Беларусь. Минск. Февраль 2007 года.
Вы спрашиваете, почему я не говорю о мечтах,
о листьях, о больших вулканах моей земли?
Смотрите: на улице кровь.
Смотрите: кровь на улице!
Пабло Неруда
Я знал о существовании этого театра, но даже не мечтал попасть на его спектакли. Помог Юрий Хащеватский, который на мой вопрос: “Что вы посоветуете посмотреть сегодня в Минске?” ответил: ““Свободный театр””. К счастью, на следующий день готовился их очередной спектакль. Инструкции Хащеватского звучали так: “Подходите к зданию. В главный вход идти не надо. Ни в коем случае не произносите слова “Свободный театр”. Если стоите лицом к главному входу, подойти направо и в конце здания зайти через боковой вход. Подняться на второй этаж, сказать, от кого”.
Маленький клуб, в котором расставлены стулья. Среди зрителей преобладает молодежь, хотя есть несколько человек среднего и старшего возраста. Молодежь располагается на полу. Потом я понял, что так правильней всего - с третьего ряда уже просто ничего не видно. Поэтому где-то с двадцатой минуты я встал и досматривал спектакль стоя. Уже после спектакля я спросил у ребят: “А провокации бывают?” Они рассказали, что провокации были и не раз. Дважды спектакль срывали, несколько раз после спектакля актеров арестовывали.
Спектакль, который я посмотрел в “Свободном театре”, называется “Быть Гарольдом Пинтером”. Это - первая в Беларуси постановка, созданная по произведениям Нобелевского лауреата 2006 года по литературе Гарольда Пинтера. Режиссер Владимир Щербань использовал в спектакле четыре пьесы Гарольда Пинтера, а также текст его Нобелевской речи. В спектакль включены отрывки из писем, которые писали из тюрем белорусские политзаключенные. Спектакль актуальный, политический. Спектакль о насилии и диктатуре, о свободе и чувстве человеческого достоинства. Спектакль яркий, образный, сделанный в современной театральной стилистике.
После спектакля мы поговорили с директором театра Наташей Колядой
и режиссером Владимиром Щербанем. А спустя несколько дней мне посчастливилось встретиться с еще одной легендарной личностью - с Николаем Халезиным.
Встреча вторая. Драматург.
Краткая биографическая справка. Николай Николаевич Халезин родился в 1964 году в Минске. Художник, драматург, журналист. Один из основателей и сценограф Минского альтернативного театра. Один из учредителей галереи ”Вита Нова” (позднее – Центр современного искусства). Создатель газеты “Имя” (1995-1998 годы) и автор проекта “Тадж-МаХал” в этой газете. Работал в белорусскоязычных газетах “Навiны” и “Наша свабода”, закрытых властями Беларуси. Занимался полит.консалтингом, участвовал в создании сайта “Хартия-97” http://charter97.org/rus/news/). Пьеса Халезина “Я пришел” вышла в финал Берлинского международного фестиваля современной драматургии и получила несколько российских театральных премий. 30 марта 2005 года Халезин со своей женой Натальей Колядой создали “Свободный театр”. Сегодня Халезин – художественный руководитель этого театра.(Сайт “Свободного театра” - http://dramaturg.org/.)
- Коля, глядя на твой послужной список, кажется, что ты стоял у истоков всех главных независимых театральных и медиа-проектов Беларуси последнего десятилетия.
- Да, получилось, что ко многим проектам имел отношение. Не занимался разве только деловыми изданиями. В “Белорусской деловой газете” только был мой дизайн. Я всегда пугался деловых изданий, а когда экономика стала абсолютно тоталитарной, даже перестал их читать.
- Все начиналось с Альтернативного?
- Альтернативный театр создавали три человека: Витас Григолюнас, Леня Динерштейн и я. Я там три года работал сценографом, а потом создал Галерею, из которой вырос Центр современного искусства. Потом, когда пришла нынешняя власть, все накрылось. В один день не стало ни спонсоров, ни покупателей, из страны выгнали все фонды... Никого! И так по всей стране. Заниматься театром и искусством стало невозможно. Меня пригласили создавать газету, и мы сделали газету “Имя”. Это был абсолютно новый для Беларуси проект. Тираж газеты составлял 28 тысяч экземпляров. При этом индекс цитирования был первый по стране.
- Я помню, газету “Имя” читал весь Минск!
