- “Севильский цирюльник” был в Лирик-опере несколько лет назад. Замечательная постановка! Я очень давно не играл “Луизу Миллер”, с нетерпением жду этой оперы. С удовольствием поиграю опять “Пиковую даму”, ее не было в театре двадцать лет. “Дон Жуана” я всегда играю с удовольствием. Что касается “Гибели богов”, она меня всегда немного пугает. Все-таки шесть часов...
- Что запомнилось вам больше всего из опер прошлого сезона?
- Самое сильное впечатление оставили “Электра” и “Ариодант”.
- Как вам новая концепция “Кольца нибелунга”, предложенная Дэвидом Паунтни?
- Я играю “Кольцо нибелунга” третий раз. Первый раз оркестром дирижировал Зубин Мета, прошлый раз и сейчас - Эндрю Дэвис. Новая постановка мне очень нравится. Она показывает, что все боги - такие же люди, как мы с вами. Они лишь выдают себя за богов и строят сами себе великую биографию. Состав замечательный, все прекрасно поют, все на своих местах...
- К сожалению, прошлый сезон запомнился не только спектаклями, но и забастовкой. У вас были опасения, что театр могут закрыть?
- В истории Лирик-оперы это не первая забастовка. Оркестр бастовал в 1968 году. Страха, что театр закроется и перестанет существовать, не было. Было опасение, что сорвется сезон...
- Из забастовки вы не вышли победителями. Получается, все было напрасно?
- Если есть победители и есть проигравшие, то это не конец. Если оба чувствуют себя проигравшими, то, скорее всего, это не повторится. Мы не выиграли, но проиграли меньше, чем могли бы, если бы не вышли на забастовку.
“К счастью, оказалась скрипка”
Александр Белявский - музыкант в третьем поколении. Родился в Москве. Дядя отца - виолончелист, играл в оркестре Большого театра. Отец Юрий - скрипач. Играл в Большом симфоническом оркестре радио и телевидения (ныне - Большой симфонический оркестр имени П.Чайковского) под управлением Геннадия Рождественского.
- Я родился в музыкальной семье, и выбор у меня был таков: либо на скрипке играть, либо не на скрипке. К счастью, оказалась скрипка.
- Вам она сразу понравилась?
- Я начал заниматься на скрипке с отцом, когда мне было семь лет. Я хотел заниматься. Помню, когда совсем маленьким играл один из первых концертов, понимающие люди кивали головой. Наверно, это что-то означало... Начинал с азов, как все дети. Я учился в музыкальной школе имени Мурадели до окончания восьмого класса. В пятнадцать лет уехал с семьей в Израиль.
- Один известный скрипач рассказывал мне, как он в детстве натирал шею, чтобы мама освободила его от занятий и он “сачканул” урок. Вы так не делали?
- Я не буду рассказывать, что я делал. Вдруг ученики прочтут...
- Вы помните музыкальную Москву тех лет?
- Мой отец работал в оркестре, и я ходил практически на все репетиции всех великих музыкантов. Это очень яркие воспоминания. Я непосредственно наблюдал, как репетируют Ойстрах, Коган, как разогревается Менухин. Я подходил, разговаривал с ними. Слушал Гилельса, Рихтера, Ростроповича, помню репетиции Рождественского, выступления Пикайзена, Третьякова, Спивакова, Безродного... В 1971 году появилась возможность выехать в Израиль. Мы поселились в Иерусалиме.
- Не жалели, что пришлось уехать из Москвы?
- Нет, никакого сожаления не было. Была радость. Не забудьте, это было время, когда в Советском Союзе все жили, как за решеткой. Было сожаление, что в Москве остались друзья, родственники, но чувства, что надо вернуться туда, где прошло детство, никогда не было.
- Как насчет ощущения провинциальности израильской жизни? Масштаб все-таки не тот после столицы...
- Многие люди мне говорили, что у них было это ощущение. У меня - нет. Мой отец стал играть в оркестре “Кол Исраэль”, и я после музыкального мира в Москве оказался в таком же музыкальном мире в Иерусалиме. Те же самые музыканты, которые приезжали в Москву, приезжали и в Иерусалим. Я помню, как играл для Менухина и Стерна. Помню, как в 1973 году, перед войной Судного дня, в Израиль приехал Пабло Казальс. На этом фестивале выступали Юджин Истомин, Айзек Стерн, Саша Шнайдер; я играл в фестивальном оркестре. С 1971 до 1974 годов я учился в Музыкальной академии имени Рубина. Во время войны Судного дня многие из “Кол Исраэль” ушли на фронт, и в оркестр позвали учащихся старших классов, в том числе меня. Первая профессиональная работа длилась недолго - две недели, но тем не менее...
