем хорошо известна – идеология. Эту цену я платить не хотел. Мои свободные мысли стали известны властям, и в тот момент, когда они поняли, что с идеологической точки зрения я не соответствовал параметрам советского гражданина, двери для меня оказались закрытыми и мой дебютный концерт с оркестром Ленинградской филармонии был отменен. Когда дверь закрывается, нужно найти другую дверь, через которую ты можешь выйти, или окно. Окном была в то время возможность эмиграции для людей еврейского происхождения. Это всем нам хорошо известно.
- Вы закончили в Нью-Йорке колледж Мэннеса. Неужели после школы Мусина вам еще надо было чему-то учиться?
- Я и сегодня учусь... Мусинская школа дает возможность продолжать учиться всю жизнь. Это карта, по которой я веду машину жизни. К тому же надо учитывать мою специальность. Певец или инструменталист может спеть или сыграть любому, кто согласится выслушать его. Для этого нужен только инструмент. Дирижер не может себя показать, не имея оркестра, а оркестр недоступен новичку. Мне нужно было каким-то образом оказаться в контакте с музыкальным миром, в частности, с миром консерватории. Поэтому в августе 1975 года я пошел в Джульярдскую школу. Но я опоздал, к августу они закончили приемные экзамены. В Манхэттенской школе музыки мне сказали, что дирижерской программы больше не существует. В тот же день я пошел на Ист-Сайд в колледж Мэннеса. Там меня приняли. Через шесть недель после начала учебного года я уже дирижировал студенческим оркестром. После репетиции президент колледжа сказала, что на следующий год дирижер оркестра уходит на пенсию и предложила мне его заменить. Вот это было моим профессиональным дебютом в Америке.
- Что явилось толчком к вашему неожиданному взлету?
- В газетах тех лет даже писали слово “overnight”... Помог случай. Когда я жил в Мичигане, в Симфоническом оркестре Буффало заболел дирижер, который должен был ехать с оркестром в гастрольный тур по Германии. Меня порекомендовали этому оркестру, гастроли прошли успешно. Через три недели такая же ситуация возникла с оркестром Берлинской филармонии. Они услышали, как хорошо прошел дебют Бычкова, рискнули и пригласили меня заменить, кстати, Риккардо Мути. После того концерта Караян обо мне очень тепло отозвался, и музыкальный мир узнал меня. И в этот момент все заговорили про “overnight”. Но мы же знаем, что ничего “overnight” не бывает. Это годы учебы, работы, размышлений, выбора репертуара...
- Это правда, что Караян говорил после концерта, что хотел бы видеть вас в качестве своего преемника в Берлинском оркестре?
- В последнее десятилетие жизни вопрос о преемнике задавался ему очень часто. Когда ему в очередной раз задали этот вопрос, он в числе трех имен упомянул и мое. Если не ошибаюсь, кроме меня он назвал Хайтинка и кого-то еще. Он никому ничего не рекомендовал. Просто каким-то образом в этот момент я оказался у него на уме. Безусловно, это для меня огромнейшая честь. Для меня важнее иметь одобрение моей работы от такого великого мастера, чем критика тех, кто его не любил.

220 South Michigan Avenue, Chicago, IL 60604, справки и заказ билетов по телефону 312-294-3000 или на сайте www.cso.org.

28 окт. 2011 г.

Григорий Дикштейн: “Пролетаем на полном свои юбилеи, даже не тормозя на крутом вираже”



Если косы дождей целый век расплетает и вертит
Над промокшей землею озябшее небо давно,
Приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте:
Есть Любовь и Надежда, а третьего нам не дано...

4 ноября 2011 года исполняется семьдесят пять лет прекрасному поэту, музыканту, барду Григорию Дикштейну.
Я давно хотел поговорить с Григорием Ефимовичем о Поэзии, и предстоящий юбилей стал хорошим поводом осуществить желаемое. В начале нашей беседы юбиляр признался, что в последнее время не очень любит отмечать свои дни рождения.

- Говорят, каждому человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Признайтесь, Григорий Ефимович, на самом-то деле вам около сорока?
- Не знаю. По-моему, эта оценка слишком заниженная. Конечно, хочется себя чувствовать моложе, чем есть на самом деле, но это не всегда удается. Ритм жизни подхлестывает держать нос и “хвост” над водой. (Смеется.) Вот неделю назад я закончил запись нового диска с новыми песнями. Для моих лет это - маленькая победа. Значит, автор жив.
- Помните, у Бродского: “Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной...”. Григорий Ефимович, что сказать вам о жизни?
- Только сейчас начинаешь понимать, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ненависть. Да, жизнь несправедлива, но ведь она все-таки и хороша! Где-то была такая фраза: “Жизнь – подарок, хотя и без бантика”. Я доволен жизнью. Считаю, что я состоялся.
- На мой взгляд, вы в первую очередь поэт, а уже потом бард, музыкант, прозаик...
- В этом смысле я люблю цитировать Бориса Алексеевича Чичибабина: “Назвать меня поэтом – дело людское”. И Булат Окуджава никогда себя поэтом не называл. Он говорил, что занимается творчеством, стихосложением. Поэт – очень громкое, емкое, серьезное, ответственное слово. Когда-то Булат Шалвович процитировал замечательную фразу Николая Доризо: “Популярность смешна и изменчива, С сотворенья она такова, Только слава - надежная женщина, Но она не жена, а вдова”. Судить о нас, пишущих, и окончательно делать какие-то выводы – работа тяжелая и, скорее всего, безрезультатная. Пройдет время, что-то поймут, что-то оценят, что-то останется... От некоторых поэтов оставалось по строчке. “Как хороши, как свежи были розы...” Строчка, которая осталась от томов. И это немало.
- Немало, потому что есть поэты, от которых ничего не остается... Вы процитировали фразу о славе, но, по-моему, вы как раз вкусили славу отнюдь не вдовью. “Ценю этот воздух, листву и кору, И грубый асфальт, и жука на ладони, Люблю эти мятые лица в вагоне, Веселую давку люблю поутру!..” После исполнения “Оптимистической песни” на Грушинском фестивале вы не только завоевали Первую премию, но и получили, без преувеличения, настоящую всесоюзную известность. Лучший комплимент для поэта – когда песня становится народной!
- Это Нателла Болтянская написала: “Величайшее достижение автора – когда поют его, не зная автора”. В 1978 году я возвращался с Грушинского фестиваля, и весь вагон пел мою “Оптимистическую”. Я сказал сидящим рядом: “Так это же моя песня!” Они закричали: “Ребята, автор здесь”. Такое поднялось: качали, под потолок бросали... Но дело не в этом. Я все это отношу к сиюминутным удачам. Чтобы состояться по-крупному, надо отойти на определенное расстояние и, прищурив глаз, посмотреть: “А ну-ка, что там человек наваял?” Такого ощущения, что я достиг какой-то славы, не было никогда. Я даже мысли такой не допускал, понимал, что любой успех – дело временное. Всегда временное! Даже золотые образы наших кумиров шестидесятых померкли. Не в наших глазах – в глазах других. В этом смысле не надо обольщаться. Делай то, что должно, и будь что будет...
- Григорий Ефимович, как рождается у вас стих? “Из какого сора растут стихи, не ведая стыда?”
- У Вадима Егорова есть фраза: “Я - брошенный к столу”. Если что-то дрогнуло, засветилось, потянулась, как у Пушкина, “рука к перу, перо к бумаге”, тогда что-то рождается. Жванецкий замечательно точно, с грустным юмором заметил, что “писАть – это как пИсать: когда припрет”. Если просто взять ручку и сказать ”Вот сейчас я напишу гениальный стих”, ничего не получится. Получится хорошо сделанный мастеровитый стишок, но это не будет НЕЧТО, выходящее из ряда. А останется то, что толкнуло неведомо когда, неведомо как и вылилось на бумагу. Прошлой осенью я зашел домой со строчкой на кончике языка: “Завидуя птицам, на юг паутина летела”. Я поймал ее в воздухе и, придя домой, добежал до стола и записал.
- То есть для вас никаких особых условий для творчества не надо?
- Кажется, у Гете по всей комнате стояли тумбочки, столы и полки с бумагой. Рождалась мысль – поэт бежал к краешку стола – записывал. Только так. Пока дошел до другого угла – потерял. Боязнь потерять мысль, строчку, фразу... Сиюминутное озарение – величайшее в мире действие человеческой мысли.
- А потом эти строчки остаются? Или “переспали с ними” ночь, а на следующее утро поняли, что не подходят, и все переписали заново? Бывало такое?
- Увы, да. В Харькове у меня на стене висела гитара. Я придумывал что-то, записывал придуманное, клал листок под струны и до следующего дня не прикасался. Через день смотрел. Какие-то строчки нравились, тогда писал дальше. Стих, как живое существо: или получает подпитку и продолжает жить, или умирает, так толком и не родившись.
- Почему отдельные стихи у вас вырастают в песни, а другие так и остаются на бумаге? Каков критерий отбора?
- В основном, строчки у меня появляются с какой-то внутренней мелодией. Она может быть не окончательной, но она есть. Мелодия зачастую диктует размер стиха. А там – может получиться песня, а может и нет... Некоторые стихи такой мелодии не имеют. Более того, они трудночитаемы: строка перетекает с одной линии на другую, бежит, обрывается, останавливается посередине, появляется внутренняя рифма, потом исчезает... – такие стихи песнями не становятся.
- Кого из поэтов вы считаете своими учителями?
- Главный толчок к относительно простому стихотворению с яркими образами я получил от песен Булата Окуджавы в начале шестидесятых, хотя писал и раньше. Мне даже казалось, что получались довольно неплохие стихи. Мои первые песни написаны в 1959 году, а стихи появились еще раньше. Одну из своих дворовых песенок я встретил несколько лет назад в Калифорнии. Она там себе спокойно проживала с 1959 года.
- Поэтом можно стать, или поэтами рождаются?
- Можно научиться мастерству стихосложения, и этому учатся. Но при этом настоящими поэтами стали не те, кто учился, а тот, кого Бог отметил.
- Роберт Крафт спросил у Стравинского: “Для кого вы сочиняете музыку?” Стравинский ответил: “Для себя и гипотетического alter ego”. Для кого пишет стихи поэт Григорий Дикштейн?
- Ответ Стравинского просто блестящий. Сначала для себя, потом для близкого человека, которому ты можешь прочитать и удачной строчкой похвастаться, а потом уже для того, кто попадется на твоем пути. С хорошими ушами и добрым сердцем. (Смеется.)
- Вы любите проверять стихи на слушателе?
- Непременно. У меня есть хороший внимательный глубокий слушатель – моя жена Марина. Зачастую она замечает такие вещи, которые ускользают от меня. Она говорит, что “вот это слово в стихотворении – не твоя лексика. Оно здесь чужое”. Я, бывает, возмущаюсь: “Как – чужое? Язык – дело живое! Почему бы его не употребить?” Она отвечает: “Да, язык – дело живое, но в этом стихотворении это слово чужое”.
- Прислушиваетесь к ее советам?
- Обязательно.
- Согласны ли вы с утверждением, что настоящая родина поэта – литература?
- В этом есть большая доля истины, но поэт все равно нуждается в той языковой аудитории, в которой он творит. Чем больше аудитория, тем больше подпитка. Это энергетический обмен, которого так не хватает людям, которые перестают выступать. Поэтому я ищу возможности где-нибудь показаться, активно выступаю. Был на Украине, в Беларуси, Германии, Израиле, Швейцарии, Бельгии… Но все-таки основная моя аудитория последних лет – американская. К сожалению, она сужается. Уходит старшее поколение носителей языка. Молодежи ближе и понятнее новояз, а не тот поэтический язык, который нам люб и дорог.
- Что бы вы ответили тем критикам, которые полагают, что бардовская песня измельчала. Ведь, согласитесь, среди тридцатилетних не видно сегодня фигур, равновеликих Галичу, Окуджаве, Городницкому...
- Вот из тридцатилетних я назову одно имя – Ксения Полтева. Очень рекомендую почитать стихи этой молодой женщины. Ее поэзия тяготеет к щербаковской, даже к поэзии Бродского. Рекомендую послушать ее “Письмо другу в деревню”...
- Когда-то вы написали: “Крепи ряды, шестидесятник, Нас так немного на Земле”. Что для вас означает быть шестидесятником?
- Мой новый диск и свой концерт я открываю песней “Мои шестидесятые“. Мой ответ – в этом стихотворении.

