“Инкогнито” – звучит интригующе!

“Пропасть для свободных людей” – так называется спектакль по пьесе бразильского писателя и драматурга Гильерме Фигейредо “Лиса и виноград” (“Эзоп”). Этим спектаклем в Чикаго открывается театр-студия “Инкогнито”. О предстоящей премьере и новом театральном коллективе – в эксклюзивном интервью актера, продюсера, президента театра Анатолия Непокульчицкого. Наша беседа началась с вопросов о новом спектакле.

- Волнуешься перед премьерой?
- Раньше я всегда волновался перед премьерой, а сейчас как-то не так. Чувствую, что нащупал свою роль, свой образ.
- “Лиса и виноград” - пьеса о свободе?
- И о свободе тоже. Человек мечтает о свободе, а когда получает ее, то понимает, что свобода не бывает без обязанностей. Становится ли он свободней? Да, он уже не раб, но он зависим от обстоятельств и правил социума. Абсолютной свободы не может быть никогда! Все сводится к тому, комфортно ли человек существует в предлагаемых обстоятельствах того или иного общества. Как в бывшем Советском Союзе. Людям было хорошо, когда за них все решали... В пьесе столько интересных тем, вопросов, проблем... Наш спектакль рассчитан на подготовленную, мыслящую публику. Нам есть что сказать этой пьесой.
- Ты не боишься, что подготовленная публика начнет сравнивать вас с вашими великими предшественниками? Кто-то смотрел фильм с Калягиным, Табаковым и Гафтом, кто-то помнит спектакль Товстоногова с Полицеймако. В Белорусском театре имени Янки Купалы был прекрасный “Эзоп” с Борисом Платоновым. Не боишься, что сравнение будет не в вашу пользу?
- Не боюсь, потому что сейчас другое время, а другое время требует новой театральной эстетики. Проблемы остались те же самые, а театральный язык стал другим... Мы не стараемся понравиться. Мы говорим о вещах, которые считаем важными для себя.

...Все началось более тридцати лет назад, когда студент второго курса Киевского государственного института театрального искусства имени И.К.Карпенко-Карого Анатолий Непокульчицкий подбирал себе материал для курсовой работы. Читал пьесы, знакомился с авторами... “Мне на глаза попалась пьеса “Лиса и виноград”. Я тогда еще не видел ни спектакля, ни фильма. Пьеса настолько запала мне в душу, что я начал переписывать отрывки из нее. Они до сих пор лежат у мамы в Киеве. Я всегда мечтал сыграть в этой пьесе”. В эпоху Интернета он нашел русский текст, распечатал его и положил в стол. До лучших времен...

- Я показал эту пьесу режиссеру Борису Носовскому, когда он обосновался в Чикаго. Он – профессионал с большой буквы, и было бы неразумно не воспользоваться его потенциалом. В июне 2010 года я стал говорить с ним о постановке пьесы. Борис сразу сказал: “Надо ставить”. И началась работа...
- Что было решающим в выборе актеров?
- Актерские качества, заинтересованность в работе и увлеченность.

Анатолий Непокульчицкий с гордостью рассказывает о своей команде. В спектакле участвуют известные в Чикаго актрисы Ольга Кирсанова (рабыня Мели) и Лидия Сорока (Клея). В роли Агностоса – актер украинского театра-студии “Гомин” (Чикаго) Виктор Табачук. В роли Эзопа – режиссер спектакля Борис Носовский. Непокульчицкий играет в спектакле роль Ксанфа.

- Я – характерный актер, и Ксанф – характерная роль. Там такой диапазон... Посмотрим, насколько мне удастся это воплотить. В нашем спектакле на первые роли выходит образ Ксанфа, а перехватывает у него инициативу представитель силовых структур, капитан стражи Агностос. В черном плаще и черной шляпе, этот надсмотрщик может быть шерифом, кому-то он напомнит Берию и чекистов, а, может быть, и агента ФБР. В нашей трактовке сверхзадача Капитана стражи – дать свободу Эзопу, освободить его от Ксанфа и сделать его своим советником. Тем самым он хочет добиться своей цели – стать недосягаемым...
- Актуально!
- Наш спектакль - не о древней Греции, а о времени, в котором мы живем сегодня. Зрителей ждет актерское представление в полном смысле этого слова. Музыку написал Борис Носовский - композитор по первому образованию.
- Оригинальное название пьесы – “Лиса и виноград”. В театре-студии “Инкогнито” спектакль называется “Пропасть для свободных людей”. С чем это связано? Почему вы решили изменить название?
- Потому что оно привязано к Эзопу, а пьеса не только об Эзопе. Нам кажется, что наше название емче, точнее отражает смысл пьесы. В финальной сцене Эзоп уходит на смерть со словами: “Где ваша пропасть для свободных людей?”