“Я всегда предпочитал играть оперную музыку”
В июле 1974 года Александр Белявский приехал в Америку для участия в Танглвудском музыкальном фестивале. После прослушивания концертмейстер Бостонского симфонического оркестра Джозеф Сильверстайн предложил молодому музыканту поучиться в Бостоне. Александр стал студентом музыкального отделения Бостонского университета по классу скрипки Сильверстайна. В 1977 году он получил первую работу в Atlantic Symphony Orchestra в городе Галифакс (Канада). Спустя год открылась вакансия в скрипичной секции оркестра Лирик-оперы Чикаго. Белявский участвовал в прослушивании, и его приняли. В 1978 году начался чикагский период жизни нашего героя, который продолжается и сегодня.
- Получается, вы оказались в Чикаго случайно? Если бы выиграли прослушивание, скажем, в Филадельфии или Кливленде, поехали бы туда?
- Да, я приехал в Чикаго, чтобы навестить родителей, которые к тому времени жили в Милуоки. Мой отец играл в Милуокском cимфоническом оркестре. Я участвовал в конкурсе и поступил в оркестр Лирик-оперы.
- Как вас встретил оркестр?
- Очень тепло. Я был там вторым музыкантом из бывшего Советского Союза.
- Вы застали еще “мать”-основательницу Кэрол Фокс!
- Я видел ее на генеральных репетициях и спектаклях.
- Она сидела там же, где Мейсон с Фрейдом, - в первом ряду партера по центру?
- Да, там сидели все, начиная с Фокс и Крайник... Кэрол Фокс была фанатично предана опере. Она создала театр своими руками. Осуществила миссию жизни.
- Говорят, она платила несусветные гонорары артистам и довела театр почти до банкротства?
- Я не знаю, что происходило в финансовом отделе театра. В 1980 году, после того, как Фокс ушла в отставку, руководительницей театра стала ее бывшая ассистентка Ардис Крайник. В течение двух-трех сезонов она полностью исправила ситуацию, поставив оперу на очень хорошую финансовую основу. Количество опер в сезоне стало увеличиваться, а певцы приезжали те же самые, великие.
- Больше сорока лет оркестром Лирик-оперы руководил Бруно Бартолетти. Что вспоминается вам о нем?
- Бруно Бартолетти был необычайно одаренный дирижер. Он чувствовал музыку, особенно итальянскую. С тех пор, как он ушел - сначала из оперы, а потом из мира, - я не играл такого Пуччини и Верди, как с ним. У него был абсолютно идеальный вкус и любовь к русской музыке. Мы играли с ним “Бориса Годунова”, “Катерину Измайлову”, много Прокофьева - он любил Прокофьева. В конце девяностых у нас пел замечательный русский бас-баритон Сергей Лейферкус. Как-то он мне сказал: “Это счастье, что первый раз Андре Шенье я пою с Бруно. Никогда я столько бы не выучил, если бы не он”. В моей памяти остались многие оперы, которые я с Бруно отыграл. Все оперы Пуччини, потом “Паяцы”, “Сельская честь”, “Бал-маскарад”... - когда я сейчас их играю, очень часто на слуху у меня то, что я играл первый раз с Бруно Бартолетти.
- С какими еще дирижерами вам было интересно работать?
- Были великие дирижеры, с которыми мне посчастливилось поработать. Зубин Мета дирижировал “Кольцом нибелунга” в 1993-96 годах и “Женитьбой Фигаро” в сезоне 1997-98 годов. Я играл с ним пять опер!.. Мое самое незабываемое оперное впечатление - “Фауст” с Альфредо Краусом, Миреллой Френи, Николаем Гяуровым и Джорджем Претром за дирижерским пультом. Лучше не бывает... “Бал-маскарад” с Лучано Паваротти, Ренатой Скотто, Тито Гобби и Бруно Бартолетти-дирижером. “Тоска” с Пласидо Доминго, “Кармен” с Доминго и Терезой Берганца. Вот те оперы, которые у меня на слуху. В “Кольце нибелунга” Зигмунда два или три раза пел Доминго. Это тоже были одни из запоминающихся спектаклей.