Я из тех приснопамятных дней полосатых,
что (увы!) зарастают забвенья травой,
поколенья оттаявших шестидесятых,
безголосый уже, но покуда живой!
В нашем узком кругу не “стучали” в охотку,
стих крамолен – но, не изменив ни строки,
жили, не наступив своей песне на глотку,
выживая не вследствие, а вопреки!
Мне, чтоб правду сказать, трех аккордов хватало,
может это кому-то и не по душе...
Но спешили мы: аэропорты, вокзалы,
даже не тормозя на крутом вираже.

И, с плацкартных свисая натруженных полок,
слушал разный народ наши песни в пути,
а что вырос печальных потерь мартиролог,
если песни остались - не страшно уйти!
Торопливо мы жили, но не бестолково,
За строкою и словом – свободы глоток...
Ну а если не найдено главное слово,
то его отыскать да поможет мне Бог!
И в сибирских скитах, и на Галапагоссах,
среди книг, затерявшихся на стеллаже...
Пусть хлопочет движок и дымятся колеса,
даже не тормозя на крутом вираже!

Но растаяло сладкое слово свобода
на губах, стынет пеною на удилах...
А от песен протеста до песен исхода -
лёту день на икаровых слабых крылах.
Пусть у времени нынче иные приметы,
принимаю их, не уступая судьбе...
Только в песнях, мне кажется, нет эстафеты:
каждый сам по себе и я сам по себе...
От безумного ритма, как прежде, хмелея,
не хватает струны на гитаре уже,
пролетаем на полном свои юбилеи,
даже не тормозя на крутом вираже.

Григория Дикштейна поздравляют коллеги по цеху. Вот шутливое четверостишие Юлия Кима: “Скажу без лишних аллегорий, Скажу открыто все как есть, Большой мерси тебе, Григорий, За то, что ты на свете есть”. А вот какие слова нашел для юбиляра израильский бард Дмитрий Кимельфельд: “Григорий Дикштейн - не американский, не русский, не еврейский автор. Его место в первых, уже теряющихся для нынешних младых, рядах классиков Авторской песни. Григорий Дикштейн - это особый вкус, особое чувство меры, изысканности, мудрости. Таких уже не выпускают. Если бы он родился в Питере или Москве, его судьба была бы иной. Он пел бы сейчас на первых сценах России. Его возможности как музыканта и певца практически безграничны. Звонкость, легкость, поэтические навыки, ошарашивающий энергетический напор создают особую ауру имени. Они не вписываются в американский пейзаж... Его время –это до сих пор существующая параллельная виртуальная реальность. Там все остается по прежнему: друзья, враги, ненависть, страсть...”.

- Среди ваших стихов есть любимые?
- В определенные периоды жизни мы любим тех или иных поэтов, их отдельные строчки. То же самое происходит со мной. Перетекают, идут за мной по жизни считанные фразы. Иногда вдруг неожиданно для себя открываю старую песню и понимаю, что зря упустил ее, оставил в том периоде жизни. Она из сегодняшнего дня. Вот, к примеру, “Баллада о звездах” – песня, которую я не пел тридцать лет и включил в новый диск. “Когда покаты и чисты Небес лиловые холсты, Души откроем монастырь... О, как скрипучи эти двери! Льет, неподвластная судам, Свет Вифлеемская звезда. Под ней предательство, вражда... А как в нее хотелось верить, Еще до снятия с креста!..” Все периоды жизни проходят в этой песне через взгляд на звезды... Тридцать лет к ней не прикасался!
- “О, сколько нам открытий чудных” предстоит! Поройтесь в вашем архиве, Григорий Ефимович! У вас есть архив?
- (Смеется.) Сейчас мы Пастернака будем цитировать. Я думаю, что Борис Леонидович погорячился насчет того, что “не надо заводить архивы, над рукописями трястись”.
- Мне тоже так кажется. Надо заводить архивы. Для потомков надо.
- Он и сам сохранял архивы. Порой в старых рукописях находишь такие интересные строчки!
- От старых стихов – к будущему концерту. Ваш предстоящий юбилейный вечер - праздник для всех нас. Ведь среди гостей – знакомые, известные всем имена. Имена не только чикагские, но и московские. Какие сюрпризы вы готовите зрителям?
- Сюрпризов я и сам не знаю. Тот, кто готовит сюпризы, мне их не раскрывает. Предстоящий концерт будет уникальным и неповторимым. Такого вечера больше никогда не будет! Мы к нему готовимся очень тщательно, и я надеюсь, что он запомнится надолго. С нетерпением жду гостей. Минчанина Владимира Борзова хорошо знают в Чикаго, его два концерта прошли с аншлагом. Валентину Гиндлер знают меньше. Ее полюбило “Радио Шансон”, и она с ними сотрудничала, хотя она бард самый настоящий. Вероника Долина с такой легкостью согласилась приехать, что я даже не поверил. При ее занятости бросить Москву и дом в Нормандии и примчаться сюда?!
- А юбиляр споет что-нибудь?
- Конечно. Я буду петь сам, и мои песни будут петь другие.
- У Бродского была традиция писать стихи на Рождество. А вы пишете стихи на свои дни рождения?
- Специально не пишу, но иногда получается, как, например, с песней “Мои шестидесятые”. Я написал ее в феврале этого года, и она превратилась в юбилейную. Так же, как песня “Пересыхающий ручей” получилась моим подарком самому себе на шестидесятипятилетие.
- Мне очень нравятся ваши строчки: “Если косы дождей целый век расплетает и вертит Над промокшей землею озябшее небо давно, Приходите ко мне, пойте добрые песни и верьте: Есть Любовь и Надежда, а третьего нам не дано...”. Не правда ли, они отражают ваше сегодняшнее состояние?
- Думаю, да. Ничего дороже человеческого общения мир пока не придумал. Это то, что нас держит в этой жизни.
- “Перекинуться словцом, выше нету благодати” – ваши слова из стихотворения “Средь авансов и долгов” как раз об этом.
- Старинная русская “игра”: задушевный разговор с внимательным собеседником. “Давай поговорим...” (Смеется.)
- Спасибо, Григорий Ефимович, за интересную беседу. Поздравляю вас с предстоящим юбилеем. “Не оставляйте стараний, Маэстро!” Продолжайте творить на радость себе и нам! Встретимся на концерте!

Nota bene! Юбилейный вечер Григория Дикштейна “Еще не кончен бал!” пройдет 5 ноября 2011 года в 7 часов вечера в зале “Christian Heritage Academy” по адресу: 315 Waukegan Road, Northfield, IL 60093. В концерте принимают участие гости: Лидия Бабель, Валентина Гиндлер, Вероника Долина, Владимир Борзов, Марк Мерман, а также чикагские актеры, музыканты, барды. Вечер ведет Елена Бернат. На вечере будет продаваться новый диск Григория Дикштейна “Приметы времени”. Билеты можно приобрести по телефону 847-338-5585, в театральных кассах Чикаго и пригородов, а также на сайте www.newliferadio.com.

22 окт. 2011 г.

“Борис Годунов” М.Мусоргского в Лирик-опере Чикаго (7-29 ноября 2011 г.)



Действующие лица и исполнители:
Борис Годунов – Ферручо Фурланетто (дебют в Лирик-опере),
Принц Шуйский – Стефан Маргита (дебют в Лирик-опере),
Пимен – Андреа Сильвестрелли,
Григорий – Эрик Нельсон Вернер (дебют в Лирик-опере),
Варлаам – Раймонд Ачето.
Дирижер – сэр Эндрю Дэвис.
Оригинальная постановка – Стайн Винге.
Режиссер-постановщик – Юлия Певзнер (дебют в Лирик-опере).
7 – 29 ноября 2011 года (семь спектаклей).
Опера исполняется на русском языке с английскими субтитрами.