- По статистике доходило до того, что один номер газеты читали 18 человек, в то время как один номер “Советской Белоруссии” – 0,8 человека! Сначала власть не понимала, что происходит, а потом, когда разобралась, начала процедуру закрытия. Газета просуществовала три года - с 1995 по 1998 годы.
- А ты работал в “Имени” главным редактором?
- В газете не было такого понятия, как главный редактор. Ни я, ни Ира Халип не готовы были называться главными редакторами. Главный редактор - это публичная работа, которая никакого отношения к процессу создания газеты не имеет. Главным редактором числилась Екатерина Высоцкая, но и она выполняла чисто рабочие функции. Мы заложили в основу газеты другой принцип: в газете должны работать только звезды! Под каждого создается свой проект, статья каждого выходит с фотографией автора. В итоге газета “Имя” превратилась в эдакий клуб, к которому хотел примкнуть каждый читатель. Должности в газете никого не интересовали. Можно было быть хоть генеральным продюсером. Интересовало только, какие статьи пишет журналист Халип, журналист Халезин, журналист Прохоров... Илья Прохоров пришел и сказал, что готов на все. На планерке я говорю: “Какие будут предложения? Этот парень готов на все”. Кто-то пошутил: “Пусть утопится”. Сказано-сделано. Поехали на Минское море, он спрыгнул с лодки... Вызвали спасателей, его спасли. В результате появилась статья “Как я тонул”. И пошло-поехало. Как-то придумали сдать его в вытрезвитель. Он выпил полстакана водки, но самое жуткое было даже не его состояние – в конце концов он знал, что его с работы не уволят, да еще материал интересный будет. Самое страшное, что по сценарию я должен был позвонить в милицию и заложить друга. Вот, мол, он в парке лежит, а я тут с детьми гуляю. Это было жутко неприятно! Мент не хочет никуда ехать, а я настаиваю... (Смеется.) Это просто невероятно – сдать товарища. Потом он ночевал на кладбище, просил подаяние на ступеньках “Макдональдса”... Его знал весь Минск! Когда газету “Имя” стали закрывать, за него бились несколько компаний. Все хотели, чтобы он стал главой их пиар-службы. Победил “Атлант-М”... Еще один случай. Как-то приходит ко мне Вася Семашко и говорит: “Мне надо сто долларов”. – “Зачем?” – “Я хочу взять сто долларов и доказать белорусам, что за эти деньги я смогу съездить в Париж и вернуться в Минск автостопом.” За сто долларов Вася в течение недели съездил в Париж и вернулся в Минск. Доказал. Потом он свою поездку описал в двух больших материалах. Он там подружился с немецким дальнобойщиком, хотя сам ни слова не понимал по-немецки, а немец не знал ни русского, ни белорусского. Но подружились они настолько, что когда Вася возвращался домой из Берлина, дальнобойщик ждал его полдня на стоянке, чтобы подвезти... Главным для газеты всегда был интересный материал. Диплом журналиста ничего не значил. Кому он интересен? Интересно, какие у тебя идеи, как ты пишешь. Если ты не работаешь, если ты не пишешь добротные тексты, тебя не возьмут. Вот, например, объявляем конкурс на замещение вакантной должности журналиста в отдел новостей. Идут люди с пачками дипломов, но из сорока профессиональных журналистов мы берем одну семнадцатилетнюю девочку. Сейчас она делает сайт Хартии. Принцип в газете был такой: если ты сидишь на планерке и не заявляешь ни одного материала, ты не попадаешь в номер. Естественно, это влияет на твои гонорары. И журналисты начинают работать и превращаются в звезд. Никто из “Имени” не пропал. Олег Бебенин и Наташа Разина сегодня делают сайт Хартии, Оля Улевич стала звездой “Комсомолки”...
- То есть система продюсирования звезд работает?