- Паваротти, Доминго, Краус. Кто из них для вас на первом месте?
- Никто. Они все на первом. Как-то у Айзека Стерна спросили, на каком он месте в мировой скрипичной иерархии. Он ответил: “На втором”. “А кто на первом?” - “Не знаю, на первом скрипачей много”. На мой взгляд “Бал-маскарад” лучше Паваротти никто не пел. Он здесь номер 1. Лучше Хозе в “Кармен”, чем Доминго, не было никого. Здесь Доминго номер 1. Лучше Крауса никто не пел “Фауст”. Здесь Краус номер 1.
- Вы согласны с утверждением, что все великие дирижеры - диктаторы? Караян, Райнер, Селл - они делали в оркестре все, что им заблагорассудится, и никто не мог им ничего сказать. Не нравится - уходи.
- Раньше так было. Теперь это невозможно. У нас работал дирижер Марек Яновский. Он как-то попытался так поступить. Ему пришлось извиняться... Я могу привести вам в пример Зубина Мету. Не было никакого диктаторства - был магнетизм личности. Такой же магнетизм был у Бернстайна, у Майкла Тилсона Томаса, который тоже работал в Лирик-опере. Он не занимался тиранией. Он показывал и увлекал, и оркестр шел за ним.
- После Бартолетти музыкальным руководителем стал Эндрю Дэвис. Что вы можете сказать о работе с ним? Вот уж кто совсем не диктатор, правда?
- Конечно. Дэвис - прекрасный музыкант. Он сразу покорил меня. Карьеру главного дирижера он начал в сезоне 2000-01 годов с “Пиковой дамы”.
- Пятнадцать лет руководства оперой Ардис Крайник и столько же - Уильяма Мейсона. Как вы можете сравнить эти два периода по художественному уровню?
- Будучи генеральными директорами, Крайник и Мейсон занимались не только художественным уровнем. Должность у них все-таки административная. Они должны следить, чтобы опера в финансовом плане была в порядке, чтобы продавались билеты, чтобы заполнялся зал... В театре есть музыкальный руководитель. Художественный уровень больше связан с ним.
- Я-то всегда думал, что Бартолетти и сегодня Дэвис - фигуры не главные. Главными были Фокс, Крайник, Мейсон, сегодня - Фрейд. Разве не так?
- Может быть, Фокс решала сама или думала, что решает, но, я думаю, она всегда прислушивалась к тому, что ей говорил Бруно. То же самое было с Крайник и Мейсоном. Я думаю, и сегодня Фрейд прислушивается к мнению Дэвиса.
“Когда же выйдет солист?”
- Я порой поражаюсь архаичности постановок Лирик-оперы. Такое впечатление, что театр находится где-то на другой планете, что постановки в Экс-ан-Провансе, Зальцбурге, Байройте, Глайндборне и постановки в Чикаго - две параллельные, непересекающиеся линии...
- Вы перечислили самые главные музыкальные фестивали нашей планеты. Есть огромная разница между фестивалями и репертуарным театром. На фестивалях всегда представляют самые новаторские постановки. Директора оперных компаний и крупные доноры приезжают на фестивали, чтобы увидеть новые веяния, тренды... Там они решают, какие из постановок подойдут их компаниям. Директора оперных компаний должны удовлетворить вкусы многих зрителей в течение всего сезона, а не коротких недель фестиваля... Вообще, это не моя сфера влияния, но есть постановки очень интересные. Например, предстоящий “Севильский цирюльник” - очень красочный и веселый спектакль. Из прошлых постановок для меня наиболее интересными были “Юлий Цезарь” Генделя (режиссер - Дэвид Маквикaр), “Диалоги кармелиток” Пуленка (режиссер - Роберт Карсен) и “Осуждение Фауста” Берлиоза (режиссер - Стивен Лэнгридж). Незабываемой стала постановка оперы Моисея Вайнберга “Пассажирка” (режиссер - Дэвид Паунтни).
- Вы помните “Лулу” Берга в постановке Юрия Любимова?
