31 авг. 2007 г.

43-й Чикагский международный кинофестиваль

По традиции, осенью проходит ежегодный Чикагский международный кинофестиваль – крупнейший смотр достижений мирового кино в Северной Америке. На этот раз фестиваль пройдет с 4 по 17 октября 2007 года и будет посвящен кинокритику газеты “Чикаго Сан-таймс” Роджеру Иберту. Только что стали известны названия некоторых фильмов-участников фестиваля.
В конкурсе дебютов участвует фильм российского режиссера Алексея Мизгирева
“Кремень” (“Hard-hearted”, 2007), получивший два месяца назад призы за лучший сценарий и лучший дебют на сочинском “Кинотавре” и ставший, судя по отзывам российской прессы, наиболее ярким открытием фестиваля. В конкурсной программе заявлен новый фильм польского режиссера Кшиштофа Краузе “Площадь спасителя” (“Savior’s Square”, 2006). Напомню, что его картина “Мой Никифор” (“My Nikifor”, 2004) получила главный приз “Золотой Хьюго” на 41-м МКФ в Чикаго в 2005 году. Интерес представляет новая работа таиландского режиссера Пена-Эка Ратанаруанга “Уловка” (“Ploy”, 2007).
Во внеконкурсной программе участвуют новая американская комедия “Ларс и настоящая девушка” (“Lars and the Real Girl”, 2007), фильм мэтра французского кино Андре Тешине “Свидетели” (“The Witnesses”, 2007), израильская картина Йозефа Сидара “Буфор” (“Beaufort”, 2007, приз за лучшую режиссуру на Берлинском МКФ в 2007 году), “Возвращение домой” Чжана Яна (“Getting Home”, 2007, премия Экуменического жюри на Берлинском МКФ в 2007 году).
В конкурсе документального кино с нетерпением ожидают картины “Фредди Меркюри в жизни и искусстве” (“Freddie Mercury: Lover of Life, Singer of Songs – the Unfold Story”) (Великобритания – Австрия).
Всего в течение двух недель будет показано 150 фильмов из тридцати пяти стран мира.
Подробный рассказ о программе и участниках фестиваля читайте в ближайших выпусках кинообозрения на страницах “Chicago Review”, а также на этом блоге.

31 августа 2007 года

Скрипка и “весь этот джаз”...

(О концертах Дэйва Брубека и Вадима Репина в Чикагском симфоническом центре)

Дэйв Брубек и Вадим Репин. Патриарх мирового джаза, первый джазовый музыкант, получивший классическое образование и считающийся в кругу джазистов “чужаком-классиком”, и один из ярчайших скрипачей своего поколения, не замыкающийся только на классической музыке, играющий легко, раскованно, эмоционально... Умный, тонкий джаз Брубека, удивительное сочетание музыкального интеллекта, за которым стоит прочная база европейской музыкальной культуры и вдохновенной джазовой импровизации, пронизывающей любое его исполнение от начала и до конца, и классика Репина, нисколько не устаревшая, звучащая свежо и азартно, сыгранная музыкантом так, как будто она была написана вчера... Бесстрашие поиска, стремление выйти за пределы одного музыкального направления и преданность Ее Величеству Музыке – вот что объединяет, при всех различиях биографии и творческого пути, этих прекрасных музыкантов. К большой радости любителей музыки, имена Дэйва Брубека и Вадима Репина соединились в первые июньские дни в концертной афише Чикагского симфонического центра.

Часть первая. Джаз как стилистика жизни.

Джаз - это стилистика жизни...
Джаз - это мы сами в лучшие наши
часы, когда в нас соседствует
душевный подъем, бесстрашие и
откровенность...
Сергей Довлатов

Концерт 1 июня назывался “Джазовая легенда Дэйв Брубек со своим Квартетом и музыкантами Института джаза Брубека”. Институт джаза существует с 2000 года в качестве одного из подразделений Тихоокеанского университета в городе Стоктон (Калифорния). Во времена молодости Брубека это учебное заведение еще называлось колледжем. Юный Дэйв поступил туда с твердым намерением стать ветеринаром и вернуться на отцовскую ферму (его отец был владельцем ранчо). Увлечение джазом заставило Брубека поменять свои планы, и вместо медицинских предметов он стал учиться музыке. Впоследствии колледж стал университетом, а Дэйв Брубек - самым известным студентом этого учебного заведения. Недавно музыкант был назван первым лауреатом самой почетной награды университета - Президентской медали.
В 2000 году Дэйв Брубек собрал со всей страны лучших джазовых педагогов с одной-единственной целью – воспитать новое поколение музыкантов. Ежегодно Институт джаза дает “путевку в жизнь” новому джазовому коллективу. В первом отделении вечера мы услышали один из них – Квинтет в составе молодых талантливых музыкантов: Брайан Чанли, труба, 20 лет; Лукас Пино, саксофон, 19 лет; Глен Залески, фортепиано, 20 лет; Кристофер Смит, контрабас, 18 лет; Кори Кокс, ударные, 19 лет. Трогательно было наблюдать, как после представления квинтета Брубек отошел к левому краю кулисы, прислонился к ней и остался стоять, слушая композиции своих учеников.
Дэйву Брубеку – 86 лет. Ему очень тяжело ходить, каждый шаг дается ему с огромным трудом. Прославленный музыкант, лауреат всего и вся, обладатель всех мыслимых и немыслимых званий – казалось бы, что ему до еще одного, только в этом году появившегося квинтета?! Сколько было их в его жизни, сколько еще будет?! Но нет, джаз для Брубека – это все: мировоззрение, религия, образ жизни. Поэтому он так серьезно и ответственно относится не только к каждому своему выступлению, но и к каждому выступлению своих учеников. Как по-детски радовался он каждому выразительному соло, как первый начинал аплодировать, оглядываясь вокруг и призывая последовать своему примеру окружающих!..
Квинтет института джаза исполнил композиции Брайана Чанли и Лукаса Пино. Из молодых музыкантов я бы отметил виртуозного ударника Кори Кокса. Его инструменты не перекрывали другие, что частенько бывает в джазе, а разговаривали с ними. Кокс не только ударял по барабанам, но и ласково прикасался к ним, и в результате его тихие звуки превращались в убойную, пробирающую до мозга костей мелодию.
В целом мы услышали местами интересный, местами традиционный, местами – однообразный и монотонный мягкий джаз. Чего им не хватало, так это азарта, энергии и непременной составляющей любого джазового концерта – драйва!
Драйв появился, когда после новых композиций квинтет исполнил одну из бессмертных мелодий Брубека - “Голубое рондо в турецком стиле”. С первыми звуками музыки автор вышел на сцену и приблизился к фортепиано. Гленн Залески уступил место Брубеку, и “старичок”, игриво улыбнувшись, заиграл с молодежью. Потом они снова поменялись местами. Облокотившись на фортепиано, Брубек слушал, аплодировал, радовался за молодых и, может быть, вспоминал свою молодость. Ведь эта гениальная композиция входила в один из самых популярных альбомов XX века “Time Out”, вышедшего впервые в 1959 году и давно ставшего легендой.
А во втором отделении концерта в “бой пошли одни старики” и показали, КАК надо играть настоящий джаз. Поющий альт-саксофон колоритного Бобби Милителло, задающий удивительно спокойный и простой, но в то же время горячий, как лава, ритм; нежный звук контрабаса невозмутимого Майкла Мура, в котором одновременно чувствуются искренность и грусть; красноречивый и мелодичный звук ударных английского денди Ренди Джонса; причудливое сочетание аккордов распахнутого фортепиано Брубека и, в результате, - задевающая за живое, удивительно привязчивая мелодия. Чувство блюза, стремительный драйв, накал эмоций, соседствующий с лирикой затаенного дыхания, союз холодного рассудка и бурных всплесков чувств, страстных исповедей в звуках - это и есть джаз Брубека. Ведь настоящий джаз, по словам Сергея Довлатова, является “восхитительным хаосом, основу которого составляют доведенные до предела интуиция, вкус и чувство ансамбля”, то есть именно те составляющие, которые присутствуют у Брубека и его музыкантов и которыми они щедро делятся с благодарными слушателями.
На концерте были исполнены культовые композиции Дэйва Брубека, а также его новые, менее известные мелодии. Сейчас Брубек играет заметно проще. Его инструментальные песни без слов – легкие, мечтательные, почти вокальные. Поздний Брубек обрел античную ясность духа. Вместо живописца “бурь эпохи” мы слышим мудрого лирика, человека, о котором можно сказать: “Для него все познаваемое – музыкально!”
Настоящим апофеозом вечера стало совместное исполнение “старичками” и молодежью еще одного бессмертного брубековского шедевра – композиции “Take Five”. Наградой музыкантам стала долго не смолкающая овация зрительного зала.
Последний из могикан, великий Дэйв Брубек дал единственный концерт в Чикаго. Для него, наверно, этот концерт был обычным, а для меня он запомнится на всю жизнь. Вот и сейчас прекрасные брубековские мелодии звучат во мне и не отпускают.

Часть вторая. “Скрипка и немного нервно.”

Годами когда-нибудь в зале концертной
Мне Брамса сыграют, - тоской изойду...
Из Бориса Пастернака

Иоганнесу Брамсу не нужны были критики - он сам был самым требовательным и беспощадным критиком своих произведений. Сначала он долго раздумывал над музыкой будущего произведения и только потом, наконец, записывал ее. Затем композитор приступал к работе над тем, что записал: начинались бесконечные поправки, изменения, улучшения. В конце концов Брамс отправлял законченную пьесу другу, мнению которого доверял, с запиской, что это очень плохая пьеса. Друг делал замечания, и Брамс опять что-то доделывал и переделывал. Если что-то его не устраивало (а такое случалось довольно часто), Брамс откладывал сочинение и мог долго к нему не возвращаться или – как в случае с его Пятой симфонией – попросту уничтожить его. Сочинял Брамс медленно и мучительно, работая над каждым “кусочком” годами, но он никогда не решался представить произведение на суд почтенной публики, пока не был полностью удовлетворен им. Только будучи уверен, что проработал пьесу вдоль и поперек, композитор представлял ее публике, а уже потом отправлял рукопись издателю, обычно опять-таки с сопроводительной запиской, что издавать произведение не стоит. Так произошло и с его Первой симфонией. Прежде чем решиться написать ее, Брамс как минимум двадцать лет вынашивал ее замысел. Работу над Симфонией композитор начал в 1854 году в возрасте двадцати одного года. Брамс сочинил мрачное, с грохотом литавр, начало, провозглашающее рождение нового мира, и... положил незаконченное произведение в стол. Спустя двадцать лет, в 1873 году, брамсовский издатель Фриц Симрок написал композитору письмо с вопросом: “Неужели я не получу от вас Симфонии и в этом году?” Но Симрок не получил от Брамса Симфонии ни в 1873 году, ни в последующие два года. Первая симфония была закончена лишь в 1876 году. Композитору понадобилось для этого двадцать два года!
Над Первой симфонией, как в той или иной степени над всеми крупными сочинениями Брамса, витает тень Бетховена – Брамс всю жизнь находился под большим влиянием музыки своего духовного учителя. Дирижер Ганс фон Бюлов даже называл Первую симфонию Брамса “Десятой”, имея в виду преемственность между двумя гениями. Когда кто-то из критиков указал Брамсу на сходство финала его Первой симфонии с бетховенской “Одой к радости”, композитор грубо ответил: “Это может заметить каждый”. Действительно, музыка Брамса вызывает ассоциации с бетховенскими произведениями, но от этого она не становится хуже или бледнее.
(О любопытнейшей фигуре Иоганнеса Брамса, его жизни и творчестве я собираюсь рассказать подробно в одной из моих ближайших программ в эфире “Ланчтайм радио” на волне 1240 AM. – Прим. автора.)
Первая симфония в исполнении Чикагского симфонического оркестра под управлением сдержанного в жестах, лаконичного Мунг Ван Чанга прозвучала эмоционально и торжественно. Особенно хочется отметить выразительное соло первой скрипки (Роберт Чен). Как всегда на высоте были деревянные духовые инструменты: гобой (Евгений Изотов), флейта (Мэттью Дюфор), кларнет (Ларри Комбс).
Я прерву здесь свой рассказ о брамсовском концерте, чтобы сказать несколько слов о новом герое нашего музыкального обозрения – пятидесятичетырехлетнем корейском дирижере Мунг Ван Чанге, чья творческая судьба по маршруту Азия-Америка-Европа полна сюрпризов и неожиданностей. Вообще-то, дирижером он быть не собирался. С детства влюбленный в фортепиано, Ван Чанг в возрасте семи лет уже играл с оркестром Сеульской филармонии, с девяти - выступал по всему миру. Настоящий успех в качестве пианиста поджидал его в Москве. Он стал лауреатом Второй премии на V Московском международном конкурсе имени Чайковского в 1974 году. А потом пианист превратился в дирижера. Он приехал в Нью-Йорк учиться и закончил там Маннес-колледж – Новую школу музыки и Джульярдскую школу. В 1979 году Мунг Ван Чанг становится ассистентом Карло Марии Джулини в Лос-Анджелесском филармоническом оркестре, а спустя два года принимает должность заместителя музыкального руководителя этого оркестра. Затем последовала работа музыкальным директором флорентийского “Teatro Comunale” (1989-1992) и Парижской оперы (1989-1994). С октября 1997 года Мунг Ван Чанг возглавляет оркестр Римской национальной академии “Santa Cecilia”, с 2000 года - руководит Филармоническим оркестром радио Франции. Музыкант является постоянным приглашенным дирижером лучших оркестров мира, является обладателем приза итальянских музыкальных критиков “Abbiati” (1988) и премии Артуро Тосканини (1989).
В этом сезоне Мунг Ван Чанг стал частым гостем Чикаго. Открыв в сентябре новый сезон Пятой симфонией Шостаковича и Шестой Бетховена, в марте дирижер привез в Чикаго свой французский оркестр: Филармонический оркестр радио Франции исполнил произведения Равеля и Берлиоза. Что касается концертов с музыкой Брамса, то Мунг Ван Чанг заменил в них Кристофа фон Донани. В итоге дирижер провел с чикагским оркестром почти три недели – больше него с коллективом работали в этом сезоне только Бернард Хайтинк и Пьер Булез. Поэтому ничего, кроме полного взаимопонимания с оркестром, от дирижера ждать не приходилось. Так и получилось - оркестр сыграл на уже привычно достойном для него уровне.
Поскольку Брамс уничтожил все произведения, которые его не устраивали, плохих или даже незначительных сочинений у него просто не осталось. Но даже в ряду самых главных сочинений композитора его Скрипичный концерт стоит особняком. Это - один из величайших скрипичных концертов, когда-либо написанных человеческим гением. Разнообразная и эмоционально насыщенная первая часть (Allegro non troppo), пронзительная вторая – медленное Adagio, разухабистая и бравурная, написанная в цыганском духе, третья (Allegro giocoso, ma non troppo vivace). Одна музыкальная тема приходит как бы ниоткуда, чтобы спустя мгновение раствориться в следующей, и так, сменяя друг друга, новые темы возникают на всем протяжении Концерта.
Солировал в Скрипичном концерте Брамса Вадим Репин. Как-то на вопрос “Что вы больше всего любите играть?” музыкант ответил: “Моя “святая троица” - концерты Бетховена, Брамса и Первый концерт Шостаковича, три величайших концерта для скрипки. Я стараюсь исполнять их как можно чаще”.
Когда великий Иегуди Менухин впервые услышал исполнение Репиным Скрипичного концерта Брамса, его первой реакцией стали слова: “Репин - самый совершенный скрипач, которого я когда-либо слышал”. Репин исполнил Концерт Брамса неожиданно и нестандартно. Необычная фразировка, выбор каденции Яши Хейфеца вместо канонической Иоахима, нечетко расставленные акценты в финале... Исполнение, которое не поражает, но удивляет.
Жизнь Вадима Репина – жизнь еще одного “обычного” вундеркинда, только, в отличие от Мунг Ванг Чанга, без смены инструмента на дирижерскую палочку. В пять лет Вадик впервые взял в руки скрипку, в девять – выехал на первые гастроли. С девяти лет - жизнь гастролирующего артиста! Он зарабатывал по семьдесят рублей за концерт - в то время это была месячная зарплата его мамы. А потом была учеба у Натальи Павловны Гатиатуллиной и Захара Брона, победы на международных конкурсах скрипачей в Варшаве и Брюсселе, творческое сотрудничество с Иегуди Менухиным и Мстиславом Ростроповичем, концерты и выступления по всему миру...
Чикаго в жизни Репина занимает особое место. Ведь именно в коллекции чикагского “Общества Страдивари” находилась скрипка “Руби”, на которой сегодня играет музыкант. Она родилась в Кремоне в 1708 году в руках Антонио Страдивари, а прославилась во второй половине XIX века под смычком Пабло Сарасате. Долгое время “Руби” находилась в Чикаго. Много скрипачей-виртуозов побывало в городе, но “Общество Страдивари” “держалось” и не отдавало скрипку. И только Вадим Репин сумел так растрогать членов Общества, что оно приняло решение передать скрипку российскому вундеркинду. В одном из интервью музыкант так охарактеризовал свою “Руби”: “Блестящее и насыщенное звучание высоких нот и благородное звучание низких. Чудесный компромисс между естественным блеском “страд” и чувственной силой “гварнери””.
Концертмейстер группы гобоев Чикагского симфонического оркестра Евгений Изотов в беседе со мной упомянул трехминутное соло гобоя во второй части Скрипичного концерта. Изотов процитировал слова великого Пабло Сарасате. Когда скрипача спросили, почему он не исполняет это замечательное произведение, он ответил: “Потому что я не хочу играть Концерт, в котором самые красивые мелодии написаны для гобоя, а не для скрипки”.
В Скрипичном концерте мы действительно услышали замечательное гобойное соло – инструмент Евгения Изотова звучал просто великолепно! На высоте оказались первая скрипка оркестра (Роберт Чен), первый кларнет (Ларри Комбс), первая флейта (Маттье Дюфор).
...Итак, в “зале концертной мне Брамса сыграли”... Нет, тоски все-таки не было. Скорее, был восторг перед богатством звучания, перед глубокой и величественной музыкой последнего романтика немецкой школы Иоганнеса Брамса.