- Конечно. Этот метод срабатывает в любой сфере. И в театре то же самое. В театре все звезды: каждый актер – звезда, режиссер – звезда, и каждый хочет реализоваться... Когда “Имя” закрыли, я перешел в газету “Свабода” – тогда уже она называлась “Навiны” (“Свабоду” тоже закрыли). Перекрывают кислород “Навiнам” - регистрируем “Нашу свабоду”. Рассчитываем новую стратегию, расширяем аудиторию за счет двуязычия, устраиваем стажировки, семинары. Я сам, возглавляя уже третью газету, ездил в Варшаву на стажировку в “Газету Выборча”. Постепенно стратегия начинает работать. В результате – регулярный рост аудитории. За полгода – в 18 раз! Когда тираж был двадцать тысяч экземпляров, власть на газету не обращала внимания. Но потом провели опрос общественного мнения с целью выяснить, сколько человек читают один номер. Оказалось, что газету “Наша свабода”, выходящую практически в ежедневном режиме, читают примерно десять-двенадцать человек. Двадцать тысяч экземпляров умножаем на двенадцать... И тут власть встрепенулась: “Что? Это у вас аудитория под триста тысяч?!” Посмотрели случайную аудиторию. Опять вышло, что динамика роста – безумная. Все! Власть начинает процедуру закрытия газеты. Закрыли подряд три газеты, в которые вложен был огромный труд!
- А после “Нашей свабоды” ты пришел в театр?
- Не сразу. После газеты был политический консалтинг, организация массовых акций (я делал это с Дмитрием Бондаренко, в настоящее время – координатором Хартии), сайт Хартии, а уже потом возник “Свободный театр”.
- Прежде чем подробно говорить о театре, расскажи, пожалуйста, что происходит сегодня в белорусской культуре?
- До 2004 года в республике было несколько андеграундных рок-групп, и контркультура этим ограничивалась. Беларусь была оплотом КГБ, где все было запрещено. По сути, страна прожила этап заторможенного развития. В 2005-2006 годах ситуация стала кардинально меняться. Стала развиваться литература. Очень серьезный стимул дала политическая литература. Появились новые книги о Лукашенко, о том, что происходит в стране. На сегодняшний день количество белорусских рок-групп исчисляется сотнями. Рок-группа есть в каждом городе, в каждом поселке. Это, конечно, не приветствуется властями никоим образом, эти люди не могут выйти ни на радио, ни на телевидение. Они живут вне официальной культуры. Немаловажную роль играет язык, поскольку музыкальный андеграунд строится на белорусском языке, а официальный язык искусства – русский... Театральная и киноситуация до последнего времени были заморожены. Появилось только два продукта. В кино – фильм Андрея Кудиненко “Оккупации. Мистерии”. Очень хорошее малобюджетное кино. Власти всячески противостояли тому, чтобы фильм участвовал в Московском МКФ. Даже пускали в ход подметные письма ветеранов.
- Как в ”лучших” традициях...
- Абсолютно! Тем не менее фильм попал в официальную программу Московского кинофестиваля, объездил много стран, получил большое количество призов, выпущен в России на DVD. А вообще, сегодня в Беларуси развивается только документальное кино. Конечно, режиссер номер один - Юрий Хащеватский. В последнее время появилось несколько молодых документалистов – они пошли по стопам Юры. Очень тяжело снимать, ведь финансирования никакого нет ни со стороны бизнеса, ни со стороны официальных структур. Что касается театрального мира Беларуси, то здесь ситуацию взорвал “Свободный театр”.
В июне 2005 года “Свободный театр” представил свой первый спектакль - “Психоз 4.48” по пьесе британского драматурга Сары Кейн. Спектакль без какой бы то ни было политики: частная жизнь, раздвоение личности главной героини, суицидальные наклонности... Тем не менее спектакль был сразу запрещен, и театр перешел на нелегальное положение. Второй постановкой театра стал спектакль “Мы. Самоидентификация”. Третьей премьерой коллектива стал спектакль “Техника дыхания в безвоздушном пространстве” по пьесе уфимского драматурга Натальи Мошиной – история молодой женщины, умирающей в палате для больных раком. В репертуаре театра – моноспектакль Николая Халезина “Поколение Jeans” и пьеса Павла Пряжко “Белливуд”. Последняя премьера театра - спектакль “In between”. Это - совместная постановка “Свободного театра” и Европейского гуманитарного университета, где сами студенты изгнанного из Беларуси университета играют спектакль по собственным пьесам.
О “Свободном театре” практически никто не знал до тех пор, пока всемирно известный драматург Том Стоппард не приехал в Минск по приглашению Натальи Коляды и Николая Халезина. В октябре 2005 года Стоппард написал большую статью в лондонской газете “Гардиан”, где высоко оценил мужество независимого театра. Том Стоппард и Вацлав Гавел вошли в Совет попечителей театра. ”Приезд Тома Стоппарда в Минск кардинально изменил ситуацию, – говорит Халезин. - Он стал нашим ангелом-хранителем. Во многом участие Стоппарда и Гавела защитило нас от более жестких шагов властей”.