- Да, спектакль мне очень понравился. Любимов думал о том, как поставить мизансцены, чтобы певцам было удобно. Они были все время близко к рампе. Часто режиссеры забывают, насколько огромен наш оперный зал, и не всегда понимают, что не надо певца ставить в глубину сцены. Когда они делают свои постановки, оркестр играет так тихо, что мы сами себя не слышим. А вот Любимов это понимал. В “Лулу” пели великие певцы во главе с Кэтрин Мальфитано.
- Она была замечательной Примадонной в новой постановке “Тоски” на июльском фестивале в Экс-ан-Провансе.
- Ее голос близок операм XX века и современным операм, и она активно в них пела. Например, она пела главную партию в опере Болкома “Мактиг”.
- Не буду задавать вам банальный вопрос о любимой опере...
- Я всегда отвечаю на него так: “Та опера, которую я играю в данный момент”. А вот есть оперы, которые я терпеть не могу.
- О, это интересно. Какие?
- Опера Энтони Дэвиса “Амистад”. Мне было страшно скучно ее играть. Приблизительно в то же время вышел одноименный фильм, он был гораздо интересней оперы. Скучно было играть оперу “Пеллеас и Мелизанда”.
- Я слышал ее в концертном исполнении в Симфоническом центре. ЧСО дирижировал Эса-Пекка Салонен. Красивая музыка...
- Наверно, дирижер не донес до меня всю прелесть музыки Дебюсси. Я периодически впадал в диабетическую кому, настолько это было сладко...
- Если бы вопросы репертуара решали вы, какие оперы вы бы предпочли исполнить?
- Я бы с удовольствием опять сыграл “Леди Макбет Мценского уезда”. Я ее только один раз играл. Очень давно она не ставилась... Мы очень давно не играли больших опер Верди. Например, “Силу судьбы”, “Дон Карлос”.
- Мне кажется, после недавней “Аиды” в Симфоническом центре с маэстро Мути тема еще одной “большой оперы Верди” в Чикаго закрыта. Лучше сыграть и спеть просто невозможно.
- Когда я играл “Аиду” и Радамеса пел Паваротти, мне тоже казалось, что лучше не бывает. Но проходит время, появляются новые певцы, новые постановки. И, вообще, нельзя сравнивать концертное исполнение и настоящую оперную постановку с декорациями, костюмами и мизансценами.
- Какие оперы вы можете переслушивать бесконечно?
- “Фауст” Гуно. “Женитьба Фигаро” Моцарта.
- У вас не возникает чувства усталости от одной и той же оперы, когда ее приходится играть по шесть-восемь-десять раз?
- Иногда бывает, но, в основном, - нет, потому что никогда не бывает повторений. В каждом спектакле всегда есть что-то новое, певцы никогда не поют одинаково.
- Вы любите современную музыку?
- Да, всегда любил слушать и исполнять современную музыку. Губайдулина - великий композитор. Я играл несколько ее произведений, в том числе Концерт для баяна с оркестром “Семь последних слов”. Лера Ауэрбах – очень хороший, интересный композитор. Замечательный Освальдо Голихов. Конечно, Шнитке... При Крайник в Лирик-опере была создана программа “Навстречу XXI столетию”, в рамках которой каждый сезон звучали опера XX века и американская опера. “Сатьяграха” Гласса, “Доктор Атомик” Адамса... Одна из самых лучших опер, которые я играл, - “Призраки Версаля” Джона Корильяно. Я был в большом потрясении от оперы Лучано Берио “Un Re in Ascolto” (“Король слушает”), которую играл в конце девяностых. Ее очень любил и понимал Бруно Бартолетти... Моя жизнь в Лирик-опере началась с современного спектакля. Первая репетиция в 1978 году - и сразу “Потерянный рай” Кшиштофа Пендерецкого. Эту оперу он написал специально для нашего театра.
“Зато - слышно!”
- В юности вы понимали, с какими гениями общались?