10 июня 2007 года

“Рахманинов – мой ангел-хранитель”

(Пианистка Ольга Керн. Продолжение разговора)

Музыки хватит на всю жизнь, но целой
жизни не хватит для музыки.
Сергей Рахманинов


...Ее родственнице Анне Керн Пушкин посвятил “Я помню чудное мгновенье”, ее прапрапрабабушка дружила с Чайковским, ее прапрабабушке аккомпанировал Рахманинов, ее дедушка – замечательный музыкант и педагог, гобоист Иван Пушечников, мама – профессор Московской консерватории, папа служит в Большом театре. Родившись в такой музыкальной семье, у красавицы Ольги просто не оставалось другого выбора, как стать музыкантом, и сегодня она успешно продолжает музыкальные традиции своей семьи.
Ольга Керн – это имя хорошо знакомо чикагским любителям музыки. Два года назад пианистка покорила Равинию блестящим исполнением Первого концерта для фортепиано с оркестром П.И.Чайковского. После того выступления она сказала, что мечтает сыграть в Равинии Рахманинова. 12 июля 2007 года Ольга Керн осуществила свою мечту. С Чикагским симфоническим оркестром под управлением Джеймса Конлона она исполнила Второй фортепианный концерт Рахманинова. О самом исполнении я расскажу немного позже, а пока – отрывки из моей беседы с пианисткой. Она началась с вопроса о том, что интересного произошло в ее жизни за два года, со времени нашей последней встречи.

- Последние полгода были для меня особенно яркими и насыщенными. С февраля по апрель у меня был огромный тур по Америке с одним из лучших российских симфонических оркестров - Национальным филармоническим оркестром России под управлением Владимира Спивакова. Мы объездили пятнадцать штатов, сыграли тридцать шесть концертов. Спиваков – выдающаяся личность. Он – настолько неординарный человек, что все, что он делает, превращается в поэзию. Спиваков – философ, поэт музыки, ценитель искусства, поклонник русской живописи, энциклопедически образованный человек. Общение с ним – огромный подарок судьбы, работа с ним – большое счастье!.. В последние два года я много гастролировала, выступала в Южной Африке, в Америке, участвовала в туре по Австрии и Швейцарии с Варшавским симфоническим оркестром. Из запоминающихся событий этого года отмечу майский концерт в Карнеги-холле, где я впервые исполнила “Хоральную фантазию” Бетховена. Мне кажется, каждый пианист мечтает когда-нибудь сыграть с огромным хором, так что я в этом отношении – не исключение. И вот совсем недавно моя мечта осуществилась. Кроме того, мне захотелось попробовать себя в организационном плане, и возникла идея проведения международного музыкального фестиваля. В ноябре-декабре прошлого года в Кейптауне (Южная Африка) прошел первый такой фестиваль, я стала его музыкальным руководителем. Фестиваль прошел на высоком уровне, на него приезжал Миша Майский, выступали другие интересные музыканты. Я там исполнила все концерты Рахманинова. В подготовке фестиваля мне помогает брат Владимир – главный приглашенный дирижер Кейптаунского филармонического оркестра. Сейчас я занята подготовкой ко второму фестивалю... Южная Африка дает мне феноменальный заряд энергии. Такой природы, как там, я не видела нигде! Особенно в Кейптауне, где есть все: и потрясающие горы, и два океана, и нетронутые цивилизацией места, и огромное количество невероятных животных, которые просто так гуляют по улицам... Ты чувствуешь себя частью природы!
- Русская пианистка становится музыкальным руководителем фестиваля в Южной Африке. Могли ли вы себе когда-нибудь такое представить?
- Да, это для меня что-то невероятное. Я счастлива, что так получилось, и надеюсь, что фестиваль будет продолжаться.
- Программы концертов – это ваш выбор или выбор приглашающей стороны?
- Обычно произведения выбирает приглашающая сторона, и здесь год на год не приходится. В этом сезоне как-то так получилось, что чаще всего я играла Второй фортепианный концерт Рахманинова. С оркестром Спивакова я играла этот Концерт вместе с “Рапсодией на темы Паганини” практически во всех больших залах Америки.
- Ольга, что значит для вас Рахманинов?
- Рахманинов играет огромную роль в моей жизни. Он связан с моей семьей. У моих бабушки и дедушки была замечательная дача между Великим Новгородом и Санкт-Петербургом, как раз там, где родился Рахманинов. Я каждое лето туда ездила, в этих местах я выросла. Этот воздух, эти бескрайние поля, этот простор... Музыка Рахманинова всегда в моем сердце. Рахманинов – мой ангел-хранитель.
- Какой из фортепианных концертов Рахманинова вам ближе?
- Трудно сказать. Все концерты Рахманинова по-своему любимы мною. Я просто обожаю “Рапсодию на темы Паганини”. Это произведение совершенное, в нем нельзя ничего ни убавить, ни прибавить. Я очень люблю Четвертый концерт - яркое сочинение позднего Рахманинова. К сожалению, я исполняю его реже, чем хотелось бы. Первый концерт Рахманинова – редкая жемчужина! Лучше музыки, чем вторая часть Первого концерта, на свете просто нет. Особый для меня концерт – Третий. Это - концерт-симфония. Всякий раз, когда я играю его, мне кажется, что я это делаю в первый и последний раз. Но даже в этом ряду Второй концерт Рахманинова – явление исключительное. Этот Концерт – абсолютный шедевр, он по праву стал неотъемлемой частью не только русской, но и мировой культуры. Расскажу вам одну курьезную историю, случившуюся со мной во время турне по Америке с оркестром Спивакова. Первое выступление в Калифорнии, начало тура. Мы сыграли Второй концерт Рахманинова, вернулись в гостиницу. На следующий день предстоял переезд в другой город, и я решила пораньше лечь спать. Вдруг – звонок. Звонит Спиваков. “Умоляю, включи телевизор. Быстрее включи. Пятый канал.” Я включила этот канал. Смотрю: идет какой-то старый фильм. Певец поет на английском языке в джазовой обработке побочную партию из третьей части Второго концерта. После этого пошли титры: “The moon and empty arms”. Я позвонила Спивакову, и он говорит: “Ты можешь себе такое представить?! Мы играем первый раз с тобой в Америке, начинаем наши гастроли со Второго концерта Рахманинова. После этого я включаю телевизор, и по нему передают побочную партию третьей части со СЛОВАМИ”. Это было незабываемо. Мы очень часто после этого вспоминали “The moon and empty arms”, и нам становилось весело. Вот как популярна музыка Рахманинова в Америке.
- Ольга, некоторые музыканты говорят о самодостаточности музыки, но, мне кажется, невозможно разделить жизнь и творчество Рахманинова, невозможно понять его музыку вне связи с Россией. Как вы думаете, состоялся бы Рахманинов без России?
- Очень интересный философский вопрос. Конечно, гений остается гением везде. Но, мне кажется, без России Рахманинов был бы совершенно другим. Я не знаю никого, кто воспел бы так русскую природу, как Рахманинов. В его симфониях, сонатах, в его фортепианных, виолончельных произведениях, в каждом такте его музыки слышна боль за Росссию. Что-то пронзительно щемящее, невыразимая печаль, тоска, переживания – все передается в его музыке. Когда ты остаешься один на один с природой, ты понимаешь, что ты – настолько маленькое существо... Но, с другой стороны, через природу ты понимаешь, что ты живешь, и связь с миром природы – через музыку. Каждый человек для чего-то живет в этом мире. Для меня смыслом жизни является музыка. Так что, я думаю, Рахманинов был бы другим без России.

Да, Рахманинов – удивительный композитор! Его музыка обладает особенным свойством: слушая ее, зримо видишь картины русской природы и как бы ниоткуда возникает ощущение размаха, мощи, широты, простора... Борис Асафьев говорил, что рахманиновская музыка реет над российским простором, как “могучая, властная птица над водной спокойной гладью”.
Все творчество Рахманинова, его концерты, симфонии, сонаты, его камерные и хоровые произведения – песнь о России, боль за Россию, моление о России.
Но даже среди всех выдающихся сочинений композитора (Ольга Керн права!) его Второй концерт для фортепиано с оркестром – явление исключительное. Трудно представить себе музыку, более тесно связанную с образами России, ее природой, ее историей. Второй фортепианный концерт Рахманинова полон счастливого вдохновения, редкого даже у самых великих композиторов и несущего в себе печать бессмертия. Уже после первого публичного исполнения автором 27 октября 1901 года Концерт получил всеобщее признание. Один из очевидцев рассказывал, что Сергей Иванович Танеев, сидевший в зале, во второй части Концерта не выдержал и прослезился. Вытирая слезы, он сказал только одно слово: “Гениально!” Второму концерту Рахманинова предстояла счастливая жизнь. Вот уже более века он является одним из самых популярных сочинений в мире классической музыки (кто-то подсчитал, что этот Концерт - второе по популярности произведение мировой классической музыки после Первого фортепианного концерта Чайковского). Едва ли найдется пианист, который не включил бы в свой репертуар это произведение, и все равно каждый раз слушаешь его словно бы заново, подчиняясь волшебному обаянию рахманиновской музыки.
Второй концерт начинается необычно - гулкими аккордами фортепиано. Торжественно звучат знаменитые рахманиновские колокола, и постепенно, словно туго натянутая пружина, начинает разворачиваться широкая распевная мелодия, пленительная и величавая главная тема Концерта. Ольга Керн играла в этот вечер вдохновенно. Мощные аккорды, исполненные с безупречным техническим мастерством, уступали место побочной партии. Как “небесный гость” появляется она в Концерте, провозглашаемая валторной (соло – Дэйл Клевенджер) на фоне тремоло струнных. Прелестное Adagio sostenuto превратилось в исполнении Керн в средоточие лиризма, нежности и любви. Она играла так, как будто мягкая кантилена, мелодия “легкого дыхания”, вся эта трепетная божественная музыка написана специально для нее! А уж тончайшее piano Керн вполне может конкурировать с лучшими образцами фортепианного искусства XX века. На смену шелесту травы и щебетанью листьев в медленной второй части приходит величественный финал Концерта, полный ударов больших колоколов, радостных, праздничных звонов, маршевых ритмов и оптимистического пафоса. Аплодируя Ольге Керн, радуясь успеху русской пианистки в Америке, подумалось, что так и только так следует играть Рахманинова – пронзительно, искренне и невыразимо печально. Так и только так, “до полной гибели всерьез”... Во втором отделении вечера Чикагский симфонический оркестр под управлением Джеймса Конлона великолепно исполнил симфоническую сюиту Н.А.Римского-Корсакова “Шахерезада” с блистательным соло первой скрипки оркестра Робертом Ченом. Но вернемся к беседе с пианисткой.