“Свободный театр” – единственный подпольный театр в Европе. При этом он успешно гастролирует в разных странах, участвует в ведущих европейских фестивалях и практически в одиночку представляет на Западе театральное искусство Беларуси. При этом в Минске театр каждый раз вынужден менять помещение, спектакли играются в удаленных от центра города местах, актеры театра подвергаются гонениям. Николай Халезин рассказывает:
- Под эгидой “Свободного театра” стали развиваться несколько проектов. Во-первых, конкурс современной драматургии. Беспрецедентный случай: первый же конкурс вошел в тройку лидеров на территории бывшего Советского Союза. На сегодняшний день самые мощные конкурсы – “Действующие лица” в Москве, бюджет которого выражен шестизначной цифрой, “Евразия” у Николая Коляды в Екатеринбурге с “пятизначным” бюджетом и “Свободный театр” в Минске, где бюджета никакого нет вообще. Мы вынуждены работать, одалживая и перезанимая деньги. Второе направление, которое мы начали развивать, - борьба за соблюдение авторских прав. Многие белорусские театры работают с контрфактной продукцией. Они воруют пьесы, ставят их в театрах и не платят. Яркий пример - “Опера нищих” Б.Брехта и К.Вайля в Русском театре. Этот спектакль не имеют права показывать, не заручившись согласием наследников. У Брехта абсолютно четко написано, что при постановке пьесы должен использоваться точный текст с музыкой Курта Вайля. У нас на первой странице программки написаны имена Бертольта Брехта и Курта Вайля, а на развороте добавлено: “В спектакле также звучит музыка композитора Алексея Еренькова”.
- Там появляются темы Вайля, которые потом переходят в музыку Еренькова.
- Это уже просто за гранью... (Смеется.) Был момент, когда в Русском театре из двадцати шести пьес восемнадцать были контрфактной продукцией. Безумие! И это в Государственном академическом театре! После того, как мы начали заниматься этой темой, они испугались, и не напрасно. Я думаю, скоро начнется череда судов. Уже отреагировали правопреемники Брехта и Ингмар Бергман, запретивший играть “Земляничную поляну”. На сегодняшний день “Свободный театр” – единственный театр в стране, который абсолютно на все постановки получил права у правообладателей. Я считаю, что это – один из важнейших моментов в организации театрального процесса. Ни один белорусский государственный театр не входит в Европейскую театральную конвенцию (EТС), ни один государственный театр не участвует в европейских неформальных театральных встречах (IETM). В эти структуры входит только “Свободный театр”. Получается абсурдная ситуация, когда единственный подпольный театр в Европе представляет Беларусь на Западе. Нам, конечно, лестно быть единственным цивилизованным театром в стране, но это ни в коем случае не говорит о том, что нам комфортно. Это ненормально. Когда мы говорим на Генеральной ассамблее EТС о творческих обменах, то мы себя можем предлагать, но никак не можем принимать другие театры. У нас нет помещения, нет бюджета, нет ничего. Так что пока это “игра в одни ворота”. За последние два года нами открыто около десяти драматургов, которые абсолютно на равных могут находиться в современном европейском театре. Если сравнить с Балтией, то на всю Балтию такого уровня драматургов, может быть, два-три. Все! В Беларуси сегодня мы наблюдаем бум драматургии. Сейчас идет волна презентаций белорусской драматургии в Европе, то есть уже осваивается европейское пространство. Пошли переводы белорусской драматургии на иностранные языки, причем, очень высокого уровня. То, о чем нам так долго говорили - “да вы никому в Европе не нужны”, – оказалось неправдой. На Берлинском международном конкурсе современной драматургии, куда пьесе прорваться просто невозможно, из шестисот европейских пьес в финал вышли шесть: три из Германии, одна из Великобритании, одна из Швеции, одна из Беларуси!
- Какая это пьеса?