- Тогда я не понимал их величия. Когда я встретился с Пабло Казальсом, я знал, что он - великий музыкант. Он был очень старым (умер в 1973 году в возрасте девяносто шести лет), рассказывал о музыке, играл на виолончели. Сейчас, вспоминая его, я понимаю, насколько мне повезло в жизни. Казальс, Ойстрах... К сожалению, я не застал Хейфеца, хотя, когда я приехал в Америку в 1974 году, он был еще жив, но уже не выступал. Он часто играл с ЧСО и Фрицем Райнером в шестидесятых. Играл и с оркестром Грант-парка, но тоже давно... Не застал Фрица Крейслера. Он умер в начале шестидесятых... Это уже почти XIX век, с которым мне через Казальса удалось соприкоснуться.
- Вас не смущало то, что вы перешли со сцены в яму?
Тетка моего отца была оперной певицей. Наверно, что-то генетическое ко мне перешло. Я всегда предпочитал играть оперную музыку, меня всегда привлекал симбиоз инструментальной и вокальной музыки. Сегодня, когда я играю симфонический концерт, часто ловлю себя на мысли: “Когда же выйдет солист, когда появятся голоса?” Я считаю, что скрипка и голос - как говорят по-английски: “Match made in heaven”. То, что в яме меня не видно, меня не смущало. Зато - слышно!
- Слышно не только вас, но и всю скрипичную группу. Вам не кажется, что игра в оркестре лишает музыканта индивидуальности, что играть в оркестре - это как маршировать в строю? От вас требуется в первую очередь быть винтиком в слаженной машине. Когда вы на сцене, вы сам себе хозяин. Когда вы в оркестре, вы подчиняетесь воле дирижера. Не нужна индивидуальность - нужно, чтобы все скрипки (и ваша в том числе) звучали четко и слаженно, как одна.
- Жестокий вопрос. Я вам так скажу. Ни на сцене, ни в яме ни один оркестр сам себе не хозяин. Мы делаем то, что нас просит дирижер, который должен подчиняться воле композитора. А в опере хороший дирижер подчиняется певцам. Он никогда не будет навязывать свое “я” певцам. Хороший дирижер никогда не требует от музыкантов повиновения. Чем хуже дирижер, тем меньше он дает музыканту свободу.
- Вам не хотелось вырваться на “вольные хлеба” и заняться сольной карьерой?
- Не было случая, когда я был бы недоволен своим выбором. Не все хотят быть солистами. Если будет столько же солистов, сколько скрипачей в оркестрах, то всем места не хватит. Сезон в опере не длится круглый год. Раньше это давало мне возможность играть камерные и сольные концерты. Был такой замечательный ансамбль Concertanto di Chicago. Я с ним сыграл много сольных концертов. Я играл концерты с оркестрами Чикагского университета, Харпер-колледжа... Кроме этого, оркестр дает мне возможность преподавать.
- Об этом поподробнее, пожалуйста.
- Я преподаю тридцать четыре года. До 2010 года - в Музыкальном институте Чикаго (Music Institute of Chicago). Потом как-то так получилось, что я стал заниматься преподаванием частным образом, и должен сказать, что не жалею.
- У вас есть особая методика игры на скрипке?
- У меня есть методика преподавания. Я преподаю так же, как учили меня. Начинаю с азов и постепенно продвигаюсь вперед. Раньше я никогда не брал начинающих и совсем маленьких детей, но с какого-то момента начал брать продвинутых маленьких детей. Пусть их кто-нибудь научит читать, а я их научу писать роман.
- Ваши ученики хотят сами заниматься или приходят, потому что так хотят родители?
- Это абсолютно не меняется из поколения в поколение. Есть такие, которых толкают родители, а есть те, которые хотят сами... Я чувствую, что должен передать мои знания новому поколению. Среди моих учеников есть музыканты, играющие в оркестрах, есть те, кто стали дирижерами и учителями, что всегда очень приятно... Я всегда прислушиваюсь к ученикам, не только учу их, но и учусь у них сам.
Минутка рекламы в газете Реклама. Дамы и господа, записывайте своих детей и/или приходите сами на скрипичные уроки Александра Белявского. На все вопросы он ответит по электронной почте abelavsky@gmail.com.
“Есть только два типа музыки - плохая и хорошая”
- Кто для вас абсолютный идеал в скрипичном искусстве?
- Опять же, одного нет. Из старых мастеров - Хейфец, Ойстрах, Коган, Стерн. На сегодняшний день мне очень нравятся Илья Калер и Вадим Глузман. Они - достойные продолжатели классической манеры игры. Гил Шахам, Максим Венгеров, Вадим Репин - замечательные скрипачи. Скрипичное искусство не мельчает, и слухи о смерти классической музыки сильно преувеличены. Люди, может быть, меньше ходят на концерты, но они продолжают слушать классическую музыку.