Большой праздник ждет всех любителей оперного искусства. С 7 ноября на сцене Лирик-оперы будет исполняться шедевр Модеста Мусоргского, опера “Борис Годунов”!
Русская опера – редкий гость на сцене чикагского театра. За одиннадцать лет – только два названия: “Пиковая дама” в сезоне 1999-2000 годов и “Евгений Онегин” в сезоне 2007-08 годов. И вот, наконец, впервые за семнадцать лет в Чикаго мы услышим и увидим оперу “Борис Годунов”. Спектакль идет в первоначальной версии 1869 года.
Дело в том, что когда Театральный комитет дирекции императорских театров России не принял оперу к постановке, объяснив решение отсутствием выигрышной женской роли, Мусоргский взялся за вторую редакцию. Для переделки партитуры были и другие основания. На это автора подвигли советы музыкального критика В.Стасова, композитора Н.Римского-Корсакова, а также историка Н.Никольского, по рекомендации которого Мусоргский изменил финал оперы. Теперь она завершалась не смертью Бориса, а новой сценой “Под Кромами”. Был также добавлен исключительно важный монолог Бориса в Царском тереме и исключена “Сцена у собора Василия Блаженного” с переносом знаменитого эпизода с Юродивым в финал оперы. Кроме этого композитор придумал дополнительный акт с любовной линией Лжедмитрия и Марины Мнишек. Впоследствии его назвали “Польским актом”. Так родилась вторая версия оперы 1872 года. Однако даже в стане друзей Мусоргского не было единства относительно некоторых существенных черт произведения. Так, например, Римский-Корсаков, восторгаясь оперой в целом, отмечал существенные пробелы в ее оркестровке, колючесть некоторых гармоний, шероховатость вокального языка.
В 1881 году Мусоргский умер, на следующий год “Борис Годунов” был снят с репертуара. И вот тут за дело взялся Н.А.Римский-Корсаков. Он задумал и осуществил доработку “Бориса Годунова” с целью его большей, как сказали бы мы сейчас, “презентабельности”. Он подверг изменениям и сокращениям некоторые сцены, сделал новую инструментовку, усилив роль и мощь оркестра и сгладив некоторые “острые углы” в гармониях и вокальных партиях. Так возникла наиболее популярная редакция Римского-Корсакова. Теперь, по прошествии времени, очевидно, что при этом были утрачены некоторые оригинальные особенности стиля Мусоргского.
Версия Римского-Корсакова впервые была исполнена в 1896 году в Большом зале Петербургской консерватории. Партию Бориса Годунова исполнял бас Федор Стравинский – отец Игоря Стравинского. Исторической можно назвать постановку оперы в редакции Римского-Корсакова на сцене мамонтовской Московской частной русской оперы в 1898 году, где в главной партии выступил гениальный Федор Шаляпин. Ему выпала миссия наиболее полно и глубоко воплотить на сцене образ царя Бориса. Для мировой славы “Бориса Годунова” определяющей стала парижская постановка 1908 года, осуществленная в рамках Русских сезонов под руководством Сергея Дягилева. Партию царя Бориса вновь исполнил Шаляпин. Для этой постановки Римский-Корсаков сделал второй вариант своей редакции оперы.
После парижского триумфа успех “Бориса Годунова” в других странах не заставил себя ждать. Уже в 1909 году оперу можно было услышать в Ла Скала с Шаляпиным, затем в Генуе с Джиральдони. В 1913 году силами дягилевской труппы с участием Шаляпина опера была впервые исполнена в Лондоне, а также в Метрополитен-опере (оркестром дирижировал Артуро Тосканини, это была американская премьера) и в Бреслау (немецкая премьера).
На пресс-конференции в Чикаго бывший генеральный директор Лирик-оперы Уильям Мэйсон сказал, что главной причиной возвращения на чикагскую сцену оперы Мусоргского является согласие Ферручо Фурланетто исполнить партию Бориса: “Он - один из самых выдающихся басов нашего времени. Я слышал его Бориса в Венской опере и был поражен красотой и мощью его голоса”. Фурланетто исполнял эту партию в Ла Скала, Венской опере, Риме, Венеции, Флоренции и Сан-Диего. С 1985 года Фурланетто исполнил девять партий на сцене оперного театра в Сан-Диего, в том числе – единственный раз в США до Лирик-оперы - Бориса Годунова. Он стал первым итальянским певцом, исполнившим партию Бориса в Мариинском театре в Санкт-Петербурге. Сцену смерти Бориса Фурланетто исполняет настолько реалистично, что каждый раз волнуешься за певца. Не так давно в Сан-Диего в этой сцене он упал и настолько сильно ударился головой, что на десять секунд потерял сознание. Певец шутит: “Это была самая убедительная сцена, которую я когда-либо сыграл”.
Сегодня Ферручо Фурланетто – самый востребованный оперный певец мира. Взгляните только на его список театров этого года: Венская опера (“Сила судьбы”), Метрополитен-опера (“Дон Карлос” и “Симон Бокканегра”), опера Палермо (опера “Дон Кихот”), Болоньи (“Эрнани”), Ковент-гарден, Парижская опера, театр “Колон” (Буэнос-Айрес), Израильская опера. Чикаго повезло оказаться в этом списке!
В партии князя Шуйского на сцене Лирик-оперы дебютирует словацкий тенор Стефан Маргита. Он прославился исполнением партий Лацы Клеменя и Луки Кузьмича в операх Леоша Яначека “Енуфа” и “Записки из Мертвого дома”.
Если в прошлых русских операх в Чикаго блистали русские певцы (в “Пиковой даме” - Галузин, в “Онегине” – Хворостовский), то в постановке “Бориса Годунова” русских исполнителей нет. Зато режиссер возобновления спектакля - выпускница Санкт-Петербургского музыкального колледжа имени Н.А.Римского-Корсакова Юлия Певзнер. В 1991 году она эмигрировала в Израиль. Работала с Франческой Замбелло в качестве ассистента режиссера-постановщика. Как режиссер дебютировала в Мариинском театре (“Золото Рейна” и “Валькирия”). Международный успех пришел к ней после постановки “Пиковой дамы” П.Чайковского в Опере Далласа. Среди ее режиссерских работ – “Нос” Д.Шостаковича в бостонской Лирик-опере, “Набукко” Дж.Верди в Греческой национальной опере. Дважды Певзнер ставила “Бориса Годунова” – в Опере Хьюстона и Опере Сан-Франциско.
На прошлой неделе мне удалось побеседовать с Юлей, и она рассказала много интересного о будущем спектакле. Интервью с Юлией Певзнер читайте в следующих выпусках газет “Реклама” и “Reklama Weekend”, а также на этом сайте.



Билеты на оперу “Борис Годунов” можно заказать на сайте Лирик-оперы http://www.lyricopera.org/home.asp (обратите внимание: на некоторые спектакли билеты продаются с большой скидкой!), по телефону 312-332-2244, а также приобрести в кассе театра по адресу: 20 North Wacker Drive, Chicago, IL 60606.

Венский симфонический оркестр в Чикаго



Только один день в Театре музыки и танца “Харрис” выступит Венский симфонический оркестр (не путайте с Венским филармоническим)! Дирижер – известный итальянский маэстро Фабио Луизи. В начале сентября он был назначен главным дирижером Метрополитен-оперы и вынужден был отменить запланированные выступления в европейских оперных театрах. В концерте участвует трио “Эроика”, недавно номинировавшееся на премию “Грэмми” по разделу “Лучшая запись года”. В программе: Концерт Л.ван Бетховена до-мажор для скрипки, виолончели и фортепиано (Тройной концерт), а также Вторая симфония И.Брамса.



7 ноября, 3.00 pm, Harris Theater, 205 E. Randolph Street, Chicago, IL 60601, справки и заказ билетов по телефону 312-334-7777 или на сайте www.harristheaterchicago.org.

Чикагский симфонический центр представляет...



27-29 октября, 8.00 pm. Еще раз обращаю внимание уважаемых читателей на три уникальных вечера в Симфоническом центре на этой неделе. Чикагский симфонический оркестр под управлением Бернарда Хайтинка и Чикагский симфонический хор представляют ораторию Йозефа Гайдна “Сотворение мира” (“Die Schoupfung”) – одно из самых величественных сочинений в истории музыки. Гайдн признавался, что “никогда не был так благочестив, как во время работы над ораторией. Я ежедневно падал на колени и просил Бога, чтобы Он дал мне силы для счастливого выполнения этого труда”. Первое исполнение оратории состоялось 30 апреля 1798 года в Вене во дворце мецената князя Йозефа Шварценберга. Первое публичное исполнение оратории состоялось год спустя, в день именин Гайдна, 19 марта 1799 года в венском Императорском и королевском придворном театре. Желающих послушать ораторию оказалось так много, что перед входом возникла давка, в которой едва не погиб ребенок.
Восьмидесятидвухлетний Хайтинк впервые дирижирует ораторией. Оркестр не исполнял это произведение с 1993 года. В концертах участвует уникальный английский тенор Ян Бостридж. Среди солистов – сопрано Клара Эк и бас-баритон Ханно Мюллер-Бракман.

30 октября, 7.30 pm. Концерт легендарной американской исполнительницы фолк- и кантри-музыки Джоан Баэз. Едва ли не больше, чем творчеством, Баэз известна своими. политическими выступлениями. Во время войны во Вьетнаме она заняла активную антивоенную позицию, участвовала в пацифистском движении, Движении за ядерное разоружение. В 1968 году диски Баэз были запрещены в армейских магазинах США, в 1978 году ее концерт в Ленинграде был отменен без объяснения причин. Тем не менее певица приезжала в СССР и встречалась с Андреем Сахаровым и Еленой Боннэр.
В августе 1969 года Джоан Баэз участвовала в знаменитом рок-фестивале в Вудстоке. Ее друзьями были Мартин Лютер Кинг, Жак Брель, ее друзьями остаются Боб Дилан и Би Би Кинг.
На вечере 30 октября прозвучат лучшие композиции из альбомов Баэз. В концерте участвует музыкант Дирк Пауэлл.