- Это моя пьеса “Я пришел”. Она сейчас переведена на немецкий и еще на четыре языка. Пьеса разослана издателями и агентами в пятьсот театров, и сейчас ведутся переговоры с несколькими театрами. Берлинский фестиваль – это знак молодым драматургам, что для них ничего не закрыто. Вот дверь – иди. В этом отношении все складывается нормально. Даже больше скажу: как ни странно, диктатура становится невольной пособницей развития драматургии. При этом как только драматург проявляет себя, он сразу становится известным по всей стране, что в Европе или в Штатах, конечно, невозможно. Молодому драматургу пробиться там очень сложно, а у нас пока все зависит лишь от качества текстов. Слава Богу, наши нелюдимые белорусские драматурги это начинают понимать.
- Расскажи о режиссерах “Свободного театра”. Кто они?
- На самой первой стадии создания театра судьба свела нас с абсолютно уникальным человеком - Володей Щербанем. Интеллектуальный, образованный, современный. Когда он начал сотрудничать со “Свободным театром”, руководство Национального академического театра имени Янки Купалы, в котором он работал, разорвало с ним контракт, и его выселили из общежития театра. Так в один день лучший режиссер страны оказался на улице. Мы сняли ему квартиру, а деньги на ее оплату присылает из Лондона Том Стоппард.
- В театре есть постоянная труппа?
- Театр начинался с двух актрис, а сейчас состав постоянной труппы составляют восемь действующих актеров.
- И актеров так же увольняют с основного места работы, как Щербаня?
- Кого-то уже уволили, кто-то на очереди, а кого-то держат на одной роли. Вот история с актрисой Яной Русакевич. До “Свободного театра” она писала пьесы. (Теперь на это у нее нет времени.) Когда Купаловский театр объявил анонимный внутренний конкурс на лучшую современную пьесу, Русакевич приняла участие в этом конкурсе и ее пьеса выиграла. По условиям конкурса пьса-победитель должна была быть поставлена на сцене театра. Когда руководство узнало, что пьесу написала актриса театра, они сказали: “Ставить не будем”. Но Щербань все-таки ее поставил, и какое-то время пьеса шла на Малой сцене Купаловского театра. Но как только Русакевич сыграла “Психоз...” в “Свободном театре”, спектакль по ее пьесе был снят с репертуара, а декорации не просто уничтожены – они были разрезаны ножницами и уложены в женский туалет! Сейчас они используются там в качестве ковриков.
- Это просто варварство какое-то!
- Как-то мы играли в Варшаве. Вечером актрисам истерически звонит заведующий труппой Купаловского театра: “Вы должны быть завтра в 11 часов утра в театре – в кабинете директора. Иначе - будете уволены”. Спектакль заканчивается в десять часов вечера. Организаторы берут такси, Яна Русакевич и Оля Шанцына едут на нем от Варшавы до границы. Там они пешком переходят границу, садятся в поезд, приезжают в Минск, не спят день, ночь, день, успевают и... получают выговор... А 16 сентября 2006 года, после окончания акции “Большой джинсовый фэст”, где она в составе труппы “Свободного театра” зачитывала письма, которые люди писали из минских тюрем, Яна была арестована и приговорена к штрафу... На гастролях в Москве в одной из российских газет появилось интервью с Русакевич под заголовком “Белорусская Амели”. Знали бы там, в каких условиях приходится работать нашим “белорусским Амели”?!.. Однажды на гастролях в Москве, в Центре имени В.Мейерхольда, заходим в гримерную. Смотрим – в торце дверь. Актер Денис Тарасенко подходит к этой двери, открывает, а там – душ, туалет. В гримерке! Посмотрел он на это и закрыл дверь со словами: “Нечего привыкать!” Они же понимают, что, приехав из Москвы, будут переодеваться за холодильником, а потом нести “разумное, доброе, вечное”...
- Как принимают ваши спектакли в других странах?
- Самая фантастическая аудитория, которая была на наших спектаклях, - французская. Уровень образования театральных зрителей там настолько высок, что они реагируют иногда даже лучше, чем наши местные зрители. Ни одна шутка, ни один сентиментальный кусок не остаются незамеченными. У нашего зрителя нет насмотренности, нет начитанности. А ведь это самое важное. Для парижанина сходить на спектакль – этот так же просто, как покушать, прочитать пьесу все равно, что прочитать газету. У нас этого не хватает, поэтому мы занимаемся образовательным процессом, ведь через театр идет образование и воспитание. Это то, чего так не хватает стране! В прошлом году мы провели несколько семинаров и шесть мастер-классов. Один выездной: для “Свободного театра” его проводил в Риге Алвис Херманис. В Минске мастер-классы проводили Павел Руднев – один из ведущих театральных критиков и арт-директор Центра имени В.Мейерхольда, Максим Курочкин – ведущий украинский драматург, Дэниел Бэнкс – американский режиссер, Том Стоппард...