Мы знаем Анатолия Непокульчицкого по трем ярким, запоминающимся работам в театре “Атриум”: Моня-артиллерист в мюзикле А.Журбина “Молдаванка, Молдаванка...” (сезон 2008-09 годов), Гари в спектакле “За сценой не шуметь” по пьесе М.Фрейна (сезон 2009-10 годов) и Мотл в спектакле “Лехаим” по пьесе Г.Горина “Поминальная молитва” (сезон 2010-11 годов). А что было до этого?

- В детстве мыслей стать актером у меня не было, хотя я играл на гитаре, танцевал и участвовал в школьном театре. В Киеве я учился в специализированной французской школе. С первого класса мы ставили сказки на французском языке. Нас “заводил” наш учитель Михаил Исаакович Нодельман. Вокруг него все крутилось. Вечера, встречи, клуб “Спутник”, в котором мы проводили бурную интернациональную деятельность... Мы росли в условиях более демократичных и творческих, чем в других школах. На одном школьном вечере я играл классика украинской литературы Тараса Шевченко, в старших классах участвовал в постановке на французском языке одноактной пьесы Анатоля Франса. После одного из спектаклей учительница сказала мне: “Толик, у тебя талант, тебе надо поступать в Театральный институт”. Я тогда только посмеялся. Для меня актерами были Табаков, Калягин... А кем тогда был я? Порядочным разгильдяем. Правда, школу закончил хорошо. Без золотой медали, но хорошо. Отец посоветовал мне поступать в Политехнический. Я сделал так, как он хотел. Сдал первый экзамен, пришел домой и сказал: “Два балла”. (Смеется.) Отгулял лето, а осенью пошел на завод работать радиомонтажником.
- А как же Театральный?
- Мой друг поступил в студию при Театре оперетты. Я с ним ходил на занятия и как-то незаметно стал задумываться, не попробовать ли самому пойти в актеры? При Киевском театральном институте были трехмесячные подготовительные курсы, и я решился. На время вступительных экзаменов взял отпуск на работе. Прошел два экзамена по специальности, сдал историю, написал сочинение... Прихожу в институт, ищу свою фамилию. “Зачислен!” Вот так без всякого блата я оказался в институте. Прихожу домой и говорю: “Родители, я поступил в Театральный”.
- Как они прореагировали?
- Для них это был шок. Поначалу они относились к моему решению скептически, но когда дело дошло до дипломных спектаклей, поняли, что это всерьез и надолго.
- С чего начиналась твоя актерская жизнь?
- Актерская жизнь началась в институте. Будучи студентом, я играл в Киевском русском драматическом театре имени Л.Украинки в спектакле “Сказка про Монику” по пьесе литовских драматургов Саулюса Шальтяниса и Леонидаса Яцинявичуса. Спектакль поставил известный украинский режиссер Виталий Малахов. Мы играли вместе с Лешей Горбуновым. Он начинал в театре монтировщиком сцены, выходил в массовке, а потом превратился в такого популярного актера... В институте мы поставили спектакль “Мой бедный Марат” по пьесе А.Арбузова. Я играл Леонидика. Мы ездили в Москву показывать наш спектакль Эфросу.
- Как? Никому не известные ребята – и сразу Эфросу?
- Мой товарищ Дима Горник учился у Эфроса. Он сам из города Староконстантинов Хмельницкой области. Мы втроем (исполнители ролей Лики, Марата и Леонидика) перешли с третьего на четвертый курс, приехали к нему и все лето репетировали в местном клубе. Дима сразу сказал: “Перед Новым годом едем в Москву показывать спектакль Эфросу”. Сказано-сделано. Приехали в Москву. В театре на Малой Бронной Эфрос репетировал “Двенадцатую ночь” Шекспира. В зале был известный режиссер Анатолий Васильев. Вдруг открывается дверь и входит Комаки Курихара, с которой он в Японии ставил “Вишневый сад”. Я попал в другой мир: Эфрос, Васильев, Курихара... 1983 год я встретил в Москве, и 2 января мы показывали наш спектакль Эфросу. Был специальный показ на Малой сцене театра. Потом Анатолий Васильевич остался с нами, высказал ряд замечаний. Послушать Мастера, понаблюдать за ним – это была для нас огромная школа! Не всем так везет из провинции.