31 октября, 8.00 pm. В программе зарубежных оркестров-гастролеров этого года Симфонический центр представляет концерт Будапештского фестивального оркестра под управлением Ивана Фишера. Этому оркестру всего двадцать семь лет, тем не менее он уже давно занимает место одного из самых ярких симфонических коллективов Европы. Почетным приглашенным дирижером оркестра был бывший музыкальный руководитель ЧСО сэр Георг Шолти.
В программе чикагского концерта: Увертюра к пьесе “Розамунда” и Пятая симфония Ф.Шуберта, Венгерские крестьянские песни Б.Бартока, увертюра-фантазия “Ромео и Джульетта” П.Чайковского.

2 ноября, 6.30 pm; 3-5 ноября, 8.00 pm; 6 ноября, 3.00 pm. Органная музыка редко звучит в Симфоническом центре. Тем интереснее становятся предстоящие концерты, на которых прозвучат Органные концерты и сочинение “Музыка на воде” Г.Ф.Генделя.
Всю свою жизнь Гендель сохранял удивительную свободу. Он ненавидел всякие цепи и пребывал вне официальных обязанностей: нельзя ведь причислить к ним его титул учителя принцесс. Больших придворных музыкальных должностей и крупных пенсий ему не предоставляли даже после того, как он перешел в английское подданство, хотя бок о бок с ним их удостаивались посредственные композиторы. О своих английских коллегах он говорил с презрительным сарказмом. Он не стал оксфордским доктором, хотя ему и предлагали этот титул. Ему приписывают следующие слова: “Как, черт возьми, мне пришлось бы потратить свои деньги, чтобы сравняться с этими идиотами? Да никогда в жизни!” В Дублине, когда на одной афише его назвали “доктором Генделем”, он рассердился и заставил быстро восстановить в программах обращение “мистер Гендель”.
За исключением одной лишь оперы “Радамисто”, посвященной королю Георгу II, Гендель отказался от унизительного, но вместе с тем и выгодного обычая отдавать свои произведения под покровительство какой-либо особы; и только когда он был в крайней нужде, подавленный нищетой и болезнью, решился дать один концерт в виде бенефиса. По его словам, “попросил милостыню”. Вот и английский король Георг I, на службе у которого какое-то время состоял Гендель, имел все основания быть им недовольным. Свою службу Гендель нес не слишком ревностно и позволял себе длительные отлучки. Как-то, вернувшись к своим обязанностям, Гендель написал произведение “Музыка на воде”. Достоверно известна дата его первого исполнения - 17 июля 1717 года. В этот день король принял участие в мореходной прогулке по Темзе, а маленький “речной” оркестр, к удивлению короля, вдруг заиграл новое сочинение. Современники пишут, что король был настолько восхищен музыкой, что приказал повторить концерт дважды до ужина и один раз после него, то есть, говоря современным языком, “Музыка на воде” была исполнена “на бис” четыре раза в течение одного дня! Произведение задумано Генделем для исполнения на открытом воздухе, и лучше внимать ему где-нибудь на гондоле в Венеции, но, думаю, и в Симфоническом центре эта “водная” музыка будет слушаться превосходно!
На концерте 2 ноября будут исполнены Сюиты N1 и 2 из “Музыки на воде”, а также Первый органный концерт Г.Ф.Генделя. В остальные дни программа концертов выглядит так: Первый и Четвертый органные концерты и “Музыка на воде” Г.Ф.Генделя. Чикагским симфоническим оркестром руководит канадский дирижер, специалист в барочном репертуаре Бернард Лабади. Органист – его соотечественник из Квебека Ричард Пейр.

220 South Michigan Avenue, Chicago, IL 60604, справки и заказ билетов по телефону 312-294-3000 или на сайте www.cso.org.

15 окт. 2011 г.

Музыкальный Чикаго

Чикагский симфонический центр представляет...

20 и 22 октября, 8.00 pm; 21 октября, 1.30 pm. За дирижерским пультом Чикагского симфонического оркестра “эстафетную” палочку Риккардо Мути подхватывает бывший главный дирижер оркестра, хорошо нам знакомый Бернард Хайтинк. Первая программа дирижера посвящена столетней годовщине смерти Густава Малера. Оркестр исполнит Четвертую симфонию композитора. Солистка – Клара Эк, сопрано (дебют в Чикаго). В программе также Скрипичный концерт А.Берга. Солист – Франк Петер Зиммерман.

21 октября, 8.00 pm. На этот вечер Симфонический центр отдан во власть джазу. На сцене – величайшее, по мнению журнала “BBC Music Magazine”, фортепианное трио в современном джазе: Кейт Джарет (фортепиано), Гари Пикок (контрабас), Джек Деджонетт (ударные).

23 октября, 3.00 pm. Дуэт скрипки и фортепиано, дуэт двух замечательных музыкантов и очаровательных женщин Хилари Хан и Валентины Лисицы. В программе – произведения Баха, Бетховена, Брамса, а также новые сочинения, написанные специально для дуэта Хан-Лисица. После концерта на втором этаже Симфонического центра в Grainger Ballroom желающие смогут получить автограф у Хилари Хан.

27-29 октября, 8.00 pm. Чикагский симфонический оркестр под управлением Бернарда Хайтинка и Чикагский симфонический хор представляют ораторию Йозефа Гайдна “Сотворение мира” (“Die Schoupfung”) – одно из самых величественных сочинений в истории музыки. Гайдн признавался, что “никогда не был так благочестив, как во время работы над ораторией. Я ежедневно падал на колени и просил Бога, чтобы Он дал мне силы для счастливого выполнения труда”. Первое исполнение оратории состоялось 30 апреля 1798 года в Вене во дворце мецената князя Йозефа Шварценберга. Он был одним из тех, кто заплатил гонорар композитору. Биограф Гайдна пишет: “Дворец был расположен на площади мучного рынка. Чтобы обеспечить удобный для гостей подъезд ко дворцу, торговцы мукой и бобами вынуждены были убрать свои лотки. За это князь выплатил им десять гульденов и пятьдесят крейцеров компенсации. Для регулирования движения перед началом концерта на площадь были направлены двадцать четыре полицейских - конных и пеших”. Первое публичное исполнение оратории состоялось год спустя, в день именин Гайдна, 19 марта 1799 года в венском Императорском и королевском придворном театре. Желающих послушать ораторию оказалось так много, что перед входом возникла давка, в которой едва не погиб ребенок. “Сотворение мира” стало первой в истории светской ораторией, написанной на немецком языке. Это оказалось настолько непривычным для венцев, что сразу же был сделан итальянский перевод. Именно с “Сотворения мира” 24 марта 1802 года в Петербурге открылось Филармоническое общество. (Источник – А.Кенигсберг.)
Восьмидесятидвухлетний Хайтинк впервые дирижирует ораторией. Оркестр не исполнял это произведение с 1993 года. Солисты – Клара Эк, сопрано; Ян Бостридж, тенор; Ханно Мюллер-Бракман, бас-баритон.
220 South Michigan Avenue, Chicago, IL 60604, справки и заказ билетов по телефону 312-294-3000 или на сайте www.cso.org.

Риккардо Мути собирает награды

11 октября в Риме было объявлено, что музыкальный руководитель Чикагского симфонического оркестра Риккардо Мути становится Почетным пожизненным директором Римской оперы. Напомню, с декабря 2010 года Мути является художественным руководителем Римской оперы.
13 октября в Стокгольме Мути была вручена премия имени Биргит Нильсон. Отмечая заслуги Мути, президент Фонда Биргит Нильсон Рутберт Рейш заявил, что дирижер на протяжении многих лет “олицетворяет все те качества, которые так ценила Биргит Нильсон, - трудолюбие, преданность и любовь к музыке”.
Премия имени Биргитт Нильсон была учреждена в 2005 году и является одной из крупнейших в мире классической музыки - ее размер составляет один миллион долларов. Мути стал вторым лауреатом этой премии. В 2009 году первым лауреатом был назван испанский тенор Пласидо Доминго.
21 октября в испанском городе Овьедо Мути будет вручена еще одна престижная музыкальная награда - премия принца Астурийского. Жюри премии отметило дирижера за способность “передать слушателям вневременный смысл музыки”.

Фортепианные концерты в Чикаго

21 и 23 октября в Чикаго состоятся концерты американской пианистки украинского происхождения, ученицы профессора Бориса Петрушанского Инны Фаликс (http://www.innafaliks.com/). Она родилась в Одессе. В возрасте десяти лет с родителями эмигрировала в США. В пятнадцать лет состоялся дебютный концерт пианистки с Чикагским симфоническим оркестром. Фаликс много гастролирует, выступая на самых престижных сценах мира, включая Карнеги-холл и Концертный зал имени П.Чайковского. Три года назад она придумала новую серию литературно-музыкальных вечеров “Музыка/Поэзия”. Эти концерты второй год транслируются на волне классической музыки WFMT. Первый подобный концерт в Чикаго с большим успехом прошел 1 мая в объединении “Pianoforte Chicago”. В программе предстоящих концертов – Соната ля-минор Ф.Шуберта, Трансцендентные этюды Ф.Листа N10 и 11, Чакона С.Губайдулиной, “Аппассионата” Л.ван Бетховена. Эти концерты имеют для Инны Фаликс особое значение. Они станут первым публичным выступлением пианистки после рождения 5 сентября сына Натаниэля. Поздравляю Инну с рождением ребенка и желаю новых творческих свершений и побед.
21 октября, 8.00 pm; 23 октября, 3.00 pm, Music in the Loft, 1017 West Washington Blvd, #4H, Chicago, IL 60607. Справки по телефону 312-919-5030 и на сайте http://musicintheloft.org/season/faliks.php.

Chicago Sinfonietta представляет...

Чикагский оркестр Chicago Sinfonietta второй год подряд празднует День мертвых (Dia de los Muertos)! Это не день скорби, а именно веселый праздник, который традиционно отмечают в странах Латинской Америки. Особенной любовью пользуется он в Мексике. В этот день в театре музыки и танца “Харрис” будут звучать мексиканская музыка, Аранхуэсский концерт Х.Родриго (солист – гитарист из Боснии Денис Азабагич), а также Увертюра из оперы В.А.Моцарта “Дон Жуан”. Оркестром руководит приглашенный дирижер Гектор Гузман.
1 ноября, 7.30 pm, Harris Theater, 205 E. Randolph Street, Chicago, IL 60601, справки и заказ билетов по телефону 312-236-3681 или на сайте www.chicagosinfonietta.org.