- Как реагирует власть на ваши инициативы?
- Они истерически реагируют и на конкурс, и на наши образовательные программы. Они не просто игнорируют – они активно противостоят. Это их раздражает, потому что к ним никто из серьезных людей приезжать не хочет. Вот одна любопытная история. Два самых востребованных на сегодняшний день драматурга учились в университете культуры на отделении драматургии и сценарного искусства. Оба отчислены. Всего с курса отчислили двух человек, и это были именно они! Один из них – Павел Пряжко. Автор, который получал призы на конкурсах, а в том же университете ему давали президентскую стипендию как молодому дарованию. Но потом выяснилось, что по его пьесе в “Свободном театре” поставлен спектакль, и его сразу отчислили. От стипендии до исключения – и все это за три месяца! Только что он был хороший, и вот уже плохой! (Смеется.) Причем, с теми же самыми пьесами.
- Достаточно один раз засветиться...
- И все. Государственный театр не может взять новую пьесу без одобрения Министерства культуры, то есть комиссии по цензуре. Более того, на предпремьерный показ приходит человек из Минкульта, смотрит и определяет: пойдет-не пойдет.
- Абсолютно советская система!
- Абсолютно! Режиссеры идут с моей пьесой в Министерство культуры. Им говорят: ”Нет”. – “Почему?” – “Пьесу Халезина мы поставить не можем – фамилия автора не годится.” А пьеса совсем не про политику. Белорус, который ухаживает в Америке за больным стариком, а потом возвращается в Беларусь... Что тут такого? Нет, нельзя. И список авторов, которых ставить нельзя, все время расширяется. Сейчас в него входят все лучшие драматурги. При этом режиссеры обращаются ко мне с просьбой: “Дайте нам новые пьесы”. Министерство культуры им дает наказ быстро открыть новых драматургов – в репертуаре нет белорусской драматургии. Они приходят ко мне. Им даешь пачку пьес. Нельзя! Замкнутый круг. В Минск приезжал американец Дэниел Бэнкс. Он ставил в Театре белорусской драматургии пьесу Нило Круза “Анна в тропиках”. Перед тем, как приехать, мы его предупреждали: “Дэниел, за тобой будет ходить человек с камерой, а потом к тебе придет комиссия по цензуре, которая будет определять, правильно ты поставил спектакль или нет”. Он ответил: “Вы утрируете”. Приехал. Ставит пьесу. Перед премьерой звонит: “Приходите. У меня сдача. Поддержите меня, потому что мне очень плохо. За мной ходит все время человек с камерой...” А в это время по телевидению идут сюжеты о прорыве в белорусско-американских отношениях. Мы приходим на спектакль и видим чиновника из Минкульта, решающего судьбу спектакля американского режиссера. Несколько слов чиновнику не понравились. Например, слова о выборах на табачной фабрике.
- Могут возникнуть нежелательные ассоциации. Зачем баламутить народ?
- Тем более, и фабрика своя есть табачная... (Смеется.) А в государственных театрах актеры просто деградируют. Деградировали актеры, казавшиеся еще недавно просто столпами. Был прекрасный спектакль “ART”. Его поставил Николай Пинигин. В нем играли Игорь Забара, Виктор Манаев и Дмитрий Журавель. На сегодняшний день все четверо вычеркнуты из творческого процесса.
- Хотя они по-прежнему играют.
- Манаев по-прежнему играет в Купаловском, Журавель – в Молодежном театре, Забара уехал в Киев и снимает там сериалы... Последним выступлением Вити Манаева было... осуждение зрителей. В финале спектакля “Тутэйшыя” поднимается бело-красно-белый флаг. На одном из спектаклей в декабре зрители встали и закричали “Жыве Беларусь!” На собрании в театре Витя их осудил. Казалось бы, что? Люди проявляют эмоции – так радуйся. А что ты хотел от зрителей? Он их осудил. Нельзя. Почему нельзя? Так талантливые актеры превращаются в брюзжащих дедушек.
- А начинал он очень ярко.