- Где начинался твой театральный путь?
- После окончания института меня пригласил к себе Кировоградский академический театр, и я поехал в город Кировоград. Съездил с театром на гастроли, меня начали вводить в массовку... На гастролях мы начали готовить спектакль по пьесе А.Хмелика “А все-таки она вертится”. Я репетировал главную роль – школьника Васи Лопотухина. После отпуска меня срочно ввели на главную роль в спектакле “Дуэль” по пьесе Мара Байджиева. Сначала ко мне отнеслись очень осторожно, а после этой роли стали подходить заслуженные артисты, предлагать новые роли. “Мы хотим поставить Дон Кихота. Ты бы хотел сыграть Санчо Пансу?”... Я не жалею, что уехал в Кировоград. Неважно, где работаешь. Главное - играть, набираться опыта.
- Когда ты вернулся в Киев?
- После армии короткое время я работал руководителем самодеятельного театрального коллектива при институте. Там играла одна из моих сокурсниц, которая рассказала мне, как молодые актеры из разных киевских театров собирались по вечерам и репетировали “Ромео и Джульетту”. Так в 1988 году в Киеве появился Экспериментальный театр-студия. Душой нового театра был Влад Пилипенко. Театр открылся “Ромео и Джульеттой”. Мы играли на черной коробке сцены, в своей одежде, без декораций и костюмов. Один кувшин, пара кинжалов, несколько палок, деревянная лестница, кимоно, покрашенное в разные цвета и обтянутое лосиной, и все... Второй работой театра стала наша инсценировка повести Чингиза Айтматова “Плаха”. Очень нашумевший был спектакль. Мы вторыми взялись за “Плаху” после спектакля Иосифа Райхельгауза в “Современнике”. В отличие от его инсценировки у нас линия волков развивалась без слов, она вся решалась в пластике драматического театра. В первой части я играл Гришана, во второй – маленькую роль чабана. С “Плахой” мы гастролировали по Украине, России, Молдавии, были в Мюнхене. А потом развалился Союз, и я... ушел из театра.
- Совсем ушел?
- После обретения независимости во всех театрах стали играть только национальные пьесы на украинском языке. Мы называли такие спектакли “шароварными”. Стало неинтересно работать. Я думал: уйду на год, “смута” пройдет, все образумится, и я вернусь. Но становилось только хуже. Я жил тогда во Львове. Помню, приходил к своим друзьям в театр имени Заньковецкой и видел облупленное здание, полуобвалившиеся потолки, актеров в холодном помещении без зарплат... Жалко было смотреть на коллег. Я тогда работал механиком, имел подработку и кормил семью. А потом уехал в Америку.
- Ты ехал с мыслью, что актерская карьера для тебя закончена?
- Даже никаких мыслей по этому поводу не было. Приехал в 2001 году и сразу услышал о театре “Атриум”. Познакомиться долгое время не получалось. На сцену вышел только в 2006 году в спектакле “Молдаванка...”.
- Спектаклем “Пропасть для свободных людей” вы заявляете о себе как о новом театре-студии...
- Мы специально назвали себя театром-студией, потому что не знаем, во что это выльется. Студия – это всегда эксперимент. Мы хотим попробовать.
- Почему “Инкогнито”?
- Театр – это всегда тайна, что-то, связанное если не с мистикой, то с внутренними движениями души. А поскольку нас еще никто не знает, мы остановились на этом названии. “Инкогнито” – звучит интригующе!
- Обычно первый спектакль нового театра служит манифестом и визитной карточкой. В вашем случае это так?
- Я буду рад, если это будет восприниматься как манифест. Но я не Карл Маркс, я так глубоко не думал. (Смеется.)
- Этим спектаклем вы заявляете о себе как о коллективе, в котором ценят и ставят настоящую драматургию. Зритель вправе рассчитывать, что подобное направление будет продолжаться.