Сергей Борисович Коковкин. На острове “Сцена”



Опять русский Чикаго в ожидании премьеры. 22 октября 2011 года Театральная студия Вячеслава Кагановича представляет спектакль “Айдонт андерстенд” по пьесе Виктора Шендеровича “Потерпевший Гольдинер”. Режиссер-постановщик спектакля – Сергей Коковкин. В ролях: Вячеслав Каганович и Марина Карманова. В прошлом выпуске нашей газеты мы говорили с автором пьесы. Сейчас – слово режиссеру.

Краткая справка. Сергей Борисович Коковкин родился в Ленинграде. Учился в Нахимовском военно-морском училище, с отличием закончил Институт театра, музыки и кинематографии (класс профессора Б.Зона) и Мастерскую драматургов И. Дворецкого. Работал актером и режиссером в Ленинградском театре Комедии имени Акимова и Московском театре имени Моссовета. Автор нескольких книг, изданных по-русски и по-английски, и тридцати пьес, переведенных на двенадцать языков. Среди них “Пять углов”, “Раненый зверь”, “Простак”, “Миссис Лев”, “Если буду жив”, “Пушкиногополь”, “Привет от Цюрупы”. В России его пьесы ставили Кама Гинкас и Роман Виктюк, Борис Морозов и Сергей Яшин. В них играли Г.Жженов, Л.Дуров, А.Ширвиндт, М.Державин, В.Талызина, Н.Дробышева, Н.Тенякова, Е.Стеблов. Многие годы Сергей Коковкин работает режиссером в Европе и США, преподает в американских университетах. Писал сценарии и ставил фильмы, снимался как актер. Его картины “Пейзаж с наводнением” и “Демарш энтузиаста” были удостоены призов Нью-Йоркского международного кинофестиваля. Художественный руководитель Всероссийского семинара драматургов, член Союза писателей и Союза театральных деятелей. Лауреат американской премии искусств, заслуженный артист России.

- Скажите, пожалуйста, как получилось, что актер Сергей Коковкин стал драматургом? Разочаровались в актерском ремесле?
- Мне надоело говорить чужие слова – хотелось сказать свое. Меня побудил к авторству мой первый учитель, знаменитый Александр Моисеевич Володин, у которого я играл в “Фабричной девчонке”. И я написал молодежную пьесу. Но Лениградский обком комсомола, где заседала небезызвестная ныне Валентина Матвиенко, мою пьесу с треском закрыл. Тогда в Питер приехал Юрий Петрович Любимов, он позвал меня в к себе в номер, в “Асторию”, и сказал: “Читайте”. Создатель Таганки воспринял мою попытку всерьез. Его признание тогда мне очень помогло, я понял, что могу писать. Я поступил в мастерскую известного драматурга Игнатия Дворецкого. Вместе со мной учились Саша Галин, Семен Злотников, Алла Соколова...
- Вы называете всех тех, кто стал основоположниками “новой волны” в драматургии...
- Это было питерское крыло. А в Москве была Студия Арбузова, где учились Люся Петрушевская, Витя Славкин, Аня Родионова, Леша Казанцев, Аркаша Инин. Аня была инициатором соединения наших студий и арбузовская команда приехала в Питер. Вот тогда и родилась “новая волна”. Нас было человек тридцать, три десятка молодых драматургов. Показалось, что в затхлой атмосфере застоя потянуло свежим ветерком.
- Мне кажется, у “новой волны” была какая-то новая степень искренности, которой не было раньше в советской драматургии. Почему это новое направление получило такое мощное развитие?
- Так долго были зажаты рты и сдавлена башка невозможностью свободной мысли... Когда-то это должно было прорваться... Всё было заново, новые слова, новые мысли. Это была надежда на новую жизнь. А для нас с Аней Родионовой – просто началом новой жизни. Из актрисы кино она тоже стала драматургом и сценаристом, автором многих фильмов, в том числе знаменитого “ Карнавала ”. А потом именно “новая волна” выплеснула нас сюда, на океанский берег. В апреле 1985 года я получил приглашение от президента американского Театрального Центра Юджина О’Нила Джорджа Уайта. Из шестисот пьес была выбрана “Если буду жив”, и я оказался первым советским драматургом, чья пьеса была поставлена на престижном фестивале. Мы приехали замечательной компанией с Александром Гельманом и Григорием Гориным. Но с нами естественно был руководитель, посланный сверху, - Генрих Боровик. Он сразу попытался противодействовать моей постановке, заявив, что на фестивале будет показана антисталинская венгерская пьеса и мы должны его покинуть. Единственный среди нас коммунист Саша Гельман ходил по берегу океана и уговаривал товарища Боровика смириться, но Боровику необходим был скандал. Он собрал пресс-конференцию и объявил, что мы покидаем фестиваль. Когда мне дали слово, я обнял своих американских коллег и сказал: “Мы – одна команда. Я тоже актер. И я не предам моих коллег. Пока я не выпущу спектакль, я никуда не уеду”. Я отказался закрыть постановку и покинуть фестиваль. Газетчики тут же вытащили меня на улицу и стали фотографировать на фоне американского флага. “Он выбрал свободу”, - писали тогда. И мой спектакль победил. А Боровик, грозивший мне Москвой, не понял, что время уже изменилось. В тот же год я уехал в Стамбул ставить свою пьесу “Пять углов” с великой турецкой актрисой Йылдыз Кентер. Мои пьесы пошли по разным странам: в Италии, Германии, Финляндии, Болгарии, даже в Китае. По моим сценариям выходили фильмы в Польше. А здесь, в Америке я поставил за эти годы двадцать пять спектаклей, переставив всю русскую классику: Гоголя, Островского, Чехова, Пушкина, Толстого, Горького, Фонвизина, Лескова, Грибоедова, Шварца, Булгакова, Олешу, Рощина... Один раз даже поставил свой гротеск “Пушкиногополь”.

Среди героев пьес Коковкина – много исторических персонажей: Ломоносов, Пушкин, Гоголь, Толстой. Только что он вернулся из Белграда, где в Национальном театре прошла премьера спектакля по его пьесе “Миссис Лев”. Сергей Борисович был удостоен Серебряной медали и почетного звания члена “позорища” (Коковкин с удовольствием повторяет на сербском языке это слово, в переводе с сербского означающее театр).
В списке пьес Коковкина я нашел название, которое сразу привлекло мое внимание, - “Чехов в Чикаго”. Я попросил Сергея Борисовича рассказать подробнее об этой пьесе.