- Как-то я спросил у бывшего концертмейстера Чикагского симфонического оркестра Сэмюэля Магада об американской и русской школах игры на скрипке. Он ответил так: “Я не знаю американской школы игры. Все великие педагоги и скрипачи пришли из России. Ауэр, Хейфец, Мильштейн, Цимбалист, Ойстрах, Коган...”. Как вы думаете, почему именно Россия дала миру столько великих музыкантов?
- Я думаю, это связано с канторским пением, которое мы - евреи, дети местечек - впитали с молоком матери. Когда мы взяли в руки скрипку, мы стали имитировать то самое пение. Все эти великие скрипачи берут свое начало с тех самых местечек.
- Тогда почему скрипка?
- Айзеку Стерну задали этот вопрос. Он ответил вопросом на вопрос: “А вы когда-нибудь пробовали бежать с роялем?”
- Мне кажется, рассуждения, что это как-то связано с гонениями, некорректны. Есть что-то мистическое, что связывает еврейского музыканта со скрипкой. А Стерн это напрямую связал с погромами.
- Конечно. Когда библейскому царю Саулу было нехорошо на душе, то будущий царь Давид играл ему на своем инструменте, который на иврите называется “кинор давид”. Кинор - скрипка... У евреев трепетное отношение к скрипке.
- На какой скрипке играете вы?
- На той, с которой приехал в Америку. Она у меня с 1972 года. Французская скрипка XIX века мастера Клода Шеврие. Я ее любовно называю “шевроле”. Она - моя рабочая лошадка.
- У скрипки есть характер?
- Скрипка повторяет характер своего хозяина. Я вкладываю в нее всю свою душу.
- Сколько вам надо времени, чтобы подготовиться к опере?
- Для каждого оперного спектакля есть пять-шесть репетиций. На спектакль музыканты приходят с уже выученными партиями. Профессиональный музыкант занимается каждый день по нескольку часов. Непосредственно перед спектаклем я прихожу пораньше, чтобы разыграться, чтобы пальцы не были холодными.
- Вы называете своим любимым музыкантом Луи Армстронга. Почему именно его?
- У него есть тайна, идеальное чувство ритма, музыкальность, мощная индивидуальность! Фрэнк Синатра был такой же. Я играл с ним и с его сыном.
- Вы любите джаз?
- Я люблю любую хорошую музыку: джаз, рок-н-ролл, блюз, кантри-музыку... Есть только два типа музыки: плохая и хорошая.
- Назовите, пожалуйста, вашу пятерку лучших оркестров мира, ваш “Big Five”.
- В мою пятерку входит по крайней мере десять оркестров, в каждом из них я выделяю что-то свое. Когда я первый раз услышал Бостонский симфонический оркестр, меня поразила его виолончельная группа. В Чикагском симфоническом оркестре меня поразила медь. Недавно я был на концерте Кливлендского симфонического оркестра и пришел в восторг. Его недооценивают, а ведь это оркестр замечательный, особенно струнная группа. Конечно, Берлинский филармонический - великий оркестр. В мою пятерку я бы добавил еще Израильский филармонический оркестр.
- Что собой представляет оркестр Грант-парка?
- Вначале его костяк составляли музыканты из оркестра Лирик-оперы. Сегодня в составе оркестра музыканты из Балтимора, Милуоки, Хьюстона, Солт-Лейк Сити, Колорадо... Оркестр Грант-парка - один из лучших оркестров фестивального уровня. Этим оркестром в свое время руководили такие крупные дирижеры, как Леонард Слаткин, Зденек Макал, Дэвид Зинман. В свое время с ним выступали великие солисты: Яша Хейфец, Миша Эльман, Оскар Шумский. Уже в мое время с оркестром выступали Ван Клиберн, Рая Гарбузова, Мэрилин Хорн, Джошуа Белл. В этом сезоне с нами oпять играл Вадим Глузман.
- Вся ваша сознательная жизнь связана с двумя чикагскими оркестрами: симфоническим и оперным. Какая между ними разница?