- Если театр-студия будет продолжать свою жизнь, то - да. За столько лет мы – актеры, живущие в эмиграции, - растеряли свой тренинг. Как пианист, который долго не играет и у него пальцы дубовые. Я потерял самый плодотворный возраст. В момент, когда я начал работать и развиваться, мне бы идти и идти дальше, а я остановился.
- Но у тебя есть та самая актерская азбука, которой другим не хватает...
- Да, я быстро схватываю. И когда мне режиссер говорит, я понимаю, о чем он говорит. Но перед началом репетиций мы долго “разминали” свои души, подготавливая себя к тому, чтобы разговаривать друг с другом на одном языке и понимать ассоциативные вещи, которые предлагает режиссер. Это – настоящий профессиональный подход.
- Что с твоей точки зрения нужно, чтобы спектакль состоялся?
- Очень много. Прежде всего, чтобы команда двигалась в одном направлении, чтобы было доверие к режиссеру. Иногда актеры думают, что они все знают, видят, понимают. Это не так. Актеры очень часто заблуждаются. В спектакле главное – режиссер. Он смотрит на тебя со стороны, видит твои недостатки и твои достоинства и пытается выстроить твою роль так, чтобы скрыть твои недостатки и преподнести твои достоинства. Поэтому надо доверять режиссеру. К сожалению, так бывает не всегда. Любой театральный коллектив – это скопление на одном квадратном метре большого количества амбициозных людей.
- Как говорила Фаина Раневская: “Театр – террариум единомышленников”.
- Да, каждый из актеров думает, что он – непризнанный талант и гений. В этом смысле мне не хватает уверенности в себе. Хотя это неплохое качество. Есть стимул к совершенствованию. Я знаю свои недостатки, знаю, где меня “заносит” и где надо работать.
- Ты согласен, что все самое интересное рождается на репетициях?
- Конечно. Об этом еще Эфрос писал: “Репетиция – любовь моя“.
- Но ведь репетиций никто не видит?
- Интересен сам процесс прохождения всех этапов: от первой читки, когда ты еще “слепой котенок”, до нащупывания образа. В моей практике было только два случая, когда я почувствовал, что роль ведет меня. Всего два раза! Это сложно. Ты должен сыграть много спектаклей, чтобы роль ложилась на тебя, как сшитый с иголочки костюм.
- Когда ты играешь, ты ищешь глаза в зрительном зале?
- Нет. Я чувствую реакцию зала. По ней я могу дозировать паузы. Но на зрителя я не рассчитываю. Для меня главное – партнер. Все, что я делаю, я делаю для партнера. Если есть партнер – есть живая реакция, живой отклик. А будет отклик – тогда зритель наш. Другое дело – когда спектакль построен так, что зрителя надо вовлекать в действие. Тогда без живого отклика зрителя не обойтись.
- В театре “Инкогнито” ты выступаешь как президент, продюсер и aктер. Что делает актер, я знаю. Что делает продюсер – представляю. А вот выражение “президент театра” я слышу впервые. Что делает президент?
- В нашем театре-студии есть Совет директоров. В нем - три человека: Владимир Голуб, Александр Соловейчик и ваш покорный слуга. На заседании Совета меня избрали президентом. Так что можно сказать, что я – официальное лицо театра. На мне сходятся все театральные и продюсерские нити. Я не придаю никакого значения этой должности. Меня больше волнует художественная часть, чем то, как мы называемся. Главное – у нас есть коллектив единомышленников, группа увлеченных людей, готовых предложить зрителю серьезный, философский, умный спектакль.
- В твоих рассуждениях я чувствую огромный неутоленный актерский голод! В этом – залог успеха!
- О, да! Актерский голод плюс бессонные ночи и нервное истощение. (Смеется.)
- Отдохнешь после премьеры! Удачи!

Nota bene! Премьера спектакля “Пропасть для свободных людей” состоится 17 декабря 2011 года в 7 часов вечера и 18 декабря в 5 часов вечера в театральном зале “Gorton Community Center” по адресу: 400 East Illinois Road, Lake Forest, IL 60045. Все подробности – на сайте http://www.theaterincognito.org/. Билеты можно приобрести в театральных кассах и Интернете.