- В 1999 году в Чикаго я познакомился с начинающим драматургом, врачом по профессии. Он показал мне несколько своих текстов, на основе которых я, с его разрешения, сделал пьесу “Чехов в Чикаго”. Я предложил эту вещь Славе Кагановичу. Может быть, в будущем мы обсудим возможность ее постановки... Сейчас я много преподаю, занимаюсь драматургией с молодежью, возглавляя Всероссийский семинар драматургов. Мы собираем талантливых ребят со всей страны...
- Как вы работаете с ними? Разве можно научить писать пьесы?
- Я работаю с профессиональными литераторами, закончившими Литинститут и сценарный факультет ВГИКа. Они уже умеют писать, но абсолютно не осведомлены о театральной специфике. Театр надо ощутить собственной шкурой. В Москве у меня есть своя Лаборатория, при ней - группа режиссеров. Мы пытаемся внедрять пьесы прямо в театральные труппы. Первый год я работал с ними в театре Сатиры, второй - в театре Армии, третий – в театре Маяковского. Мы погружаемся в невероятную, манящую, загадочную, но жестокую и требовательную театральную сферу. Когда ребята проходят по гигантской, самой большой в Европе, сцене театра Армии, и видят огромное пространство, которое надо заполнить своей мыслью, эмоцией, динамическим посылом, они начинают впрямую осознавать ответственность авторского слова. Чтобы захватить трехтысячный зал, нужен мощный выплеск творческой энергетики и большая смелость.
- Чем вас привлекла драматургия Шендеровича?
- Я хорошо знаю и глубоко уважаю все, что делает Виктор. И очень обрадовался, когда узнал, что он пишет пьесы. В Доме актера я веду Клуб драматургов, куда приглашал его читать свои драматические тексты. В этом сезоне у нас, в театре Сатиры, прошла успешная премьера его “Вечернего выезда общества слепых”. В новой пьесе “Потерпевший Гольдинер” мне показался интересным диалог двух поколений, в котором явственен стык двух миров. Она - молодая, он - пожилой, она - американка, он – человек, выросший в Советском Союзе, продукт прежней жизни с упрямой упертостью сознания. Гольдинер двадцать лет живет в Америке, не пытаясь интегрироваться в новое для него пространство. Он заперт от жизни, оставаясь в замкнутой клетке своего мирка. Он пропустил эти двадцать лет. Мне интересно его столкновение с американкой, женщиной, вызывающей у него неприязнь, даже – отторжение, но именно она заставляет его иначе взглянуть на мир и свое предназначение в нем.
- Вы выделяете в этой пьесе политический контекст?
- Политика сиюминутна. Здесь иной счет времени. В этой пьесе три героя: Он, Она и Время. Какой здесь политический контекст? Мы говорим о разнице мировоззрений.
- Я увидел в этом старике одинокого больного несчастного человека.
- Это поколение ее отца. Оказывается, нельзя все списывать на время. Любое время можно прожить по-разному. Прожить его честно – очень трудно, но другого выбора для человека нет. Эта очень современная пьеса. Она не про вчера, она про сегодня. Даже про завтра. Там много слоев. Когда я несколько лет назад встречался с Эдвардом Олби, я репетировал с Татьяной Дорониной в его пьесе “Кто боится Вирджинии Вульф?” Я играл Джорджа, она - Марту. Я начал расспрашивать автора о его замысле и тогда самонадеянно произнес: “По-моему, мы вскрыли все уровни, все слои вашей пьесы”. Он посмотрел на меня внимательно и спросил: “Все шесть?” И я заткнулся. (Смеется.) Так вот, возвращаясь к нашему спектаклю, мы пытаемся вскрыть “все шесть”... Может быть, у Виктора Анатольевича их и не шесть, но вскрыть хочется все, что есть.
- Оригинальное название пьесы – “Потерпевший Гольдинер”. Почему для американской премьеры вы решили изменить его?
- Я предложил Виктору несколько названий, и его зацепило это. “Потерпевший Гольдинер” не создает проблемы. Это – частный случай. А “Айдонт андеРстенд” (Сергей Борисович смачно произносит эти слова, ударяя на каждый слог и особо выговаривая “Р”. – Прим. автора.) – это закрытая стена, преграда непонимания приехавшего из Советского Союза человека. Он не понимает языка, не понимает этой жизни. Не понимает и не принимает, потому что не приспособлен к другой жизни. Он – продукт коллективного мышления, которое лишает человека своебразия, собственной индивидуальности, человеческого достоинства одиночки.
- Как вам работается с актерами?
- Марина Карманова и Слава Каганович – замечательные артисты. Мы досконально исследуем текст, разбираем характеры наших персонажей, пытаемся существовать в жанре психологического театра. Мне очень интересно с ними работать, и мне кажется, мой метод им тоже внове. Актеры говорят, что не ожидали такой работы. Тем любопытнее будет увидеть результат!
- А вы сами по-прежнему играете в театре?
- Сейчас я больше занимаюсь режиссурой и драматургией, но в свое время играл много. Мой актерский опыт был разделен между театрами Акимова и Завадского. Я пришел в театр Моссовета, когда Юрия Александровича не стало (Завадского – Прим. автора.). Играл с Пляттом, стоял на сцене с Фаиной Георгиевной. А уж с Сережей Юрским сколько сыграно!..
- Кто был вашим педагогом?
- Профессор Борис Вольфович Зон. Он был учителем Павла Кадочникова, Алисы Фрейндлих, Зинаиды Шарко, Натальи Теняковой, Льва Додина. Человек-легенда, прямой ученик Станиславского. Он ходил за учителем и записывал за ним, когда еще книг Мастера не было.
- То есть вы в одном рукопожатии от Константина Сергеевича!
- Получается так. (Улыбается.) Школа у нас замечательная. Когда Джереми Айронса спросили, какая у него школа, он улыбнулся, развел руками и ответил: “Школа у всех одна - русская”. Школа действительно одна, никуда от Станиславского не уйти. Станиславский – азбука. Вы можете складывать из этой азбуки разные сценические тексты, от гиперреальности до абсурда, но сначала необходимо овладеть азбукой.
- Сергей Борисович, что происходит сегодня в российском театре? То и дело мы слышим о конфликтах, расколах, столкновениях... Это кризис жанра или “издержки производства”?
- Российский театр пропустил свое время, и в этом виноваты в том числе и мы, драматурги. Мы не осмыслили ни советский опыт, ни опыт перехода страны в другое состояние. Мы влезли в совершенно безобразный стиль антрепризного театра, который забит “мартышками”. Моя соседка Лия Ахеджакова так и говорит: “Мы – мартышки”, то есть узнаваемые через телевизор персонажи. В театре нынче царят коммерция и угождение платежеспособной публике. Я дружу с Ширвиндтом и Державиным, они играли в моей пьесе, я ставил спектакли в театре Сатиры. Даже там нелегко. Трудно живется сегодня российским театрам. Очень трудно. Понимающих зрителей - восемь процентов.
- Но так ведь было всегда и везде! В Америке разве по-другому? Подавляющее большинство людей не было в театре ни разу!
- Наверно. Но вот эта замшелость мышления, этот безобразный ящик, который оглупляет нацию, когда она из народа превращается в население. Позиция проста: пусть жуют комбикорм и привыкают ко лжи, а не затуманивают головы проблемами и идеями. Умный зритель властям не нужен, а глупый - выгоден. Беда с культурой. Беда со знаниями. К счастью, остаются театры, которые не потакают толпе и служат отдушиной для мыслящей части интеллигенции. Конечно, театр Петра Фоменко. Я с Петей проработал много лет, играл главные роли в его спектаклях. Театр-студия его ученика Сергея Женовача. В Питере – театр Додина. Сейчас в Москве в силе варяги: театр Некрошюса в Театре наций, Туминаса в Вахтанговском, Карбаускиса в Маяковке – мощная литовская театральная школа, идущая от Мильтиниса. Есть замечательные андеграундные спектакли, “Театр.doc”, театр “Практика”, пермские опыты. Пермь у нас сейчас – одна из культурных столиц России.
- Там не только Теодор Курендзис с оперой, а и театр хороший?
- Из Перми родом Борис Мильграм, с которым я работал в театре Моссовета. Он там теперь вице-губернатор. Борис привлек в город Марата Гельмана, там проводятся выставки, фестивали, ставятся серьезные новаторские спектакли. При этом зритель на Каме не московский и не питерский, а достаточно усредненный, зритель российской провинции. Так что оптимизм на возрождение российской культуры у меня сохраняется.

В конце нашей беседы Сергей Коковкин поделился планами на будущее.

- Сейчас совместно с американским Театральным центром Юждина О’Нила я организовываю Театральный центр посреди Балтийского моря. Это “Stage Island” – “Сцена-Остров”, на одинаковом расстоянии от которого находятся Стокгольм, Хельсинки, Рига и Таллин. В проекте участвуют семь стран: Швеция, Финляндия, Литва, Латвия, Эстония, Россия и США. Недавно я вернулся из Таллина, где на Довлатовских днях была премьера моего фильма “Демарш энтузиаста”, там я и начал заниматься учреждением нового статуса Острова. После безбрежного Мичигана вернусь на Балтику, на свой Остров!

Nota bene! Премьера спектакля “Айдонт андерстенд” по пьесе Виктора Шендеровича “Потерпевший Гольдинер” состоится 22 октября 2011 года в 7 часов вечера в зале “Christian Heritage Academy” по адресу: 315 Waukegan Road, Northfield, IL 60093.
23 октября в 7 часов вечера в Театральной гостиной по адресу 615 Academy Drive, Northbrook, IL 60062 состоится Творческий вечер с писателем и драматургом Виктором Шендеровичем. Билеты можно приобрести в театральных кассах Чикаго и пригородов.

12 окт. 2011 г.

От стриптиз-бара до “Алкоголя”



14 октября, 8.00 pm. Чикагский симфонический центр. Концерт Горана Бреговича и “Свадебного и похоронного оркестра”.



В один из прошлых приездов музыканта в Чикаго мне удалось побеседовать с ним. Представляю вашему вниманию фрагменты нашей беседы.
- Я родился в Сараево. Мой отец был полковником Югославской народной армии. Он любил музыку, как любитель играл на скрипке и мечтал, чтобы я стал профессиональным скрипачом. Родители отправили меня в музыкальную школу. Но я был умным мальчиком и вскоре смекнул, что девочки предпочитают гитаристов. Так и не закончив скрипичную школу, стал осваивать гитару. С пятнадцати лет я играл с музыкантами, которые были гораздо старше меня по возрасту, в семнадцать - уже играл на гитаре в стриптиз-баре. Я думаю, что видел больше обнаженных женщин, чем все юноши моего возраста в бывшей Югославии. А дело происходило в коммунистические времена... В восемнадцать лет я уехал в Италию, какое-то время жил в Неаполе, но потом вернулся домой и поступил на философский факультет Сараевского университета. Учился четыре года, но профессором так и не стал. За два года до окончания учебы я записал первый альбом и стал звездой рок-н-ролла в Югославии. Времена были такие, что стать профессором философии означало стать профессором по марксизму. Я убежал от этой судьбы и выбрал музыку.
- Где вы встретили войну?
- Мне повезло, я не был в Сараево, когда началась война. Я был в Париже, писал музыку к фильму “Аризонская мечта”. Мой дом был разрушен, я оказался в изгнании и начал новую жизнь. Во время войны писал музыку к кино. Этим я занимался четыре военных года.
- И продолжаете этим заниматься?
- У меня был непродолжительный период увлечения кино. Я стал писать музыку к кино, когда у меня было недостаточно денег и недостаточно славы. Это была своего рода забава для меня. Но в последние годы я редко работаю в киноиндустрии. Моя музыка слишком мелодична для кино. Я не такой хороший кинокомпозитор и не стремлюсь работать в кино.
- Как встретил вас Париж?
- Непросто было в житейском плане, но в смысле творчества Париж всегда был и остается одним из центров культуры и центров эмиграции мастеров культуры. Париж – хорошая стартовая точка для музыканта.
- У вас есть любимое место в Париже?
- Когда я был молодым, я купил небольшую квартиру в районе Маре, третьем округе Парижа. Вот этот район я очень люблю.
- В какой степени ваша музыка отражает влияние балканских традиций?
- Трудно избежать влияния музыкальных традиций. Я - балканский композитор, и в моих произведениях сильно влияние балканских народных напевов.
- Несколько лет назад в одном из интервью вы сказали: “Я – композитор из маленькой страны”. Мне кажется, с каждым годом вы становитесь более космополитичным.
- Это не я, это мир становится более космополитичным. Но мне очень приятно, что композитор из маленькой страны, имеющей свою музыкальную культуру, находит слушателя в России, Европе, Америке. Не знаю, спасет ли красота мир, но это более вероятно, чем бомбы.
- Как бы вы определили стиль вашей музыки?
- Я - современный композитор, но моя современная музыка звучит так, как будто она была написана очень давно. Моя современность очень стара. Это современная музыка с одной очень старой пластинки.
- Как у вас появилась идея создать “Свадебный и похоронный оркестр”?
- Во время моего первого гастрольного тура по Европе я использовал большой симфонический оркестр. Но моя музыка несколько иная, для ее исполнения мне не нужны все инструменты. Я стал трансформировать оркестр, подгоняя его под мою музыку, заменил некоторые традиционные классические инструменты народными балканскими, пригласил солисток из Болгарии и цыганских духовиков. Главная часть оркестра – духовая группа, типичная для балканского свадебного и похоронного оркестра. На Балканах существует традиция духовых оркестров. Эта традиция идет со времен турецкой оккупации. Дело в том, что во время войн против турок, балканских войн, во время Первой мировой войны никаких музыкальных академий не было и в помине, не было своих, специально обученных военных оркестров, а музыка была нужна. И тогда придумали вот что. Военные закупили духовые инструменты и отдали их цыганам. А цыгане могут за полдня научиться играть на любом музыкальном инструменте. Поэтому военную музыку заиграли цыгане. А где цыгане, там игра на свадьбах и похоронах. Люди, простившись с покойником, собираются вместе, слушают и поют любимую музыку того, кого они только что проводили. То есть, по сути дела, одна и та же музыка играется и на свадьбах, и на поминках. И мои музыканты до встречи со мной часто играли на свадьбах и похоронах. Я в шутку стал называть оркестр свадебным и похоронным. Название понравилось и мне, и музыкантам, и так оно и прижилось. С тех пор мы - “Свадебный и похоронный оркестр”. Знаете, я композитор из тех мест, где нет классической музыки. Вся наша музыка на протяжении столетий писалась во время распития алкогольных напитков. Почему я должен делать для себя исключение?
- Что для вас музыка: призвание, хобби, образ жизни?
- Я никогда не делал ничего другого, кроме занятий музыкой. Я - счастливый человек. Всю жизнь делаю то, что мне интересно, и то, что мне нравится. Со времен, когда я играл в стриптиз-баре, и до сегодняшнего дня я получаю удовольствие от того, что делаю.