- Этот же самый вопрос мне задал мой коллега, когда я поступил в оркестр Лирик-оперы. В оперном оркестре всегда есть дух театральности, а в симфоническом - ощущение, что “мы - звезды”.
- Рядом с нами находится великий Чикагский симфонический... Вас не угнетает всю жизнь играть в оркестре, находящемся в одном и том же городе в тени другого?
- Абсолютно нет. Все зависит от дирижера. Когда у нас дирижировал Зубин Мета, мы тоже были великим оркестром... Но главное: нельзя сравнивать оперный оркестр с симфоническим. Мы не звезды. Звезды поют, а мы даем им возможность быть звездами.
“Мой дом - там, где моя семья”
- Я обнаружил на YouTube несколько видео с вашим участием под общим названием “Искусство скрипки”. Вы не думали открыть свой канал и стать скрипичным блогером? Ведь при всем разнообразии на YouTube такого блогера нет...
- Вы очевидно имеете в виду канал моего отца “Art of Violin”. На этом канале выставлены циклы его лекций на английском и русском языках про искусство игры на скрипке. Там есть запись моего исполнения концерта Дэвида Амрама для скрипки с оркестром. Кстати, сам композитор присутствовал на концерте!.. А блогерством пусть занимаются другие. Я работаю в оркестрах, преподаю. Мне этого хватает.
- Какая страна на вас произвела наибольшее впечатление?
- Две страны с совершенно разными впечатлениями. Турция и Перу. Мачу-Пикчу - настоящее чудо света!.. Последнее время мы много путешествуем по Америке. Видели Большой каньон, побывали в Йеллоустоунском национальном парке; были в городах Таос, Санта-Фе. В Америке есть что посмотреть.
- В какую страну вы хотели бы вернуться?
- Всегда в Италию. И в Париж.
- Итальянцы действительно разбираются в опере, или это преувеличение?
- Парикмахер в Италии мне пел арии из опер, пока меня стриг.
- Что вам запомнилось из увиденного в последнее время в драматическом театре?
- Назову спектакль в чикагском театре Redtwist “Кто боится Вирджинии Вульф?” Все происходит без декораций, без сцены, в одной комнате, но - о, великое таинство театра! - актеры затягивают тебя не просто в зрители, а в действующие лица. Как греческий хор, только без пения... Недавно мы видели спектакль “Настоящий Запад” в Steppenwolf Theatre. Меня поразила в нем потрясающая игра актеров, которые все отдают на сцене. Чикаго - очень театральный город. Огромный выбор репертуара, очень высокий актерский уровень...
- Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
- Со своей женой Евой я знаком с самого детства. Мы встречались в Израиле, а поженились в Чикаго в 1981 году. Ева - искусствовед, много лет работала в музеях в художественных галереях, теперь - консультант в магазине Rosenblum's World of Judaica... У нас двое детей. Сыну Бенджамину - тридцать два года, он - врач-ортодонт. Дочке Габриэль - двадцать девять лет, она работает в крупной рекламной фирме... Мой младший брат Даниэль - тоже музыкант. Он пианист, композитор, кинематографист. Снимает документальные фильмы о современных американских композиторах. Моя сестра Нина - профессор лингвистики, а еще она профессионально танцует танго. Впрочем, она не одна: этот талант к танго она унаследовала от нашей мамы.
- Ваш дом уже давно в Чикаго?
- Мой дом там, где моя семья... Понимаю, что это банальный ответ, но это так. У меня нет родины. Везде и нигде... Блуждающий еврей... Но в Чикаго я уже много лет. Здесь я себя чувствую дома.
Фотографии к статье:
Фото 1. Александр Белявский. Фото - Эндрю Хессе
Фото 2. С Айзеком Стерном в Иерусалиме, 1973 год. Фото - Михаэль Маргулис
Фото 3. С мэром Чикаго Лори Лайтфут, Лирик-опера, 2019 год. Фото - Тодд Розенберг
Фото 4. В Лирик-опере перед спектаклем, 2019 год. Фото - Джон Макфарлан
Фото 5. В парке “Миллениум” перед концертом, 2019 год. Фото - Тодд Розенберг
Фото 6. С женой Евой в Таосе, 2019 год. Фото - Илья Шиллер
Фото 7. Александр Белявский. Фото - Эндрю Киоффи
Комментариев нет:
Отправить комментарий