- Еще один вопрос, который хотелось бы обсудить с вами, – вопрос трактовки того или иного произведения. Дмитрий Башкиров как-то сказал, что пианист - только посредник между музыкой и людьми, которые приходят ее слушать. Если так, то от пианиста не требуется личного участия в произведении. Единственное, что вам надо передать, - дух исполняемого сочинения. Вы согласны с этим утверждением, или все-таки пианист – это больше, нежели просто передаточное звено от композитора к публике?
- Не хочется спорить с таким выдающимся музыкантом, как Башкиров. Безусловно, музыканты исполняют то, что написано в нотах. Но если великий музыкант прикасается к музыкальному произведению, то он исполняет его сквозь свою призму чувств, впечатлений, философского взгляда, мыслей...
- То есть неминуемо получается, что каждый музыкант вносит в произведение свою трактовку.
- Безусловно, в исполнении таких музыкантов, как Рихтер, Гилельс, Аррау, Микеланджели слышна личная трактовка произведений. Было бы очень неинтересно и скучно на протяжении ста лет слушать одно и то же сочинение в одном и том же исполнении. Это происходит все время по-разному. Люди меняются, жизнь продолжается, возникают новые тенденции. У меня есть много друзей среди молодых композиторов, которые говорят мне: “Без исполнителя мы были бы ничто”. Потому что иногда исполнитель добавляет что-то такое от себя, до чего композитор просто не додумался бы. Когда Рахманинов играл произведения Скрябина, все отмечали, что Скрябин звучал у него по-рахманиновски. Так что, хоть мы и посредники, но при этом каждый добавляет от себя что-то новое.
- Вы упомянули своих друзей – молодых композиторов. Просматривая программы ваших концертов, можно заметить, что вы не сильно жалуете современных композиторов. Вы редко исполняете новую музыку. Почему? Не находите новых Рахманиновых и Чайковских?
- Вы совершенно правы. Я уже который год прошу композиторов, чтобы они написали какое-нибудь произведение, которое бы мне понравилось. Я – человек очень требовательный. В сочинении должна присутствовать МУЗЫКА. Если бы меня “зацепило” новое сочинение, то, конечно, я бы с удовольствием его исполнила.
- Ольга, на ваш взгляд – взгляд человека, выступающего с лучшими оркестрами мира, - каков сегодня уровень Чикагского оркестра?
- Я считаю, феноменальный. Мне кажется, чикагский оркестр – один из лучших в мире. Четыре года, которые я знаю этот оркестр, позволяют мне сделать вывод о его высочайшем уровне - я убедилась в этом на собственном опыте. Чикагский оркестр – не просто очень хороший коллектив, он очень удобный для музыканта.
- Как вам работается с Джеймсом Конлоном?
- С ним всегда работается легко. Я его знаю с конкурса Клайберна. Я победила, играя с ним. Он мне аккомпанировал.
- Можно сказать, он вместе с Клайберном дал вам путевку в жизнь?
- Да, для меня Конлон – особенная личность.

В конце нашей беседы Ольга Керн сообщила две радостные новости. В сентябре у пианистки выходит новый диск: Ольга Керн исполняет все Вариации И.Брамса. Это – ее шестой диск, который выпускается американо-французской фирмой “Harmonia Mundi”. А в мае будущего года в рамках гастрольного тура по Америке, посвященного тридцатилетию образования “Виртуозов Москвы”, Ольга Керн и оркестр под управлением Владимира Спивакова дадут единственный концерт в Чикаго! Сотрудничество пианистки и дирижера продолжается! Ольга Керн любезно согласилась побеседовать перед концертом, так что не пройдет и года, как мы вновь встретимся с блестящей пианисткой и продолжим наш разговор о музыке и музыкантах.

22 июля 2007 года

25 авг. 2007 г.

Гарольд Пинтер: Художник и Гражданин

(Спектакль “Предательство” в театре “Steppenwolf” как повод поговорить об авторе)

Обязанность каждого поколения –
установить правду нашей личной жизни
и правду нашего общества. Если этого не будет,
то нет надежды вернуть почти
утраченное достоинство человека.
Гарольд Пинтер
В минском “Свободном театре” – единственном подпольном театре в Европе - идет спектакль “Быть Гарольдом Пинтером”, в основе которого - четыре пьесы английского драматурга. В названии, придуманном режиссером Владимиром Щербанем, как мне кажется, заключен глубокий смысл. “Быть Гарольдом Пинтером” – значит быть тонким психологом, исследователем внутреннего мира человека. “Быть Гарольдом Пинтером” – значит вскрывать социальные пороки общества, бороться с диктатурой, насилием и любой формой несправедливости. “Быть Гарольдом Пинтером” – значит обращаться и вразумлять сильных мира сего, призывать их отказаться от опасных политических игр и военных авантюр. Пинтер – это не фамилия, “пинтер” – это явление, это единица совести, чести, достоинства. “Быть Гарольдом Пинтером” – значит оставаться Человеком в нашем бесчеловечном мире.
Сын еврейского портного из Одессы (его настоящая фамилия – Пинто) Гарольд Пинтер родился на бедной улочке в лондонском районе Хэкни, имеющем крайне скверную репутацию. После школы он поступил в Королевскую академию драматического искусства, однако, не имея денег на учебу, отказался от дальнейших занятий. Он работал уборщиком и официантом, вахтером и мойщиком посуды, книготорговцем, пока, наконец, не был принят в провинциальную театральную труппу Энью Макмастера. Именно там он начал писать стихи и пьесы. Уже первая пьеса Пинтера “Комната” (1957) произвела эффект разорвавшейся бомбы. Дальше - больше. Шестидесятые-семидесятые годы – золотое время Пинтера. Его пьесы следуют одна за другой - “День рождения” (1957), “Коллекция” (1962), “Любовник” (1963), “Возвращение домой” (1965), “Былые времена” (1971), “На безлюдье” (1975), “Предательство” (1978), киносценарии “Слуга” (1963), “Несчастный случай” (1967) и другие. Пьесы Пинтера – печальные зарисовки, не привязанные ни к какому времени и ни к каким реалиям. Его герои немногословны, и даже те слова, которые они говорят, зачастую ничего не выражают. При этом после выхода из зрительного зала возникает странное чувство послевкусия. Пьесы Пинтера не поддаются определению. По искусству слова и паузы, по умению создать атмосферу я бы сравнил драматурга с ранним Антониони и пьесами Чехова. Пинтеровских героев трудно забыть, о них хочется думать – редкий случай в современном театре!
Проблемы, волнующие писателя, сводятся в конце концов к одной-единственной теме - борьбе за достоинство человеческой личности. Писатель борется за свободу слова и отказывается признать ложь правдой, даже если эта ложь необходима в целях безопасности государства.
В общественную деятельность Гарольд Пинтер вовлечен с семидесятых годов. Писателя всегда интересовала политика, будь то свержение президента Чили Альенде во время военного переворота в 1973 году или диктаторский режим Сомосы в Никарагуа. Во время войны Судного дня он заявил о своей солидарности с Израилем. В 1998 году Гарольд Пинтер был избран почетным президентом Медицинского фонда реабилитации жертв пыток, а весной 2003 года был в первых рядах антивоенной демонстрации в Лондоне, собравшей два миллиона человек. Ущемление прав курдов в Турции, ситуация в Албании, Панаме, Венесуэле, бомбардировки Югославии, военные действия в Афганистане и Ираке, ограничения свободы слова в Беларуси, применение запрещенных видов оружия - Гарольд Пинтер не упускает из виду ничего.
Всю жизнь Гарольд Пинтер параллельно и последовательно занимается как общественной деятельностью, так и творчеством. Не получивший высшего образования драматург сегодня является почетным доктором четырнадцати университетов, признанным классиком мировой литературы. Так что совершенно закономерным выглядело в 2005 году решение Нобелевского комитета о присуждении Гарольду Пинтеру премии по литературе. Нобелевская речь Пинтера, подобно его жизни, тоже разбивается на две части: в первой он говорит о подсознательном элементе в творчестве каждого писателя, во второй - о политической, общественной деятельности.
На сцене чикагского театра “Steppenwolf” в эти дни идет одна из лучших пьес Гарольда Пинтера “Предательство” – пьеса ироничная, тонкая, умная, написанная в лучших традициях английского театра, в традициях Бернарда Шоу и Оскара Уайльда. Она насквозь театральна, как, впрочем, и ее автор. Подобно Шоу, Пинтер – “дитя кулис”. Он понимает театр изнутри, он жил в нем, играл в нем. И именно так, как он написал - легко, иронично, театрально, - произносят свои реплики актеры “Steppenwolf”. В этом спектакле политики нет. “Предательство” – о другом, о пугающей обыденности человеческого существования. Три главных героя: книгоиздатель Роберт (Трейси Леттс), его жена Эмма (Эми Мортон) и его лучший друг, литературный агент Джерри (Ян Барфорд). Мы встречаемся с Эммой и Джерри в пивном баре. Когда-то они были любовниками и встречались на подпольной квартире, “от обеда до ужина, иногда и дольше, целых семь лет”. А сегодня единственное, что связывает их, - одиночество, абсолютное, отчаянное, монотонное, сводящее с ума, лишающее опоры, заставляющее совершать самые нелепые и алогичные поступки.
Отношения героев показаны в обратной хронологии: от разрыва до зарождения отношений. Каждый из героев играет свою роль. Кажется, что перед нами – стандартный любовный треугольник: муж, жена и любовник (он же – лучший друг мужа). Так оно и есть, но только, в отличие от банальной мелодрамы, в этом спектакле все предают всех. Эмма изменяет Роберту и тем самым предает его, Роберт изменяет
Эмме и тоже предает ее, Джерри предает своего лучшего друга. При этом все спокойно, буднично, без эмоций. Герои в растерянности обмениваются ничего не значащими словами и не слышат друг друга.
В этом спектакле все выглядит достойно: режиссура Рика Снайдера, сценография Тодда Розенталя, музыкальное оформление Роба Миблурна и Майкла Бодина, актерская игра. Однако более всего мне был интересен собственно текст, как таковой – блистательный, остроумный, глубокий пинтеровский текст. Он полон пауз, отрывочных фраз, которые на первый взгляд лишены логики, однако именно в них проступает смысл пьесы. Герои обращаются друг к другу в отчаянной попытке найти понимание.
Пинтер – мастер недосказанного. Вроде бы, он начинал из “новой драмы”, из того самого “поколения рассерженных”, откуда начинал Джон Осборн и другие. Имена “других” стерлись из памяти, а Пинтер остался. Часто его называют в числе авторов театра абсурда, рядом с именами Беккета и Ионеско, но и в этом случае, как и с “рассерженными” британцами, Пинтер не укладывается в жесткие определения театра абсурда, он оказывается шире и глубже заранее выстроенных абсурдистских схем. У его героев есть биографии, есть прошлое и настоящее. А в случае с “Предательством” – даже будущее.
Театр “Steppenwolf” не впервые обращается к творчеству Гарольда Пинтера - с этим драматургом у коллектива особые отношения. В первый сезон 1976-1977 годов – сезон образования театра - на сцене театра шли сразу две пьесы Пинтера – “Любовник” и “Кухонный лифт”. Автор был уже хорошо известен на Западе, и постановка его пьес подняла репутацию театра. В дальнейшем “Steppenwolf” часто обращался к пинтеровской драматургии. На сцене театра шли его пьесы “Сторож” (сезон 1978-1979 годов), “На безлюдье” (сезон 1980-1981 годов), “Возвращение домой” (сезон 1989-1990 годов). Однако с 1992 года имя драматурга исчезает с афиши театра. Его не ставят не только на сцене “Steppenwolf”. Происходит интересный парадокс: по мере увеличения интереса к Пинтеру со стороны европейского театра американские режиссеры несколько отодвигают драматурга в сторону. В девяностые годы XX века о нем говорят все больше как о правозащитнике. И вот спустя пятнадцать лет – долгожданное возвращение Гарольда Пинтера на сцену одного из интереснейших театров Чикаго.
В октябре 2007 года Гарольду Пинтеру исполняется 76 лет. Тонкий лирик, психолог, он продолжает писать стихи и выступать с политическими заявлениями, где ясно и четко выражает свою гражданскую позицию. Вот лишь один пример, связанный с минским “Свободным театром”. 14 апреля коллектив вернулся из английского города Лидс, где участвовал в мероприятиях, посвященных пятидесятилетию творческой деятельности Гарольда Пинтера. Драматургу было присвоено звание почетного доктора университета Лидса. На конференции, которая называлась “Художник и Гражданин”, было показано три спектакля. Один из них – “Быть Гарольдом Пинтером”. Сам драматург, несмотря на тяжелое состояние здоровья, принял участие в дискуссии, которая состоялась сразу после спектакля “Свободного театра” и длилась более часа. Дискуссия касалась не только художественных достоинств спектакля, но и социально-политической ситуации в Беларуси.
Гарольд Пинтер на собственном примере показывает, что художник должен реагировать на события в стране и мире, а не закрываться от них. С ним можно соглашаться или не соглашаться, но не уважать его мужество, принципиальность и честность – нельзя!
6 мая 2007 года

Конец игры, или Жизнь в театре абсурда

(О бродвейской постановке “Кто боится Вирджинии Вульф” Э.Олби)

“Кто боится Вирджинии Вульф?
Кто боится жить без ошибок, без заблуждений?
Я думаю, что возможно жить в розовых очках,
если только вы знаете, что они - розовые”.
Из выступления Эдварда Олби


...Похмельное утро. Игра закончена. Притихшая Марта безвольно опускается на пол. “Так будет лучше”, - уверенно говорит Джордж и начинает напевать: “Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк...” Марта, неподвижно глядя вперед, вторит ему. (В русском варианте песни нет – Марта лишь повторяет: “Я боюсь, Джордж... Я боюсь...”) Позади – пьяная вечеринка, бесконечные словесные перепалки и выяснения отношений с Джорджем, случайная близость с Ником и... разбитая вдребезги жизнь. Впереди – растерянность, страх, пустота. Пустота...