Билеты на все концерты Чикагского симфонического оркестра можно заказать на сайте www.cso.org, по телефону 312-294-3000 или в кассе театра по адресу: 220 South Michigan Avenue, Chicago, IL 60604.

8 окт. 2011 г.

Бродвей в Чикаго: октябрь 2011 года – январь 2012 года



Предстоящий сезон готовит немало интересного для любителей мюзиклов. Как обычно, новые для Чикаго постановки соседствуют с возобновлениями старых. Вот какие спектакли мы увидим до конца года.

“Мэри Поппинс” (“Mary Poppins”)
Музыка и либретто – Ричард и Роберт Шерманы, Джордж Стайлс, Энтони Дрю.
Режиссер – Ричард Эйр. Хореограф – Мэттью Берн.
Героиня детской писательницы Памелы Трэверс возвращается в Чикаго в новой постановке. Напомню, в 2010 году этот спектакль завоевал четыре премии “Тони”, включая главную – за лучший мюзикл года. Подробности – на сайте мюзикла
http://www.marypoppins.com/.
13 октября – 6 ноября 2011 года.
Cadillac Palace Theatre, 151 West Randolph Street, Chicago, IL 60601.

“Рок на века” (“Rock of Ages”)
Сюжет мюзикла прост. В 1987 году в самом известном рок-клубе Лос-Анджелеса девушка из провинциального городка встречает знаменитого рокера, и они влюбляются друг в друга. Главное в этой истории – двадцать восемь (!) песен, которые распевают наши герои. Среди них – хиты легендарных рок-групп восьмидесятых JOURNEY, NIGHT RANGER, STYX, REO SPEEDWAGON, PAT BENATAR, TWISTED SISTER, POISON, ASIA, WHITESNAKE и многих других.
8-13 ноября 2011 года.
Ford Center for the Performing Arts, Oriental Theatre, 24 W. Randolph Street, Chicago, IL 60601.

“Энн: портрет Энн Ричардс” (“Ann: an Affectionate Portrait of Ann Richards”)
В главной роли – лауреат премии “Эмми”, звезда сериала “Два с половиной мужчины” Холланд Тейлор.
13 ноября – 4 декабря 2011 года.
Bank of America Theatre, 18 West Monroe, Chicago, IL 60603.

“Скрипач на крыше” (“Fiddler on the Roof”)
Композитор – Джереми Бокк. Поэт – Шелдон Харник.
Лауреат премии “Тони”, один из лучших мюзиклов XX века основан на книге Шолом-Алейхема “Тевье-молочник”. Премьера мюзикла, состоявшаяся в начале 1964 года в Детройте, прошла без особого успеха, и перспективы показа его на Бродвее казались нереальными. Кому интересен мюзикл о жизни евреев в царской России? Тем не менее создатели мюзикла верили в успех, и успех пришел: грандиозный, ни с чем не сравнимый бродвейский триумф 22 сентября 1964 года. В 1965 году мюзикл был удостоен девяти премий “Тони”, и за следующие семь лет и девять месяцев “Скрипач на крыше” со знаменитым бродвейским актером Зиро Мостелем в роли Тевье был сыгран на Бродвее три тысячи двести сорок два раза!
В 1972 году состоялась премьера “Скрипача на крыше” в Лондоне. Роль Тевье исполнил никому не известный израильский актер Хаим Тополь и, как говорится, на следующий день “проснулся знаменитым”.
Подробности – на сайте http://fiddlerontour.com/.
22 – 27 ноября 2011 года.
Auditorium Theatre of Roosevelt University, 50 East Congress Parkway, Chicago, IL 60605

“Мемфис” (“Memphis”)
Музыка и либретто – основатель группы Bon Jovi Дэвид Брайан и Джо Ди Пиетро. Режиссер – Кристофер Эшли.
Действие мюзикла происходит в пятидесятые годы в городе Мемфис, штат Теннесси. В городе процветает расовая ненависть, и таблички “Только для белых” не вызывают удивление у жителей. Поэтому роман главного героя – белого ди-джея Хьюи – и афроамериканской певицы Фелисии обречен...
В 2010 году спектакль завоевал четыре премии “Тони”, включая главную – за лучший мюзикл года. Подробности – на сайте мюзикла http://www.memphisthemusical.com/.
22 ноября – 4 декабря 2011 года.
Cadillac Palace Theatre, 151 West Randolph Street, Chicago, IL 60601.

“Донни и Мэри: рождество в Чикаго” (“Donny & Marie: Christmas in Chicago”)
Популярный американский дуэт брата и сестры Осмондов впервые представляет свое шоу в Чикаго.
6 – 24 декабря 2011 года. Ford Center for the Performing Arts, Oriental Theatre, 24 W. Randolph Street, Chicago, IL 60601.

“Семейка Аддамсов” (“The Addams Family”)
Музыка и слова – Эндрю Липпа. Режиссеры – Фелим Макдермотт и Джулиан Кроуч.
Конечно же, вам знакома эта семейка: Гомес Аддамс, его жена Мортиша, дядя Фестер – все знаменитые герои популярного фильма и одноменного сериала. Теперь нам предстоит встретиться с той же сумасшедшей семейкой на сцене...
Мюзикл создан по книге Маршалла Брикмана и Рика Элиса. Подробности – на сайте http://theaddamsfamilymusicaltour.com/.
13 декабря 2011 года – 1 января 2012 года.
Cadillac Palace Theatre, 151 West Randolph Street, Chicago, IL 60601.

“Клетка для пташек” (“La cage aux folles”)
Музыка и текст песен - Джерри Херман. Либретто - Харви Фирстайн. Премьера мюзикла прошла на Бродвее в 1983 году. В 2010 году новая постановка мюзикла завоевала три премии “Тони”, в том числе – за лучшее возобновление.
20 декабря 2011 года – 1 января 2012 года.
Bank of America Theatre, 18 West Monroe, Chicago, IL 60603.

Заказать билеты на все спектакли сезона можно по телефону 800-775-2000 или на сайте www.ticketmaster.com. Групповые скидки (15+) – по телефону 312-977-1710. Подробная информация – на сайте www.BroadwayInChicago.com.

Виктор Шендерович. Ни слова о политике



22 октября 2011 года Театральная студия Вячеслава Кагановича представляет спектакль “Айдонт андерстенд” по пьесе Виктора Шендеровича “Потерпевший Гольдинер”. Режиссер-постановщик спектакля – Сергей Коковкин. В ролях: Вячеслав Каганович и Марина Карманова. На премьеру приедет Автор, а на следующий день состоится его Творческий вечер.
О политике Шендерович говорит и пишет достаточно подробно. Поскольку наш разговор проходил в преддверии театральной премьеры, на этот раз я предложил Виктору Анатольевичу поговорить о Театре и только о Театре. Ни слова о политике! Возражений со стороны Автора не последовало.