Краткая биографическая справка. Эдвард Олби – американский драматург. Родился 12 марта 1928 года в Вашингтоне. Спустя две недели после рождения усыновлен Ридом и Фрэнсис Олби. Немногим более года посещал колледж “Тринити” в Хартфорде, штат Коннектикут. Не доучившись в колледже, обосновался в Нью-Йорке. Перебивался случайными заработками, пробовал себя в поэзии и прозе. В качестве драматурга дебютировал в 1959 году. Наиболее известные пьесы: “Крошка Алиса” (1964), “Неустойчивое равновесие” (1966, Пулитцеровская премия и премия “Тони”), “Морской пейзаж” (1974, Пулитцеровская премия), “Три высокие женщины” (1991, Пулитцеровская премия), “Коза, или кто такая Сильвия?” (2000, премия “Тони”). Обладатель американской Национальной медали и премии “Тони” за достижения в области искусства. Член Гильдии драматургов Америки и американской Академии искусств.

В пьесе “Кто боится Вирджинии Вульф?” Эдвард Олби хотел, по его словам, “воплотить идею очищения от скверны былых заблуждений, изгнания дьявола иллюзий”. Отсюда название третьего акта: после “Игр и забав” и “Вальпургиевой ночи” - “Изгнание дьявола”. Первая постановка пьесы выдержала шестьсот шестьдесят четыре представления подряд! Спектакль шел на Бродвее без перерыва с 1962 по май 1964 года. Сразу после премьеры мнения критиков резко разделились. Одни считали пьесу лучшим достижением американского театра, другие - грязным пасквилем на американскую культуру и традиционные ценности. “Больная пьеса для больных людей”, - восклицал один из критиков. “Пьеса для грязных женщин”, - вторил ему другой. Нешуточный скандал разгорелся вокруг имени драматурга в связи с возможным присуждением ему Пулитцеровской премии. Несмотря на решение комитета по присуждению премии в категории “драма”, попечители Колумбийского университета не допустили присуждения Олби этой награды. В результате в 1962 году премию в этой категории никто не получил – невиданный в истории премии случай! Но пока критики ломали копья вокруг пьесы и личности автора, спектакль “Кто боится Вирджинии Вульф?” приобрел огромную популярность.
Прошли годы, пьеса Олби обошла театральные подмостки всего мира, давно и заслуженно вошла в “золотой фонд” мирового театра. Несмотря на сорок пять лет, прошедшие со дня премьеры, пьеса и сегодня ни в коей мере не выглядит архаичной. В этом я лишний раз убедился, посмотрев новую постановку пьесы (премьера на Бродвее состоялась в 2005 году), сделанную американским режиссером Энтони Пейджем.
1960 год. Кампус маленького колледжа в Новой Англии. Мы знакомимся с преподавателем философии, сорокашестилетним Джорджем (Билл Ирвин) и его женой Мартой (Кэтлин Тернер), когда они возвращаются ночью домой после приема у отца Марты – ректора того же колледжа. Уже на пороге супруги начинают вести между собой привычную словесную дуэль, нападая, обижая и оскорбляя друг друга. Сколько их было за годы совместной жизни – язвительных острот, метких афоризмов, жестоких укусов! Кажется, Он и Она настолько привыкли к подобному стилю отношений, что словесные пули пролетают мимо, не задевая и не раня их.
Как тонко разыгрывают свои партии Билл Ирвин и Кэтлин Тернер, как виртуозны они в этом дуэте-поединке, дуэте-состязании! Он – неловкий в движениях, сутулый, в нелепой вязаной кофте, гордящийся своим возрастом (несколько раз по ходу спектакля он напоминает Марте, что младше ее на шесть лет – это приходится все время напоминать, ибо на вид ему гораздо старше). Она – шумная, неугомонная, пьяная, вульгарная, желающая разнообразить одинаковые дни и ночи чем-нибудь необычным. В эту ночь ей это удалось - Марта приготовила для Джорджа не просто слова, а нечто новенькое: она объявляет мужу, что ждет гостей. Ими оказываются молодой преподаватель биологии Ник (Дэвид Фарр) и его жена Хани (Кэтлин Орли).
Игра актеров полностью захватывает зрителей, и мы не знаем, что случится в следующее мгновение с каждым из этой четверки – так непредсказуемо написана эта пьеса! При этом все действие спектакля происходит в одной комнате. Собственно говоря, действия-то никакого нет: герои пьют, болтают на самые разнообразные темы, прогуливаясь от дивана до барного столика, спорят, снова пьют, ругаются, мирятся, танцуют, ломают комедию, “водят за нос” и дурачат себя и других, снова пьют... Действием могут считаться лишь выходы пьяной Хани в ванную, переодевание Марты, уходы героев на кухню, да демонстративная измена Марты мужу. А в остальном – “приятное” времяпровождение. Преподаватели колледжа встречаются с друзьями... Может быть, эта ночь осталась бы незамеченной (одна из тысяч других совместных ночей Джорджа и Марты), если бы Марта не проболталась Хани, что у них есть сын. Джордж в бешенстве – Марта раскрыла их тайну. В этой сцене до неузнаваемости меняется характер роли и пластика Билла Ирвина. Раздираемый комплексами, так и не реализовавший себя в науке Джордж-Ирвин от спокойного и застенчивого ученого превращается в бешеного волка. Затравленными, ненавидящими глазами смотрит он на свою жену. Он объявляет ей войну и начинает мстить.
По ходу спектакля каждый из участников квартета берет на себя роль первой скрипки, чтобы в следующей сцене передать ее другому, причем, молодые актеры Кэтлин Орли и Дэвид Фарр оказываются достойными своих более именитых коллег.
Кэтлин Орли играет Хани гротескно и смешно. Перекошенный, застывший в улыбке рот и настороженный взгляд, манеры провинциалки, любовь к бренди... - Хани-Орли внимательно следит за разговором, пытаясь ухватить его нить, а когда теряет ее, ухватывается за бокал. Актриса прекрасно показывает нервное взвинченное состояние Хани. Тут и потребность веселья, и желание забыться... Как сказал герой одного известного фильма: “Есть хочется. Худеть хочется. Все хочется”.
Ник в исполнении Дэвида Фарра - красивый, “с иголочки одетый” молодой человек, мечтающий о карьере. Для этого он и пришел в дом Джорджа и Марты – выгодное знакомство может в будущем пригодиться!
Центром спектакля, конечно же, является Марта-Кэтлин Тернер. Я помню, как блистательно играла эту роль в “Современнике” Галина Волчек. Даже внешне, фактурно Тернер заставляет вспомнить великую русскую актрису. Тернер обладает магнетическим притяжением - хочется следить за каждым ее движением, за каждым поворотом головы. По ходу спектакля она предстает перед зрителями то грубой, жестокой, озлобленной на себя и на весь свет, то доброй, кроткой, нежной женой – артистическая палитра актрисы поистине безгранична. Лучшая сцена в спектакле – монолог Марты о сыне, которого никогда не было. Тернер произносит его так, как может говорить только горячо любящая мать, видя сына перед глазами. В каждой фразе, в каждом слове слышится обжигающая тоска и нежность.
За свои роли Билл Ирвин и Кэтлин Тернер получили престижные награды. Тернер – премию газеты “Evening Standard” и приз критики (лондонская версия), Ирвин – премию “Тони” за лучшее исполнение мужской роли (лондонская версия). Кроме того, за эту роль (бродвейская версия) Тернер была номинирована на премию “Тони” и премию имени Лоуренса Оливье.
Режиссура спектакля лишена внешних эффектов и вычурных построений. Во всем царит простота, которой, как ни странно, труднее всего достичь в сегодняшнем театре, где нередко режиссерские изобретения прикрывают актерскую беспомощность. В этом спектакле Энтони Пейдж, кажется, поставил перед собой задачу раствориться в актерах и задачу эту с блеском осуществил. Мы видим настоящий психологический театр и наслаждаемся подлинным обаянием актерской игры.
Так же как и режиссура, проста сценография этого спектакля (Джон Ли Битти). Обычная комната. Диван, кресла, письменный стол, книжный шкаф, пластинки, проигрыватель, стойка домашнего бара. Мебели на сцене много, но при этом ее не замечаешь – все внимание отдано актерам.
Пьеса Эдварда Олби “Кто боится Вирджинии Вульф?” продолжает традиции Роджера Шервуда, Юджина О’Нила, Теннеси Уильямса, Артура Миллера, а сам автор в свои семьдесят восемь лет остается последним живым классиком великой американской драматургии. В 2000 году его пьеса “Коза, или кто такая Сильвия?” попала в категорию “Новая пьеса” вместе с... “Нахлебником” И.С.Тургенева – пьесой, написанной за полтора века до этого. То есть время написания пьесы не имеет никакого значения. Если она впервые поставлена на Бродвее, она автоматически попадает в эту категорию. Олби победил Тургенева и получил премию “Тони”. На вопрос журналиста перед началом церемонии, каково ему знать, что он соревнуется с самим Тургеневым, драматург ответил, что такое состязание, устроенное Бродвеем, абсурдно. “Что вы хотите, это же Бродвей - еще один абсурд в театре абсурда, каким является наша жизнь”, - сказал Олби.
Трактовки этой пьесы могут быть самые разные. Совпадение имен главных героев с именами первого президента США Джорджа Вашингтона и его жены, символическое название университетского городка, где они живут, “Новый Карфаген”, цитаты из книги Освальда Шпенглера “Закат Европы” – все это давало повод критикам говорить, что задачей Олби было не просто написать пьесу о взаимоотношениях мужа и жены, но на примере одной семьи показать кризис современной западной цивилизации. “Кто боится Вирджинии Вульф?” называли и энциклопедией “краха американской мечты”, и началом “эры новых ценностей”. После выхода бродвейского спектакля многие восприняли эту пьесу как своеобразную аллегорию напряженных взаимоотношений между СССР и США. Вроде бы даже сам Эдвард Олби как-то сказал, что назвал Ника именно в честь Никиты Хрущева. Впрочем, может быть, он просто пошутил.
С той поры многое изменилось, и сегодня, мне кажется, не стоит искать в пьесе Эдварда Олби политическую составляющую. Кстати, ее и нет в спектакле Энтони Пейджа, а есть драма страдающих, несчастных, одиноких людей. “Просто встретились два одиночества...” Это же очень просто: Марта любит Джорджа, Джордж любит Марту, оба они любят своего неродившегося сына, которого они выдумали и двадцать один год прожили с ним, пока Джордж не решил убить его. Он не придет завтра к родителям отметить свой день рождения – он погиб в автомобильной катастрофе! “Ты не имеешь права, - кричит Марта. – Он – наш общий ребенок.” “А я взял и его убил”, - отвечает Джордж. Марта раздавлена. Иллюзия разбита. Игра закончена. Наступило похмельное утро...
PS.
Показ спектакля “Кто боится Вирджинии Вульф?” прошел в рамках программы “Бродвей в Чикаго”. Впервые за долгие годы в Чикаго был представлен не очередной бродвейский мюзикл, а серьезный, глубокий спектакль, разыгранный лучшими нью-йоркскими драматическими актерами. Очень хочется пожелать, чтобы такие встречи в будущем происходили гораздо чаще!
8 апреля 2007 года

“Мы с тобой одной крови – ты и я...”

Об истории и сегодняшнем дне первого и единственного
в США русского репертуарного театра

Уважаемые читатели! Мы с вами в Соединенных Штатах Америки, в городе Чикаго. В городе ветров, небоскребов и знаменитой фондовой биржи, на родине Первомая и в бывшей столице мафии, через которую в двадцатые-тридцатые годы XX века переправляли контрабандой алкоголь. Сегодня в Чикаго туристам показывают места гангстерских разборок и дома, в которых жили “крестные отцы” чикагской мафии, а Аль Капоне и его друзья, “прославившие” Чикаго, давно ушли в прошлое. О бандитской истории города вспоминают разве что “киношники”, снимая, например, на чикагских улицах продолжение приключений Данилы Багрова (фильм “Брат-2”). Сегодня Чикаго - огромный индустриальный мегаполис, крупнейший транспортный узел Америки. И, наверно, менее всего этот город ассоциируется с русским искусством. А между тем именно в Чикаго создан и успешно работает первый в Америке русский репертуарный театр. Но... обо всем по порядку.
День рождения театра 13 января 2001 года не стал главной новостью дня в российских средствах массовой информации. Это и неудивительно - в тот день еще никто не объявлял о рождении нового театра. 13 января 2001 года в Чикаго шестеро энтузиастов сыграли спектакль на русском языке. Это была пьеса Григория Горина “Феномены”. Почему именно “Феномены”? Да потому, что эта пьеса шла на сцене Минского народного театра Дворца культуры Белсовпрофа (режиссер – Юрий Степанов), а в этом театре служил талантливый актер Вячеслав Каганович. Приехав в Америку, он загорелся идеей создания русского театра. Не КВН, в который он наигрался в институте, и не отдельных концертных номеров, с которыми он продолжал выступать, а именно ТЕАТРА. Он повторял слова, знакомые лишь посвященным: “Степанов, “Феномены”, Горин... Горин, “Феномены”, театр...” Он рассказывал многим о своей безумной идее. С ним не спорили, ему сочувствовали, и только некоторые (“тонкий слой интеллигенции”) дослушивали его речи до конца. Но по опыту создания одного небезызвестного, да к тому же общедоступного театра мы знаем, что основоположников должно быть как минимум двое. И нашелся второй такой человек. Евгений Колкевич – дирижер, музыкант, человек, обладающий огромным творческим потенциалом, - был первым, кто поверил в то, что в Чикаго возможно создать русский театр. Потом эта идея овладела массами в лице остальных участников первого спектакля, и начались репетиции...
Сыграть собственными силами и средствами спектакль на русском языке в Чикаго – это, конечно, не подвиг, но что-то героическое в этом есть! И хоть сегодня не все из актеров продолжают служить в театре, их имена навсегда вошли в историю русского искусства в Америке. Итак, вот они, участники того первого, памятного всем, спектакля, вот эта отважная шестерка (перечисляю по алфавиту): Инга Бабекова, Елена Бернат, Борис Борушек, Вячеслав Каганович, Евгений Колкевич, Олег Осташев. Отмечу еще трех участников постановки. Это прекрасный художник Ирина Ратнер - в дальнейшем она станет главным художником театра, сценограф Владимир Шнейдерман, поэт и сценарист Александр Фрейман, чьи полезные советы оказали и продолжают оказывать неоценимую помощь актерам.
Пожалуй, тогда еще никто из них не подозревал, что затея с созданием театра окажется вполне жизнеспособной. Однако зал был полон, и спектакль повторили. И снова был полон зал. И вот тогда встал вопрос: что делать дальше? Актеров в Чикаго уже тогда было достаточно, а вот режиссеров своих не было. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло – режиссеров стали приглашать. Да еще каких! Следующую пьесу – комедию Робера Тома “Ловушка” - для театра предложил московский режиссер Артур Офенгейм. Он же подарил театру название – “Атриум”. Офенгейм берег его для своего собственного театра, но пожертвовал молодой труппе, положив конец многочисленным спорам. “Атриум” – это звучит красиво!
Третьим спектаклем театра стала “Поминальная молитва” Г.Горина в постановке замечательного московского режиссера Андрея Тупикова. Его отличает невероятная работоспособность, добросовестное, бережное отношение к тексту, внимание к деталям и вместе с тем яркая театральность и зрелищность. Спектакли Тупикова всегда интересны и всегда неожиданны - редкий случай в сегодняшнем театре, когда форма не выпячивается над содержанием, а органично дополняет его. “Поминальной молитвой” Тупиков и актеры театра высоко подняли планку собственных требований и ожиданий. С тех пор в каждом спектакле они не заигрывают со зрителем, не идут на поводу у него, не ищут простых решений, а добиваются синтеза психологизма и зрелищности, воплощая тот самый синтетический театр, который более всего отражает современное развитие искусства.
Первый спектакль, второй, третий... Случилось то, во что не верили даже самые отчаянные оптимисты. Да и как было поверить, что даже в прагматичной и доллароцентричной Америке случаются такие чудеса, как русский репертуарный театр. Но оказалось, что в Чикаго есть много талантливых актеров – людей, казалось бы, навсегда поставивших крест на своей актерской карьере. Появление театра дало возможность этим людям снова выйти на сцену. А, перефразировав Окуджаву, можно сказать, что “актерство, растворенное в крови, неистребимо, как сама природа”. В разные годы в театре играли ленинградский актер Вадим Рено, минские актеры Елена Бернат, Дина Иванова, Михаил Шерман, актриса театра и кино Марина Карманова. С первого года в составе труппы “Атриума” – московские актеры Олег и Ольга Осташевы, ленинградская актриса Марина Смолина. Зараженные энергией профессиональных актеров, в “Атриум” стали приходить люди, не имеющие специального театрального образования, и предлагать свою посильную помощь. “Атриум” стал больше, чем театр, – он превратился в Русский культурный центр. И выяснилось, что именно этого больше всего не хватало русской общине Чикаго... Однако вернемся к хронологии событий и продолжим восстанавливать список достижений театра.
Год 2003. Четвертой премьерой “Атриума” становится бессмертная комедия Н.В.Гоголя “Женитьба” в постановке Андрея Тупикова. К сожалению, спектакль больше не идет в театре. “Иных уж нет, а те далече...” Эта постановка осталась лишь в воспоминаниях очевидцев. А жаль - это был удивительный спектакль, может быть, лучший спектакль театра!..
Дальше – больше. “Атриум” обращается к творчеству Булата Окуджавы и своими силами создает поэтическую композицию, Фантазию на темы песен Окуджавы “Посвящается Вам!” (автор сценария - Александр Фрейман) – удивительно тонкий лиричный спектакль, проникнутый любовью к Поэту и Поэзии. Побывавший недавно в Чикаго Михаил Козаков был поражен уровнем постановки и признался, что это лучший спектакль по стихам и прозе Окуджавы, который он когда-либо видел.
В декабре 2004 года в театре “Атриум” состоялась очередная премьера – комедия Рэя Куни “Номер 13, или Безумная ночь”. Спектакль Тупикова сравнивали с мхатовской постановкой Владимира Машкова с блестящим дуэтом А.Леонтьев – Е.Миронов в главных ролях, то есть постановку молодого театра уже сравнивали с лучшими российскими театрами и актерами. Прогресс потрясающий!
Вслед за комедией положений театр обратился к психологической комедии. Результатом новой встречи с Артуром Офенгеймом стала постановка спектакля “Ужин дураков” по пьесе Франсиса Вебера.
Особым стала для театра осень 2006 года и работа с блистательным Валерием Беляковичем. Первое обращение к условному театру, первый опыт работы с абсолютно новым режиссерским стилем... Белякович открыл в актерах театра невиданные прежде грани, о репетициях с Мастером многие актеры вспоминают как о счастливейших мгновениях жизни. Комедия “Трактирщица” по пьесе К.Гольдони органично дополнила разнообразную театральную афишу “Атриума”.
Совсем недавно, 28 апреля, в театре с большим успехом прошла еще одна премьера - театральная фантазия “Слуги Фемиды” по мотивам повести Ф.Дюрренматта “Авария”. Четвертая работа Андрея Тупикова в “Атриуме” – талантливый, многогранный спектакль, сочетающий в себе элементы трагедии и фарса, буффонады и детектива. Сложные философские вопросы, поднятые в спектакле, облечены в яркую современную театральную оболочку. Спектакль интересен тем, кто хочет смотреть его как обычный детектив, и тем, кто хочет поглубже вникнуть в поступки героев и, может быть, даже примерить их на себя. Но, и это самое главное, спектакль заставляет думать!
Как говорил Юрий Любимов: “Ствол у театра - один, но побеги, ветви – разные”. В театре “Атриум” можно выделить три главные ветви. Первая - современная драматургия. Это такие спектакли, как “Феномены” Г.Горина, “Ловушка” Р.Тома, “Номер 13, или Безумная ночь” Р.Куни, “Ужин дураков” Ф.Вебера, “Слуги Фемиды” по повести Ф.Дюрренматта “Авария”. Второе направление - освоение классики – “Поминальная молитва” Г.Горина по повести Шолом-Алейхема, “Женитьба” Н.В.Гоголя, “Трактирщица” К.Гольдони. И наконец, третье направление – поэтический и музыкальный театр, направление, великолепно начатое представлением “Посвящается Вам!”
“Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...” Эта ахматовская строчка применима в полной мере к чикагскому театру. Каких трудов стоит создать новый спектакль, знают только люди, создающие его. Не пытайтесь узнать об этом – актеры вам все равно не расскажут. Что и говорить - сложно заниматься русским искусством в Америке! У театра нет своего помещения, поэтому спектакли проходят в разных залах. Актеры репетируют по вечерам, в свободное от основной работы время, они в полном смысле этого слова ночуют в театре. (В этом месте уместны будут слова благодарности актерским семьям. Спасибо вам, нежные жены и заботливые мужья, мужественно и терпеливо переживающие отсутствие второй половинки; “заброшенные” дети, которые видят своих родителей в кратких перерывах между репетициями уставшими и раздраженными, а на премьерах – довольными и счастливыми; родители, бабушки и дедушки, гордящиеся своими талантливыми отпрысками! Во многом благодаря вашей выдержке и терпению мы можем видеть наших любимцев на сцене.) Впрочем, все это - оборотная сторона творчества. Зрители должны видеть конечный продукт, а все труды, волнения, проблемы и сложности – все это остается там, за сценой.
13 января 2007 года театру “Атриум” исполнилось шесть лет. В человеческом измерении - возраст детский, дошкольный. Для театра шесть лет – это, пожалуй, уже срок, хотя и сегодня в нем продолжается формирование труппы, идеологии, репертуара. Посмотрите на эти фотографии, посмотрите на эти счастливые глаза, живые веселые лица! Да они еще дети, настоящие дети! “Атриум” еще молод, оптимизм и энергия продолжает пронизывать все постановки театра, и все заблуждения актеров – истинные! “Атриум” возник как одна большая семья. Но разве не так же возникали и лучшие театры России, разве не так же было у Вахтангова, когда он набрал свою первую студию, разве не так создавал “Современник” Олег Ефремов или “Театр на Юго-Западе” Валерий Белякович?! Помните самый важный закон джунглей из киплинговского “Маугли”? “Мы с тобой одной крови - ты и я.” Эту фразу любят повторять господа Актеры. Они действительно одной крови – театральной, творческой, лицедейской! “Атриум” – живой организм, и как в любом живом организме, “развитье здесь идет не по спирали, а вкривь и вкось, вразрез, наперевес”... Тем не менее театр живет и развивается, у него есть свой зритель, готовый праздновать в театре даже... собственные праздники. Не верите? Вот пример. Однажды в кассу театра обратилась женщина с просьбой зарезервировать... 23 билета! Оказывается, у нее в день спектакля был день рождения, и она решила отпраздновать его в театре: “Я подготовила всем сюрприз. Придут гости, а я их - в театр!” Если у театра есть ТАКОЙ зритель, значит, у театра есть будущее.
Сегодня театр “Атриум” – единственный репертуарный русский театр Америки. Это звучит гордо! Имя театра гремит на чикагщине, и его не знает только глухой да ленивый. Как писал (по другому, правда, поводу Леонид Филатов):
“Можно Лермонтова знать плохо,
Можно Фета прочитать вкратце,
Можно вовсе не читать Блока,
Но всему же есть предел, братцы!!!”
Вообще, если бы этого театра не было, его следовало бы выдумать. Иначе как объяснить бум русского искусства в Чикаго, случившийся в последние несколько лет?! Сегодня в городе существуют три детские профессиональные театральные студии, и мечтой ребенка является вовсе даже не Голливуд, а сцена “Атриума”. Кстати, руководители театра думают о создании театральной школы, которая могла бы постоянно функционировать при “Атриуме”. Зная их предприимчивость и организаторский талант, можно не сомневаться, что и эта идея найдет свое реальное воплощение. Ведь “Атриум” существует не на деньги спонсоров, а на принципах самоокупаемости, и это дает немалые преимущества в плане выбора репертуара и подбора актеров.
Мне нравятся репертуарные афиши театра на полгода вперед, театральные программки и, конечно же, цветы актерам после каждого спектакля (что не принято в американских театрах) - те необходимые атрибуты НАШЕГО Театра, к которым мы привыкли с детства. В “Атриум” потянулись даже те, кто приехал давно, забыл язык, для кого Америка в полной мере заменила Родину. Надо сказать, что театр работает в этом направлении и находит способы для привлечения нового зрителя. Так, с 2003 года все спектакли театра идут с синхронным переводом на английский язык. Это нововведение позволило значительно расширить аудиторию театра. В театр стал приходить англоязычный зритель.
За время своего существования только в Чикаго “Атриум” выступал более восьмидесяти раз. Прибавьте к этому гастроли театра в Сент-Луисе и Детройте, Цинциннати и Миннеаполисе, Шампейне и Милуоки... В дальнейших планах “Атриума” - гастроли в Израиле и, как писал поэт, “...и близко Сан-Франциско, И даже - не поверите - Москва!”
Покидая Родину, многие из нас прощались с русским языком, русским театром, русским искусством. Но русское искусство в Америке продолжается и развивается. Оказывается, здесь можно продолжать читать русские газеты и журналы, слушать русское радио и даже ходить в русский репертуарный театр! Не верите? Приезжайте в Чикаго!

Не бывает времени без героев

Беларусь. Минск. Февраль 2007 года.

Вы спрашиваете, почему я не говорю о мечтах,
о листьях, о больших вулканах моей земли?
Смотрите: на улице кровь.
Смотрите: кровь на улице!
Пабло Неруда
Я знал о существовании этого театра, но даже не мечтал попасть на его спектакли. Помог Юрий Хащеватский, который на мой вопрос: “Что вы посоветуете посмотреть сегодня в Минске?” ответил: ““Свободный театр””. К счастью, на следующий день готовился их очередной спектакль. Инструкции Хащеватского звучали так: “Подходите к зданию. В главный вход идти не надо. Ни в коем случае не произносите слова “Свободный театр”. Если стоите лицом к главному входу, подойти направо и в конце здания зайти через боковой вход. Подняться на второй этаж, сказать, от кого”.
Маленький клуб, в котором расставлены стулья. Среди зрителей преобладает молодежь, хотя есть несколько человек среднего и старшего возраста. Молодежь располагается на полу. Потом я понял, что так правильней всего - с третьего ряда уже просто ничего не видно. Поэтому где-то с двадцатой минуты я встал и досматривал спектакль стоя. Уже после спектакля я спросил у ребят: “А провокации бывают?” Они рассказали, что провокации были и не раз. Дважды спектакль срывали, несколько раз после спектакля актеров арестовывали.
Спектакль, который я посмотрел в “Свободном театре”, называется “Быть Гарольдом Пинтером”. Это - первая в Беларуси постановка, созданная по произведениям Нобелевского лауреата 2006 года по литературе Гарольда Пинтера. Режиссер Владимир Щербань использовал в спектакле четыре пьесы Гарольда Пинтера, а также текст его Нобелевской речи. В спектакль включены отрывки из писем, которые писали из тюрем белорусские политзаключенные. Спектакль актуальный, политический. Спектакль о насилии и диктатуре, о свободе и чувстве человеческого достоинства. Спектакль яркий, образный, сделанный в современной театральной стилистике.
После спектакля мы поговорили с директором театра Наташей Колядой
и режиссером Владимиром Щербанем. А спустя несколько дней мне посчастливилось встретиться с еще одной легендарной личностью - с Николаем Халезиным.