- Как чувствует себя автор перед американской премьерой?
- Проникновенье наше по планете, как сказано у Высоцкого, особенно заметно вдалеке. (Смеется.) Я теперь могу надувать щеки и говорить, что моя пьеса репетируется в Чикаго... Премьеру я ожидаю с волнением. Действие пьесы происходит в Америке, и ясно, что в Америке зритель будет особенно заинтересованным и чутким. Первая постановка пьесы с большим успехом прошла в Одесском русском театре. По просьбе театра родословная героя (эту роль замечательно сыграл Олег Школьник) была перенесена именно в Одессу. Публика там реагировала замечательно, но это были оставшиеся, а пьеса посвящается всем уехавшим и оставшимся. Тем, кто остался, пьеса уже игралась, а тем, кто уехал, - еще нет. Чрезвычайно интересно услышать реакцию второй половины. Надеюсь, что она будет совпадать в большей части мест, но думаю, что меня ждут какие-то сюрпризы и удивления.
- Вы доверяете режиссеру Сергею Коковкину, или есть некоторое чувство страха и мысли: “Что он делает там с моей пьесой”?
- Нет-нет, страха нет. Я знаю Сергея Коковкина давно, с чрезвычайной симпатией к нему отношусь и доверяю по-человечески и профессионально. Речь идет не о том, что я не доверяю режиссеру. Вопрос в другом. Писал пьесу человек не уехавший. Конечно, я бывал в Америке и жил среди этих людей, но все-таки взгляд на эмиграцию у меня снаружи. Волнения связаны только с тем, как текст будет звучать в новой аудитории. Есть голос певца, но есть и резонанс помещения, и от резонанса зависит очень многое. Мне интересно, каков будет резонанс.
- Я читал вашу пьесу и понял, что вы досконально знаете предмет под названием “Эмиграция”...
- (Смеется.) Не знаю. Я, конечно, был на Брайтоне, у меня много друзей в эмиграции, но я не уверен, что знаю его досконально... Скорее, я могу что-то предполагать, достраивая мозаику из моих очень отрывочных представлений.
- У вашего персонажа есть прототип?
- Гольдинер – персонаж вымышленный, у него нет одного прототипа. Всякий художественный персонаж, как мозаика, собирается из нескольких кусочков. Бертольт Брехт, который в “Карьере Артуро Уи” показал абсолютно узнаваемого очевидного прототипа, - скорее, исключение. Мой Гольдинер состоит из четырех совершенно разных людей, живущих в разных странах за пределами России. Четыре человека, из которых я собирал своего Гольдинера. Собирал психологически, биографически... Меня повел за собой характер. Я думаю, что характер я знаю.
- По словам режиссера спектакля Сергея Борисовича Коковкина, для него в вашей пьесе важен конфликт двух миров, двух мировоззрений...
- Да, в пьесе есть два поколения эмиграции. Главный герой пьесы – старик, человек из анекдота, если говорить о типаже. “Как вам Америка?” – “Не знаю, мы в нее не выходим.” Этот человек эмигрировал и “окуклился” в небольшом эмигрантском, брайтонском мире. Героиня пьесы живет в Америке с шести лет. Она ощущает себя американкой, для нее Брайтон – “зоопарк”. Вынужденная встреча и взаимное узнавание-признавание людей разных поколений, разных культур, для одного из которых “зоопарк” – Америка, а для другого – эмиграция, мне показались очень любопытными. Я не Пушкин, у которого Татьяна выходила замуж за генерала, но в какой-то момент моя героиня тоже начала поступать по-своему. Пьеса писалась отчасти по заказу, но потом случилось то, что у Грибоедова называется “шел в комнату, попал в другую”. Через какое-то время выяснилось, что комедия, которую я начинал писать, постепенно ушла в сторону мелодрамы. Мне понравился новый для меня жанр. Когда Слава Каганович прочел пьесу и захотел ее поставить, я пошел на это с удовольствием, потому что, повторяю, мне действительно очень любопытно, как это может смотреться и звучать среди тех, про кого это написано.
- Как вы относитесь к изменению названия?
- Пьеса – это тридцать с чем-то страниц текста, а спектакль – совершенно другое. Спектакль - это живая история. У него, в отличие от пьесы, много родителей, и каждый привносит в него что-то новое: режиссер, актеры, весь творческий коллектив. Пьеса всегда всего лишь основа для спектакля. Поэтому я даю режиссеру полный карт-бланш. Любой спектакль – это все равно фантазии на темы пьесы. Примерно пятнадцать тысяч Гамлетов (кто-то посчитал) выходило на сцену. Спорить, кто ближе к Шекспиру, кто дальше от Шекспира, бессмысленно, потому что в каждом времени и в каждом месте свой Гамлет, свое “быть или не быть” и свои интонации. И это правильно. Так и должно быть. Автор не должен вмешиваться в спектакль. Спектакль рождается и живет своей жизнью, а автор с какого-то момента не имеет к этому никакого отношения.
- Виктор Анатольевич, почему из актерской студии Табакова и преподавания сценического движения в ГИТИСе вас потянуло к писательству? Не жалеете, что ушли из актерства, перестали преподавать?
- Я пытался писать с ранних лет. Вначале это было чрезвычайно вторично и неловко, но мне нравилось писать всегда, и театр был всегда. Меня тянуло в театр. Я никогда не был актером – играл в массовках в дипломных спектаклях в театре Табакова, не более того. А сценическое движение меня позвал преподавать Табаков и педагоги “Табакерки” на новом курсе. Для меня это была скорее дань любви табаковской студии, попытка второй раз войти в ту же реку. Я был студийцем Первой табаковской студии и педагогом Второй. Замечательная страница моей жизни! То, что называется “запахом кулис”, вызывает до сих пор приступы огромной ностальгии. Но все-таки я думаю, что каждый должен заниматься своим делом. Я абсолютно не жалею, что двадцать лет назад пересел за письменный стол. Я думаю, что занимаюсь своим делом, а театральное прошлое мне чрезвычайно помогает. Театр мне много дал в плане литературной и телевизионной работы. Если бы не табаковская студия, я бы, наверно, не решился писать пьесы. Логично, что лучшие драматурги были либо актерами, либо жили в театре и писали для театра, знали театр изнутри. Имена Шекспира, Мольера, Островского на поверхности. Театр надо знать, понимать и чувствовать. Человек, который выходил на сцену, пишет по-другому. Он находится внутри театра и проверяет текст на себе. Это совсем другой взгляд. В этом смысле даже тот небольшой юношеский опыт обитания внутри театра, который у меня был, меня очень подтолкнул и поддержал.
- Как вы считаете, Москва по-прежнему остается театральной Меккой или она постепенно утрачивает свои лидирующие позиции?
- Трудно судить. Я не думаю, что Москва – театральная Мекка. Я даже уверен, что это не так. Мы тем и отличаемся от мусульман, что у нас нет какого-то одного святого места. Мекка кочует, центр тяжести все время смещается. За время моей жизни этот центр передвигался много раз, был в Лондоне, Берлине и может возникнуть где угодно. Москва была таким городом – может быть, еще будет. В Москве продолжают работать несколько корифеев: Петр Наумович Фоменко и его школа, его ученик Женовач и его школа, другие талантливые режиссеры. В Москве есть потрясающая театральная школа.
- Вы продолжаете писать пьесы?
- Да, есть пьеса этого года, которая сейчас начинает путешествие “по рукам” в Москве. Это комедия. Надеюсь, она найдет свои руки. В будущем году я планирую издать сборник пьес. Туда войдут как пьесы, идущие в театрах, так и те, которые еще не были поставлены.
- На премьере спектакля в Одессе вы выходили на сцену в роли Автора. Не планируете то же самое в Чикаго?
- В Одессе это было сделано просто для премьеры. Нет, я приеду в Чикаго как зритель и как автор. На сцену я не буду выходить... Только если поклониться... А на следующий день в Чикаго состоится мой вечер.
- Что мы услышим на этом вечере?
- В прошлом году я приезжал с джазовым квинтетом Игоря Бриля. Спектакль назывался “Как таскали пианино”. В этот раз я буду рассказывать другие истории и читать другие тексты. Это будет литературный вечер совершенно другого плана.
- Поскольку встреча с вами состоится на следующий день после спектакля, готовы ли вы к дискуссии по поводу вашей пьесы?
- Честно говоря, я не думаю, что это правильно. Это не политические дебаты. Я, разумеется, не Чехов, но представьте себе ситуацию, когда Антон Павлович отвечает по содержанию “Чайки”. “Проясните неясности в третьем акте...” Будет спектакль, у каждого сложится свое впечатление. Этого достаточно. Пусть спектакль живет своей жизнью, а я приеду, с удовольствием приду на премьеру, а на следующий день выйду на сцену почитать свои тексты.

Nota bene! Премьера спектакля “Айдонт андерстенд” по пьесе Виктора Шендеровича “Потерпевший Гольдинер” состоится 22 октября 2011 года в 7 часов вечера в зале “Christian Heritage Academy” по адресу: 315 Waukegan Road, Northfield, IL 60093.
23 октября в 7 часов вечера в Театральной гостиной по адресу 615 Academy Drive, Northbrook, IL 60062 состоится Творческий вечер с писателем и драматургом Виктором Шендеровичем. Билеты можно приобрести в театральных кассах Чикаго и пригородов.

1 окт. 2011 г.

Чикагский симфонический центр представляет... 6-18 октября 2011 года




6 октября, 8.00 pm; 7 октября, 1.30 pm; 8 октября, 8.30 pm. Каждое выступление Чикагского симфонического оркестра (далее – ЧСО) под управлением его музыкального руководителя Риккардо Мути дарит нам что-то новое и интересное. На этот раз программа концертов в точности воспроизводит программу последнего выступления Густава Малера 21 февраля 1911 года, когда он последний раз появился на публике за дирижерским пультом в качестве руководителя оркестра Нью-Йоркской филармонии. В год столетия смерти великого композитора ЧСО повторяет программу того памятного вечера:
- Л.Синигалья. Увертюра к опере “Le baruffe chiozzotte”;
- Ф.Мендельсон. Четвертая (Итальянская) симфония;
- Дж.Мартуччи. Концерт N2 для фортепиано с оркестром. Солист – немецкий пианист Герхард Оппитц;
- Ф.Бузони. Berceuse élégiaque;
- М.Э.Босси. Intermezzi Goldoniani.

9 октября, 3.00 pm. Концерт старейшего ансамбля Мексики Mariachi Vargas de Tecalitlán, исполняющего народную музыку.

13, 15 октября, 8.00 pm; 14 октября, 1.30 pm; 18 октября, 7.30 pm. “Так говорит Заратустра” – так называется очередная программа ЧСО. Кроме Симфонической поэмы Рихарда Штрауса, написанной под впечатлением от книги Фридриха Ницше, в концерте прозвучат сочинения американского композитора-модерниста Чарльза Айвза “Вопрос без ответа” и “Три места в Новой Англии”, а также Осенняя соната шотландского композитора Тии Масгрейв, в которой центральное место отведено соло бас-кларнета. Солировать будет музыкант оркестра Лори Блум. ЧСО дирижирует Сюзанна Мелькки. После окончания Музыкальной академии имени Я.Сибелиуса в Хельсинки она начала успешную карьеру виолончелистки. С 1995 по 1998 годы работала концертмейстером группы виолончелей в Симфоническом оркестре Гетеборга (Швеция). В июне 2010 года стала студенткой Королевской академии музыки в Лондоне. В настоящее время Сюзанна Мелькки является музыкальным руководителем ансамбля Intercontemporain.

14 октября, 10.15 и 11.30 am; 15 октября, 10.00 и 11.45 am. Чикагский симфонический центр и Чикагский детский театр представляют музыкально-театрализованное представление “Гадкий утенок”. В представлении примут участие музыканты ЧСО. Обратите внимание: представление состоится не в главном зале Симфонического центра, а в помещении Buntrock Hall.

Билеты на все концерты Чикагского симфонического оркестра можно заказать на сайте www.cso.org, по телефону 312-294-3000 или в кассе театра по адресу: 220 South Michigan Avenue, Chicago, IL 60604.