Встреча вторая. Драматург.

Краткая биографическая справка. Николай Николаевич Халезин родился в 1964 году в Минске. Художник, драматург, журналист. Один из основателей и сценограф Минского альтернативного театра. Один из учредителей галереи ”Вита Нова” (позднее – Центр современного искусства). Создатель газеты “Имя” (1995-1998 годы) и автор проекта “Тадж-МаХал” в этой газете. Работал в белорусскоязычных газетах “Навiны” и “Наша свабода”, закрытых властями Беларуси. Занимался полит.консалтингом, участвовал в создании сайта “Хартия-97” http://charter97.org/rus/news/). Пьеса Халезина “Я пришел” вышла в финал Берлинского международного фестиваля современной драматургии и получила несколько российских театральных премий. 30 марта 2005 года Халезин со своей женой Натальей Колядой создали “Свободный театр”. Сегодня Халезин – художественный руководитель этого театра.(Сайт “Свободного театра” - http://dramaturg.org/.)

- Коля, глядя на твой послужной список, кажется, что ты стоял у истоков всех главных независимых театральных и медиа-проектов Беларуси последнего десятилетия.
- Да, получилось, что ко многим проектам имел отношение. Не занимался разве только деловыми изданиями. В “Белорусской деловой газете” только был мой дизайн. Я всегда пугался деловых изданий, а когда экономика стала абсолютно тоталитарной, даже перестал их читать.
- Все начиналось с Альтернативного?
- Альтернативный театр создавали три человека: Витас Григолюнас, Леня Динерштейн и я. Я там три года работал сценографом, а потом создал Галерею, из которой вырос Центр современного искусства. Потом, когда пришла нынешняя власть, все накрылось. В один день не стало ни спонсоров, ни покупателей, из страны выгнали все фонды... Никого! И так по всей стране. Заниматься театром и искусством стало невозможно. Меня пригласили создавать газету, и мы сделали газету “Имя”. Это был абсолютно новый для Беларуси проект. Тираж газеты составлял 28 тысяч экземпляров. При этом индекс цитирования был первый по стране.
- Я помню, газету “Имя” читал весь Минск!
- По статистике доходило до того, что один номер газеты читали 18 человек, в то время как один номер “Советской Белоруссии” – 0,8 человека! Сначала власть не понимала, что происходит, а потом, когда разобралась, начала процедуру закрытия. Газета просуществовала три года - с 1995 по 1998 годы.
- А ты работал в “Имени” главным редактором?
- В газете не было такого понятия, как главный редактор. Ни я, ни Ира Халип не готовы были называться главными редакторами. Главный редактор - это публичная работа, которая никакого отношения к процессу создания газеты не имеет. Главным редактором числилась Екатерина Высоцкая, но и она выполняла чисто рабочие функции. Мы заложили в основу газеты другой принцип: в газете должны работать только звезды! Под каждого создается свой проект, статья каждого выходит с фотографией автора. В итоге газета “Имя” превратилась в эдакий клуб, к которому хотел примкнуть каждый читатель. Должности в газете никого не интересовали. Можно было быть хоть генеральным продюсером. Интересовало только, какие статьи пишет журналист Халип, журналист Халезин, журналист Прохоров... Илья Прохоров пришел и сказал, что готов на все. На планерке я говорю: “Какие будут предложения? Этот парень готов на все”. Кто-то пошутил: “Пусть утопится”. Сказано-сделано. Поехали на Минское море, он спрыгнул с лодки... Вызвали спасателей, его спасли. В результате появилась статья “Как я тонул”. И пошло-поехало. Как-то придумали сдать его в вытрезвитель. Он выпил полстакана водки, но самое жуткое было даже не его состояние – в конце концов он знал, что его с работы не уволят, да еще материал интересный будет. Самое страшное, что по сценарию я должен был позвонить в милицию и заложить друга. Вот, мол, он в парке лежит, а я тут с детьми гуляю. Это было жутко неприятно! Мент не хочет никуда ехать, а я настаиваю... (Смеется.) Это просто невероятно – сдать товарища. Потом он ночевал на кладбище, просил подаяние на ступеньках “Макдональдса”... Его знал весь Минск! Когда газету “Имя” стали закрывать, за него бились несколько компаний. Все хотели, чтобы он стал главой их пиар-службы. Победил “Атлант-М”... Еще один случай. Как-то приходит ко мне Вася Семашко и говорит: “Мне надо сто долларов”. – “Зачем?” – “Я хочу взять сто долларов и доказать белорусам, что за эти деньги я смогу съездить в Париж и вернуться в Минск автостопом.” За сто долларов Вася в течение недели съездил в Париж и вернулся в Минск. Доказал. Потом он свою поездку описал в двух больших материалах. Он там подружился с немецким дальнобойщиком, хотя сам ни слова не понимал по-немецки, а немец не знал ни русского, ни белорусского. Но подружились они настолько, что когда Вася возвращался домой из Берлина, дальнобойщик ждал его полдня на стоянке, чтобы подвезти... Главным для газеты всегда был интересный материал. Диплом журналиста ничего не значил. Кому он интересен? Интересно, какие у тебя идеи, как ты пишешь. Если ты не работаешь, если ты не пишешь добротные тексты, тебя не возьмут. Вот, например, объявляем конкурс на замещение вакантной должности журналиста в отдел новостей. Идут люди с пачками дипломов, но из сорока профессиональных журналистов мы берем одну семнадцатилетнюю девочку. Сейчас она делает сайт Хартии. Принцип в газете был такой: если ты сидишь на планерке и не заявляешь ни одного материала, ты не попадаешь в номер. Естественно, это влияет на твои гонорары. И журналисты начинают работать и превращаются в звезд. Никто из “Имени” не пропал. Олег Бебенин и Наташа Разина сегодня делают сайт Хартии, Оля Улевич стала звездой “Комсомолки”...
- То есть система продюсирования звезд работает?
- Конечно. Этот метод срабатывает в любой сфере. И в театре то же самое. В театре все звезды: каждый актер – звезда, режиссер – звезда, и каждый хочет реализоваться... Когда “Имя” закрыли, я перешел в газету “Свабода” – тогда уже она называлась “Навiны” (“Свабоду” тоже закрыли). Перекрывают кислород “Навiнам” - регистрируем “Нашу свабоду”. Рассчитываем новую стратегию, расширяем аудиторию за счет двуязычия, устраиваем стажировки, семинары. Я сам, возглавляя уже третью газету, ездил в Варшаву на стажировку в “Газету Выборча”. Постепенно стратегия начинает работать. В результате – регулярный рост аудитории. За полгода – в 18 раз! Когда тираж был двадцать тысяч экземпляров, власть на газету не обращала внимания. Но потом провели опрос общественного мнения с целью выяснить, сколько человек читают один номер. Оказалось, что газету “Наша свабода”, выходящую практически в ежедневном режиме, читают примерно десять-двенадцать человек. Двадцать тысяч экземпляров умножаем на двенадцать... И тут власть встрепенулась: “Что? Это у вас аудитория под триста тысяч?!” Посмотрели случайную аудиторию. Опять вышло, что динамика роста – безумная. Все! Власть начинает процедуру закрытия газеты. Закрыли подряд три газеты, в которые вложен был огромный труд!
- А после “Нашей свабоды” ты пришел в театр?
- Не сразу. После газеты был политический консалтинг, организация массовых акций (я делал это с Дмитрием Бондаренко, в настоящее время – координатором Хартии), сайт Хартии, а уже потом возник “Свободный театр”.
- Прежде чем подробно говорить о театре, расскажи, пожалуйста, что происходит сегодня в белорусской культуре?
- До 2004 года в республике было несколько андеграундных рок-групп, и контркультура этим ограничивалась. Беларусь была оплотом КГБ, где все было запрещено. По сути, страна прожила этап заторможенного развития. В 2005-2006 годах ситуация стала кардинально меняться. Стала развиваться литература. Очень серьезный стимул дала политическая литература. Появились новые книги о Лукашенко, о том, что происходит в стране. На сегодняшний день количество белорусских рок-групп исчисляется сотнями. Рок-группа есть в каждом городе, в каждом поселке. Это, конечно, не приветствуется властями никоим образом, эти люди не могут выйти ни на радио, ни на телевидение. Они живут вне официальной культуры. Немаловажную роль играет язык, поскольку музыкальный андеграунд строится на белорусском языке, а официальный язык искусства – русский... Театральная и киноситуация до последнего времени были заморожены. Появилось только два продукта. В кино – фильм Андрея Кудиненко “Оккупации. Мистерии”. Очень хорошее малобюджетное кино. Власти всячески противостояли тому, чтобы фильм участвовал в Московском МКФ. Даже пускали в ход подметные письма ветеранов.
- Как в ”лучших” традициях...
- Абсолютно! Тем не менее фильм попал в официальную программу Московского кинофестиваля, объездил много стран, получил большое количество призов, выпущен в России на DVD. А вообще, сегодня в Беларуси развивается только документальное кино. Конечно, режиссер номер один - Юрий Хащеватский. В последнее время появилось несколько молодых документалистов – они пошли по стопам Юры. Очень тяжело снимать, ведь финансирования никакого нет ни со стороны бизнеса, ни со стороны официальных структур. Что касается театрального мира Беларуси, то здесь ситуацию взорвал “Свободный театр”.

В июне 2005 года “Свободный театр” представил свой первый спектакль - “Психоз 4.48” по пьесе британского драматурга Сары Кейн. Спектакль без какой бы то ни было политики: частная жизнь, раздвоение личности главной героини, суицидальные наклонности... Тем не менее спектакль был сразу запрещен, и театр перешел на нелегальное положение. Второй постановкой театра стал спектакль “Мы. Самоидентификация”. Третьей премьерой коллектива стал спектакль “Техника дыхания в безвоздушном пространстве” по пьесе уфимского драматурга Натальи Мошиной – история молодой женщины, умирающей в палате для больных раком. В репертуаре театра – моноспектакль Николая Халезина “Поколение Jeans” и пьеса Павла Пряжко “Белливуд”. Последняя премьера театра - спектакль “In between”. Это - совместная постановка “Свободного театра” и Европейского гуманитарного университета, где сами студенты изгнанного из Беларуси университета играют спектакль по собственным пьесам.
О “Свободном театре” практически никто не знал до тех пор, пока всемирно известный драматург Том Стоппард не приехал в Минск по приглашению Натальи Коляды и Николая Халезина. В октябре 2005 года Стоппард написал большую статью в лондонской газете “Гардиан”, где высоко оценил мужество независимого театра. Том Стоппард и Вацлав Гавел вошли в Совет попечителей театра. ”Приезд Тома Стоппарда в Минск кардинально изменил ситуацию, – говорит Халезин. - Он стал нашим ангелом-хранителем. Во многом участие Стоппарда и Гавела защитило нас от более жестких шагов властей”.
“Свободный театр” – единственный подпольный театр в Европе. При этом он успешно гастролирует в разных странах, участвует в ведущих европейских фестивалях и практически в одиночку представляет на Западе театральное искусство Беларуси. При этом в Минске театр каждый раз вынужден менять помещение, спектакли играются в удаленных от центра города местах, актеры театра подвергаются гонениям. Николай Халезин рассказывает:

- Под эгидой “Свободного театра” стали развиваться несколько проектов. Во-первых, конкурс современной драматургии. Беспрецедентный случай: первый же конкурс вошел в тройку лидеров на территории бывшего Советского Союза. На сегодняшний день самые мощные конкурсы – “Действующие лица” в Москве, бюджет которого выражен шестизначной цифрой, “Евразия” у Николая Коляды в Екатеринбурге с “пятизначным” бюджетом и “Свободный театр” в Минске, где бюджета никакого нет вообще. Мы вынуждены работать, одалживая и перезанимая деньги. Второе направление, которое мы начали развивать, - борьба за соблюдение авторских прав. Многие белорусские театры работают с контрфактной продукцией. Они воруют пьесы, ставят их в театрах и не платят. Яркий пример - “Опера нищих” Б.Брехта и К.Вайля в Русском театре. Этот спектакль не имеют права показывать, не заручившись согласием наследников. У Брехта абсолютно четко написано, что при постановке пьесы должен использоваться точный текст с музыкой Курта Вайля. У нас на первой странице программки написаны имена Бертольта Брехта и Курта Вайля, а на развороте добавлено: “В спектакле также звучит музыка композитора Алексея Еренькова”.
- Там появляются темы Вайля, которые потом переходят в музыку Еренькова.
- Это уже просто за гранью... (Смеется.) Был момент, когда в Русском театре из двадцати шести пьес восемнадцать были контрфактной продукцией. Безумие! И это в Государственном академическом театре! После того, как мы начали заниматься этой темой, они испугались, и не напрасно. Я думаю, скоро начнется череда судов. Уже отреагировали правопреемники Брехта и Ингмар Бергман, запретивший играть “Земляничную поляну”. На сегодняшний день “Свободный театр” – единственный театр в стране, который абсолютно на все постановки получил права у правообладателей. Я считаю, что это – один из важнейших моментов в организации театрального процесса. Ни один белорусский государственный театр не входит в Европейскую театральную конвенцию (EТС), ни один государственный театр не участвует в европейских неформальных театральных встречах (IETM). В эти структуры входит только “Свободный театр”. Получается абсурдная ситуация, когда единственный подпольный театр в Европе представляет Беларусь на Западе. Нам, конечно, лестно быть единственным цивилизованным театром в стране, но это ни в коем случае не говорит о том, что нам комфортно. Это ненормально. Когда мы говорим на Генеральной ассамблее EТС о творческих обменах, то мы себя можем предлагать, но никак не можем принимать другие театры. У нас нет помещения, нет бюджета, нет ничего. Так что пока это “игра в одни ворота”. За последние два года нами открыто около десяти драматургов, которые абсолютно на равных могут находиться в современном европейском театре. Если сравнить с Балтией, то на всю Балтию такого уровня драматургов, может быть, два-три. Все! В Беларуси сегодня мы наблюдаем бум драматургии. Сейчас идет волна презентаций белорусской драматургии в Европе, то есть уже осваивается европейское пространство. Пошли переводы белорусской драматургии на иностранные языки, причем, очень высокого уровня. То, о чем нам так долго говорили - “да вы никому в Европе не нужны”, – оказалось неправдой. На Берлинском международном конкурсе современной драматургии, куда пьесе прорваться просто невозможно, из шестисот европейских пьес в финал вышли шесть: три из Германии, одна из Великобритании, одна из Швеции, одна из Беларуси!
- Какая это пьеса?
- Это моя пьеса “Я пришел”. Она сейчас переведена на немецкий и еще на четыре языка. Пьеса разослана издателями и агентами в пятьсот театров, и сейчас ведутся переговоры с несколькими театрами. Берлинский фестиваль – это знак молодым драматургам, что для них ничего не закрыто. Вот дверь – иди. В этом отношении все складывается нормально. Даже больше скажу: как ни странно, диктатура становится невольной пособницей развития драматургии. При этом как только драматург проявляет себя, он сразу становится известным по всей стране, что в Европе или в Штатах, конечно, невозможно. Молодому драматургу пробиться там очень сложно, а у нас пока все зависит лишь от качества текстов. Слава Богу, наши нелюдимые белорусские драматурги это начинают понимать.
- Расскажи о режиссерах “Свободного театра”. Кто они?
- На самой первой стадии создания театра судьба свела нас с абсолютно уникальным человеком - Володей Щербанем. Интеллектуальный, образованный, современный. Когда он начал сотрудничать со “Свободным театром”, руководство Национального академического театра имени Янки Купалы, в котором он работал, разорвало с ним контракт, и его выселили из общежития театра. Так в один день лучший режиссер страны оказался на улице. Мы сняли ему квартиру, а деньги на ее оплату присылает из Лондона Том Стоппард.
- В театре есть постоянная труппа?
- Театр начинался с двух актрис, а сейчас состав постоянной труппы составляют восемь действующих актеров.
- И актеров так же увольняют с основного места работы, как Щербаня?
- Кого-то уже уволили, кто-то на очереди, а кого-то держат на одной роли. Вот история с актрисой Яной Русакевич. До “Свободного театра” она писала пьесы. (Теперь на это у нее нет времени.) Когда Купаловский театр объявил анонимный внутренний конкурс на лучшую современную пьесу, Русакевич приняла участие в этом конкурсе и ее пьеса выиграла. По условиям конкурса пьса-победитель должна была быть поставлена на сцене театра. Когда руководство узнало, что пьесу написала актриса театра, они сказали: “Ставить не будем”. Но Щербань все-таки ее поставил, и какое-то время пьеса шла на Малой сцене Купаловского театра. Но как только Русакевич сыграла “Психоз...” в “Свободном театре”, спектакль по ее пьесе был снят с репертуара, а декорации не просто уничтожены – они были разрезаны ножницами и уложены в женский туалет! Сейчас они используются там в качестве ковриков.
- Это просто варварство какое-то!
- Как-то мы играли в Варшаве. Вечером актрисам истерически звонит заведующий труппой Купаловского театра: “Вы должны быть завтра в 11 часов утра в театре – в кабинете директора. Иначе - будете уволены”. Спектакль заканчивается в десять часов вечера. Организаторы берут такси, Яна Русакевич и Оля Шанцына едут на нем от Варшавы до границы. Там они пешком переходят границу, садятся в поезд, приезжают в Минск, не спят день, ночь, день, успевают и... получают выговор... А 16 сентября 2006 года, после окончания акции “Большой джинсовый фэст”, где она в составе труппы “Свободного театра” зачитывала письма, которые люди писали из минских тюрем, Яна была арестована и приговорена к штрафу... На гастролях в Москве в одной из российских газет появилось интервью с Русакевич под заголовком “Белорусская Амели”. Знали бы там, в каких условиях приходится работать нашим “белорусским Амели”?!.. Однажды на гастролях в Москве, в Центре имени В.Мейерхольда, заходим в гримерную. Смотрим – в торце дверь. Актер Денис Тарасенко подходит к этой двери, открывает, а там – душ, туалет. В гримерке! Посмотрел он на это и закрыл дверь со словами: “Нечего привыкать!” Они же понимают, что, приехав из Москвы, будут переодеваться за холодильником, а потом нести “разумное, доброе, вечное”...
- Как принимают ваши спектакли в других странах?
- Самая фантастическая аудитория, которая была на наших спектаклях, - французская. Уровень образования театральных зрителей там настолько высок, что они реагируют иногда даже лучше, чем наши местные зрители. Ни одна шутка, ни один сентиментальный кусок не остаются незамеченными. У нашего зрителя нет насмотренности, нет начитанности. А ведь это самое важное. Для парижанина сходить на спектакль – этот так же просто, как покушать, прочитать пьесу все равно, что прочитать газету. У нас этого не хватает, поэтому мы занимаемся образовательным процессом, ведь через театр идет образование и воспитание. Это то, чего так не хватает стране! В прошлом году мы провели несколько семинаров и шесть мастер-классов. Один выездной: для “Свободного театра” его проводил в Риге Алвис Херманис. В Минске мастер-классы проводили Павел Руднев – один из ведущих театральных критиков и арт-директор Центра имени В.Мейерхольда, Максим Курочкин – ведущий украинский драматург, Дэниел Бэнкс – американский режиссер, Том Стоппард...
- Как реагирует власть на ваши инициативы?
- Они истерически реагируют и на конкурс, и на наши образовательные программы. Они не просто игнорируют – они активно противостоят. Это их раздражает, потому что к ним никто из серьезных людей приезжать не хочет. Вот одна любопытная история. Два самых востребованных на сегодняшний день драматурга учились в университете культуры на отделении драматургии и сценарного искусства. Оба отчислены. Всего с курса отчислили двух человек, и это были именно они! Один из них – Павел Пряжко. Автор, который получал призы на конкурсах, а в том же университете ему давали президентскую стипендию как молодому дарованию. Но потом выяснилось, что по его пьесе в “Свободном театре” поставлен спектакль, и его сразу отчислили. От стипендии до исключения – и все это за три месяца! Только что он был хороший, и вот уже плохой! (Смеется.) Причем, с теми же самыми пьесами.
- Достаточно один раз засветиться...
- И все. Государственный театр не может взять новую пьесу без одобрения Министерства культуры, то есть комиссии по цензуре. Более того, на предпремьерный показ приходит человек из Минкульта, смотрит и определяет: пойдет-не пойдет.
- Абсолютно советская система!
- Абсолютно! Режиссеры идут с моей пьесой в Министерство культуры. Им говорят: ”Нет”. – “Почему?” – “Пьесу Халезина мы поставить не можем – фамилия автора не годится.” А пьеса совсем не про политику. Белорус, который ухаживает в Америке за больным стариком, а потом возвращается в Беларусь... Что тут такого? Нет, нельзя. И список авторов, которых ставить нельзя, все время расширяется. Сейчас в него входят все лучшие драматурги. При этом режиссеры обращаются ко мне с просьбой: “Дайте нам новые пьесы”. Министерство культуры им дает наказ быстро открыть новых драматургов – в репертуаре нет белорусской драматургии. Они приходят ко мне. Им даешь пачку пьес. Нельзя! Замкнутый круг. В Минск приезжал американец Дэниел Бэнкс. Он ставил в Театре белорусской драматургии пьесу Нило Круза “Анна в тропиках”. Перед тем, как приехать, мы его предупреждали: “Дэниел, за тобой будет ходить человек с камерой, а потом к тебе придет комиссия по цензуре, которая будет определять, правильно ты поставил спектакль или нет”. Он ответил: “Вы утрируете”. Приехал. Ставит пьесу. Перед премьерой звонит: “Приходите. У меня сдача. Поддержите меня, потому что мне очень плохо. За мной ходит все время человек с камерой...” А в это время по телевидению идут сюжеты о прорыве в белорусско-американских отношениях. Мы приходим на спектакль и видим чиновника из Минкульта, решающего судьбу спектакля американского режиссера. Несколько слов чиновнику не понравились. Например, слова о выборах на табачной фабрике.
- Могут возникнуть нежелательные ассоциации. Зачем баламутить народ?
- Тем более, и фабрика своя есть табачная... (Смеется.) А в государственных театрах актеры просто деградируют. Деградировали актеры, казавшиеся еще недавно просто столпами. Был прекрасный спектакль “ART”. Его поставил Николай Пинигин. В нем играли Игорь Забара, Виктор Манаев и Дмитрий Журавель. На сегодняшний день все четверо вычеркнуты из творческого процесса.
- Хотя они по-прежнему играют.
- Манаев по-прежнему играет в Купаловском, Журавель – в Молодежном театре, Забара уехал в Киев и снимает там сериалы... Последним выступлением Вити Манаева было... осуждение зрителей. В финале спектакля “Тутэйшыя” поднимается бело-красно-белый флаг. На одном из спектаклей в декабре зрители встали и закричали “Жыве Беларусь!” На собрании в театре Витя их осудил. Казалось бы, что? Люди проявляют эмоции – так радуйся. А что ты хотел от зрителей? Он их осудил. Нельзя. Почему нельзя? Так талантливые актеры превращаются в брюзжащих дедушек.
- А начинал он очень ярко.
- Не то слово! Он был номер один в стране... Это все части давления системы. Люди сдаются, включается самоцензура. Тебе еще ничего не сказали, а ты уже...
- Это страх, засевший в нас с советских времен.
- Есть такой принцип, которому меня научил мой друг, - “До первого предупреждения курить можно везде”. А эти... Они уже не ждут предупреждения, они сами себе говорят: “Ничего нельзя”. И все, тихонько сели.
- Команды “Лечь!” не было, а они уже лежат.
- А следом за этим начинается алкоголизм. В Купаловском театре актер выходит со сцены в костюме – у него между сценами перерыв – заходит в буфет, выпивает водки и возвращается на сцену. Я это сам наблюдал. Что, нельзя запретить продажу водки хотя бы во время спектакля?
- При этом в театре работает огромное количество профессионалов.
- Даже не просто профессионалов! Там есть люди, из которых могли бы получиться европейские звезды. Манаев, Овсянников, Молчанов, много талантливых молодых актеров... Каждый из них занимает свою нишу, каждый из них очень органичен. Но у них нет настоящих ролей, нет достойных спектаклей и они постепенно деградируют. Сказывается и то, что они никуда не ездят, не видят лучших европейских спектаклей...

К нашей беседе подключается директор “Свободного театра” Наталья Коляда.

- Можно ли сказать, что “Свободный театр” – театр политический?
- (Н.К.) Когда политика в стране – все, то отрицать этот факт очень сложно.
- (Н.Х.) Мы не боимся термина “политический театр”, и “Свободный театр” участвует во всех политических акциях, но мы не очень соответствуем каноническому театральному термину “политический театр”.
- При этом ваши спектакли не просто агитки. Это – художественные произведения!
- (Н.Х.) Нас любят упрекать: “Вас приглашают потому, что вы – подпольный театр”. Да, для знакомства это хорошо. Когда говоришь: “Мы – единственный в Европе подпольный театр”, в ответ слышишь: ”О, как интересно. Давайте посмотрим”. И если ты показываешь дешевую агитку, никому ты не интересен и ни на одном фестивале не нужен.
- (Н.К.) После прошлогодних гастролей в Хельсинки финские продюсеры предложили месяц пожить у них. Мы говорим: “Спасибо. Ваша поддержка очень важна для нас”. Они ответили: “Знаете, если бы мы хотели вас поддержать, мы бы прислали письмо поддержки. Вы – интересный европейский театр, и именно поэтому мы вас приглашаем”.
- Какое счастье, что в Минске появился настоящий современный европейский театр!
- (Н.Х.) Честно скажу, мне в это даже не верится. Мне казалось, что для этого нужно затратить гораздо больше сил. Хотя и так... Играем по каким-то норам, денег нет. Ужас!
- У диссидентов советских времен была такая фраза: “За успех нашего безнадежного дела”. Так все-таки, дело – безнадежное?
- (Н.К.) Сегодня волну контркультуры невозможно остановить. На Новый год мы под предлогом рождественских и новогодних праздников играли в кафе. Каждый раз нам необходимо устанавливать новое место сбора. Тогда таким местом стало военное кладбище. Представьте себе: восемь часов вечера. Темень. Возле военного кладбища стоит толпа. Что может происходить на военном кладбище в это время? (Смеется.) Смех сквозь слезы. И ты понимаешь, что эти люди готовы идти за тобой даже на кладбище, чтобы посмотреть спектакль. Как можно их бросить после этого?
- (Н.Х.) Мы отыграли три спектакля и два концерта на лесном хуторе. Зрители ехали за сто километров в автобусе, чтобы посмотреть спектакль. Знакомый швед сказал мне: “Заставить в Швеции хотя бы одного зрителя куда-то поехать, чтобы посмотреть спектакль, просто нереально”. А тут мест в автобусе не хватало. Как можно их бросить после этого?.. Нам предложили годовой контракт в Польше. Ездить по стране, смотреть их спектакли, показывать наши работы.
- Но вы принципиально не хотите уезжать из Беларуси?
- (Н.К.) Тогда наша работа теряет смысл. Кто-то должен “взрывать” массовое сознание здесь. И ты берешь на себя эту странную ответственность, и остановить процесс не можешь. Как Юра Хащеватский. Почему он не уезжает? Почему Ира Халип не уезжает?..

“Вы заметили, что не бывает времени без героев? И без пророков не бывает. Всегда найдется человек, который, стоя на костре, скажет: “И все-таки она вертится!”” – это слова Николая Халезина из его пьесы “Поколение Jeans”. Когда я разговаривал с Халезиным, меня не покидало ощущение, что передо мной один из таких героев. Я видел перед собой прирожденного Лидера. Действительно, редко встретишь в сегодняшнем театре человека, который бы думал не о себе в искусстве, а о воспитании и образовании зрителя. Халезин – подвижник и, подобно Юрию Хащеватскому, он делает реальные шаги на пути вхождения Беларуси в цивилизованную Европу. Мастер-классы, семинары, встречи... Он и кампанию за соблюдение авторских прав затеял не для себя, а для молодых драматургов.
Как хочется, чтобы “Свободному театру” Халезина дали, наконец, возможность работать. Пусть не помогают, но хотя бы не мешают. Это же все, что надо Халезину, Коляде, Щербаню, актерам! В конце концов, когда-нибудь должно же закончиться правление Хама?!
Замечательно, что в Беларуси есть такие люди, как Николай Халезин. Но этим людям очень нужна наша помощь. У “Свободного театра” нет денег, театру срочно нужны спонсоры! Я призываю всех, кто хочет и в состоянии помочь, откликнуться. Электронный адрес театра - free_theatre@yahoo.com.

Интервью состоялось 8 февраля 2007 года в Минске.
С Николаем Халезиным беседовал Сергей Элькин,
sge1967@yahoo.com

22 авг. 2007 г.

Волшебная сила Искусства

(о спектакле “Маугли” Чикагского русского детского театра “БЕКАР”)

Если джунгли вокруг, если холод и мрак,
И не знаешь, кто встретится, друг или враг,
Если нету ни пищи, ни крова,
Если жизнь твоя ценится в ломаный грош,
Все равно ты спасешься и не пропадешь,
Если знаешь заветное слово:
Мы с тобой одной крови – ты и я!
Александр Житленок

Спектакль “Маугли” театра “БЕКАР”, сыгранный 17 июня на сцене Норсбрук-театра, - явление исключительное во всех отношениях. В моих словах нет ни капли преувеличения – такого уровня детских спектаклей в Чикаго мы еще не видели! Блестящий текст Александра Житленка, создавшего театральную инсценировку сказки Редьяра Киплинга, живая, динамичная режиссура Елены Бернат и Марины Кармановой, роскошные костюмы, масштабные декорации, музыка (звукорежиссер – Игорь Фолтушанский), песни, танцы (постановщик танцев – Александра Мечетнер) - в этом спектакле сошлись, кажется, все необходимые элементы для создания яркого, запоминающегося зрелища. Но, конечно, главным слагаемым успеха стала замечательная игра ДЕТЕЙ. Сколько хитрого обаяния было у трусливого шакала Табаки (Давид Мельников), неотступно следовавшего за злобным хромым тигром Шер-Ханом (Роман Пахлеванянц, театральный псевдоним – Роман Пейливанов); каким праведным гневом светились глаза у мамы-волчицы Ракши (Саша Васильева), защищавшей человеческого детеныша; как мастерски провела свою сцену Кобра (Маша Кириченко), каким храбрецом оказался Маугли (Кирилл Образцов), как мудр и непреклонен был вождь стаи Акела (Настя Рагинская), как женственна пантера Багира (Алиса Вагун), как вальяжен удав Каа (Лиза Филиппова), как хороши индийская девочка Амрита (Джессика Бернат), коршун Чиль (Антон Холод)... Трудно выделить кого-то одного в этом спектакле, но при этом о каждом актере можно сказать, что это была его лучшая роль. А главных и эпизодических ролей в “Маугли” не было, никто не тянул одеяло на себя, в этот день в полном соответствии с духом представления все были “одной крови”...
Роль Маугли в спектакле исполняют (по мере взросления персонажа) три актера. Самому младшему из них – актрисе Лие Карповой – три года. Она играет маленького человеческого детеныша, “совсем, как лягушонка”. Поэтому Ракша (Саша Васильева) и Волк-отец (Даниил Полтинников) назвали его Маугли, ведь на языке джунглей Маугли – это и есть лягушонок. За буйвола, которого принесла пантера Багира (Алиса Вагун), и доброе слово медведя Балу (Сергей Гимплин) Маугли был принят в Стаю – и Лию Карпову сменил Саша Николаев, великолепно сыгравший в школьных сценах с Балу. Но самые сложные приключения выпали на долю Маугли, когда его похитили глупые Бандар-Логи (Ася Шарапан, Маша Чаадаева, Инна Карпова, Елена Эпельман, Маша Кириченко, Джессика Бернат). В этих сценах роль Маугли выразительно играет самый старший актер детской части труппы – четырнадцатилетний Кирилл Образцов.
Огромная работа была проведена с самыми маленькими актерами. Четырех-пятилетние малыши (индийские дети - Стелла Голод, Соня Пасман, Ребекка Карпель, Эмма Фолтушанская; братья-волчата - Дэня Койфман, Давид Володарский, Илан Гимплин) четко знали свои роли и задачи на сцене. Даже их непредусмотренные сценарием реплики выглядели в этом спектакле весьма органичными. Вот, например, миниатюра “Горб верблюжий” - сцена из древних времен, когда “на земле еще жили волшебники” (здесь и далее я цитирую текст Александра Житленка). Один такой волшебник по имени Амир (Елена Бернат) открыл школу для маленьких зверюшек, “совсем такую, как у нас с вами”. Все звери каждый день приходили на уроки, и Амир учил их разным звериным премудростям. В первый день пришло множество зверей. Пришли Кабанчик (Илан Гимплин), Лисенок (Давид Воладарский), Петушок (Соня Пасман), Козочка (Стелла Голод), Жабка (Ребекка Карпель)... Амир по очереди вызывал зверюшек, и они выбегали на сцену. Все выбежали, а Слоненка (Дэня Койфман) забыли. Ему стало обидно, и он сказал реплику, которой не было в первоначальном тексте Житленка: “А про меня забыли?” Да, слона-то мы и не приметили. Зал рассмеялся, и Слоненок выбежал на сцену...
О реакции зала, вообще, стоит упомянуть отдельно. Поставить хороший спектакль для детей гораздо трудней, чем для взрослых. Малыши совершенно не переносят фальши, что делает им честь, а потому, если актеры играют неубедительно, то дети начинают разговаривать, гулять по залу, проситься выйти. В случае с “Маугли” дети активно реагировали на происходящее на сцене, моментально включались в игру, затаив дыхание следили за приключениями человеческого детеныша в индийских джунглях.
Любители театрального искусства в Вологде, Минске, Петрозаводске, Москве, Чикаго знают и любят замечательных артистов Елену Бернат и Марину Карманову. Роли Елены Бернат в самых первых спектаклях “Атриума” – Ларичева в “Феноменах” и Элизабет в “Ловушке”, песни и стихи, которые актриса исполнила в первой версии спектакля “Посвящается Вам!”; роли Кармановой – Голда в “Поминальной молитве”, Мирандолина в “Трактирщице”, сестра Глэдис в “Номере 13”, ведущая в первой версии спектакля “Посвящается Вам!” – без этих незабываемых образов невозможно представить себе историю русского чикагского театра. В прошлом году две ведущие актрисы русского Чикаго создали творческое объединение “БЕКАР”, основной (хоть и далеко не единственной) частью которого стал детский русский театр. Пожертвовав (на время!) сценой, две отважные женщины-актрисы (а в работе с детьми несомненно присутствует нечто героическое) продемонстрировали еще одну грань своего таланта – педагогическую! Приходилось начинать с самых азов театрального мастерства. Что такое кулиса? Мизансцена? Как произносить текст, как двигаться на сцене, как слУшать и слЫшать партнера, что делать в паузе между репликами? Сколько таких вопросов приходилось разбирать, пока дело дошло до собственно спектакля?! Педагоги скрупулезно показывали каждую сцену, каждый диалог, рассказывали детишкам о джунглях, о характерах зверей-героев, об авторе и его замечательных сказках. Огромная работа была проделана с теми, кто почти не говорит на русском языке. И... происходило чудо. Дети оказывались вовлеченными в Великую Магию Лицедейства. Они стали следить за собой, тщательнее готовить свои роли, пристально и ревниво наблюдать за своими коллегами.
Настоящим подарком судьбы стало появление в театре блистательного характерного актера, выпускника Щепкинского училища, ученика великого Николая Анненкова Романа Пахлеванянца. Имея за плечами богатое театральное прошлое (двенадцать лет прослужил актер в Тбилисском академическом театре имени А.С.Грибоедова, играл в спектаклях главного режиссера театра Александра Товстоногова, после переезда в Киев играл в Театре имени Леси Украинки и в театре на Подоле Виталия Малахова), Пахлеванянц пятнадцать лет не выходил на сцену! Как жаль, что актер ТАКОГО уровня оказался в Чикаго столько лет невостребованным, и как здорово, что, мы, наконец, имеем возможность увидеть его на сцене! В образе злобного тигра Шер-Хана актер был просто неподражаем, он “купался” в своей роли, с азартом смакуя повадки, характер, движения своего героя.
Роман Пахлеванянц не только актер, но еще и педагог. Его работа с детьми, его ценные советы оказывают неоценимую помощь создателям театра. Вообще, интереснейшая творческая биография Пахлеванянца, его встречи и работа с великими русскими актерами – тема для отдельной статьи. Поверьте, ему есть что вспомнить!
В роли медведя Балу мы увидели Сергея Гимплина. КВНщик со стажем, актер ярко и зажигательно исполнил свою роль, не раз вызывая смех в зрительном зале.
Сказка “Маугли”, полная удивительных и невероятных приключений, как будто рождена для сцены, особенно для сцены детского театра. В отличие от большинства детских спектаклей, проходящих в неприспособленных для подобных представлений помещениях, “Маугли” играли на настоящей театральной сцене. Это потребовало от создателей спектакля совершенно другого, взрослого подхода к декорациям. Оригинальная идея состояла в том, чтобы совместить в декорациях и костюмах двухплановость времени и места действия, антураж диких джунглей и современные веяния моды. Деление времени и пространства – то, чего хотелось и удалось добиться создателям спектакля! На сцене мы видим настоящие джунгли, дикий густой лес, где так легко заблудиться или даже погибнуть... Декорации впечатляют, и невозможно поверить, что при помощи поворотной системы и современного технического решения все эти густые джунгли, скала и город шириной почти четыре с половиной метра, закрывающие практически всю сцену, легко складываются на заднее сидение автомобиля. Чудеса да и только – не иначе волшебник Амир руку приложил!
Под стать декорациям были и костюмы. Особенно запомнились роскошный блестящий наряд Кобры (великолепное, грациозное, абсолютно профессиональное исполнение танца Машей Кириченко), костюм удава Каа, кукольное одеяние медведя Балу, волчьи шкуры на каждом участнике стаи.
Специально для этого спектакля были сочинены десять песен, для каждого персонажа найдена своя, неповторимая интонация, своя мелодия. Для Багиры такой мелодией стало танго, для Табаки – песня, сочиненная в популярном нынче жанре “шансон”, для Акелы – марш, под который волки выходят на Скалу совета. У мамы-волчицы Ракши - две песни: Колыбельная, под которую она кормит волчат, и песня, в которой она дает отпор Шер-Хану и защищает Маугли. Шер-Хан, Балу, Кобра, Бандар-Логи, маленькие зверюшки – без песни не остался никто! А в финале спектакля молодые актеры поют финальную песню (автор - Александр Житленок), азартно разбрызгивая драгоценную воду друг на друга и на зрителей. Ведь когда “в измученных засухой джунглях пошел долгожданный дождь, наполнились водой пересохшие водоемы, зашумели ручьи, подняли головы засохшие цветы и травы, и в джунгли вернулась жизнь”!
Кроме оригинальных стихов и песен, написанных специально для этого спектакля, в “Маугли” звучит музыка Дюка Эллингтона, Арама Ильича Хачатуряна, Николая Андреевича Римского-Корсакова и индийские мелодии.
Создатели спектакля учли ошибки прошлого, и на этом спектакле у каждого актера был собственный микрофон. Эксперимент оказался удачным, даже трех-четырех летних малышей было прекрасно слышно.
Итак, премьера позади. Мы увидели добрый, яркий, живой спектакль, на котором и ребенок повеселится, и взрослый не заскучает. Очень бы хотелось, чтобы дело не ограничилось одним показом. Надо дать шанс зрителям, пропустившим премьеру, привести своих детей и увидеть этот спектакль. В театре “БЕКАР” все – по-взрослому!
“Маугли”- счастливая сказка для детского театра. Вспомним, что 4 июля 1920 года именно спектаклем “Маугли” в постановке Натальи Сац открылся первый в мире детский театр. В том памятном представлении играли будущие великие мастера российской театральной сцены Мария Бабанова и Игорь Ильинский. Впоследствии из этого театра вырос Московский государственный детский музыкальный театр, носящий сегодня имя своего основателя и бессменного руководителя – Натальи Ильиничны Сац. А двадцать лет назад спектаклем “Прощай, Маугли” заявили о себе воспитанники Олега Табакова, игравшие в подвале на улице Чаплыгина, началась слава Андрея Смолякова, исполнившего в спектакле главную роль. Знаменитая фраза “Мы с тобой одной крови – ты и я” стала ключевой для молодого коллектива, будущей знаменитой “Табакерки”. И хоть театр “БЕКАР” открылся спектаклем “Зимняя сказка”, но именно после премьеры бессмертного “Маугли” можно смело объявить о рождении в Чикаго (впервые в истории!) Русского детского театра. Очень бы хотелось, чтобы его судьба, подобно судьбе театра Сац и “Табакерки”, сложилась счастливо. А чикагские Бабановы, Ильинские и Табаковы у нас есть!
Желаю всем участникам спектакля новых творческих удач, свершений, побед.

Если ты потерялся, грохочет гроза,
Если силы иссякли, и чьи-то глаза
Упираются в спину сурово,
Распахни свое сердце любви – и везде
Обретешь ты надежных и верных друзей,
Если знаешь заветное слово:
Мы с тобой одной крови – ты и я!