- Не то слово! Он был номер один в стране... Это все части давления системы. Люди сдаются, включается самоцензура. Тебе еще ничего не сказали, а ты уже...
- Это страх, засевший в нас с советских времен.
- Есть такой принцип, которому меня научил мой друг, - “До первого предупреждения курить можно везде”. А эти... Они уже не ждут предупреждения, они сами себе говорят: “Ничего нельзя”. И все, тихонько сели.
- Команды “Лечь!” не было, а они уже лежат.
- А следом за этим начинается алкоголизм. В Купаловском театре актер выходит со сцены в костюме – у него между сценами перерыв – заходит в буфет, выпивает водки и возвращается на сцену. Я это сам наблюдал. Что, нельзя запретить продажу водки хотя бы во время спектакля?
- При этом в театре работает огромное количество профессионалов.
- Даже не просто профессионалов! Там есть люди, из которых могли бы получиться европейские звезды. Манаев, Овсянников, Молчанов, много талантливых молодых актеров... Каждый из них занимает свою нишу, каждый из них очень органичен. Но у них нет настоящих ролей, нет достойных спектаклей и они постепенно деградируют. Сказывается и то, что они никуда не ездят, не видят лучших европейских спектаклей...
К нашей беседе подключается директор “Свободного театра” Наталья Коляда.
- Можно ли сказать, что “Свободный театр” – театр политический?
- (Н.К.) Когда политика в стране – все, то отрицать этот факт очень сложно.
- (Н.Х.) Мы не боимся термина “политический театр”, и “Свободный театр” участвует во всех политических акциях, но мы не очень соответствуем каноническому театральному термину “политический театр”.
- При этом ваши спектакли не просто агитки. Это – художественные произведения!
- (Н.Х.) Нас любят упрекать: “Вас приглашают потому, что вы – подпольный театр”. Да, для знакомства это хорошо. Когда говоришь: “Мы – единственный в Европе подпольный театр”, в ответ слышишь: ”О, как интересно. Давайте посмотрим”. И если ты показываешь дешевую агитку, никому ты не интересен и ни на одном фестивале не нужен.
- (Н.К.) После прошлогодних гастролей в Хельсинки финские продюсеры предложили месяц пожить у них. Мы говорим: “Спасибо. Ваша поддержка очень важна для нас”. Они ответили: “Знаете, если бы мы хотели вас поддержать, мы бы прислали письмо поддержки. Вы – интересный европейский театр, и именно поэтому мы вас приглашаем”.
- Какое счастье, что в Минске появился настоящий современный европейский театр!
- (Н.Х.) Честно скажу, мне в это даже не верится. Мне казалось, что для этого нужно затратить гораздо больше сил. Хотя и так... Играем по каким-то норам, денег нет. Ужас!
- У диссидентов советских времен была такая фраза: “За успех нашего безнадежного дела”. Так все-таки, дело – безнадежное?
- (Н.К.) Сегодня волну контркультуры невозможно остановить. На Новый год мы под предлогом рождественских и новогодних праздников играли в кафе. Каждый раз нам необходимо устанавливать новое место сбора. Тогда таким местом стало военное кладбище. Представьте себе: восемь часов вечера. Темень. Возле военного кладбища стоит толпа. Что может происходить на военном кладбище в это время? (Смеется.) Смех сквозь слезы. И ты понимаешь, что эти люди готовы идти за тобой даже на кладбище, чтобы посмотреть спектакль. Как можно их бросить после этого?
- (Н.Х.) Мы отыграли три спектакля и два концерта на лесном хуторе. Зрители ехали за сто километров в автобусе, чтобы посмотреть спектакль. Знакомый швед сказал мне: “Заставить в Швеции хотя бы одного зрителя куда-то поехать, чтобы посмотреть спектакль, просто нереально”. А тут мест в автобусе не хватало. Как можно их бросить после этого?.. Нам предложили годовой контракт в Польше. Ездить по стране, смотреть их спектакли, показывать наши работы.
- Но вы принципиально не хотите уезжать из Беларуси?
- (Н.К.) Тогда наша работа теряет смысл. Кто-то должен “взрывать” массовое сознание здесь. И ты берешь на себя эту странную ответственность, и остановить процесс не можешь. Как Юра Хащеватский. Почему он не уезжает? Почему Ира Халип не уезжает?..
“Вы заметили, что не бывает времени без героев? И без пророков не бывает. Всегда найдется человек, который, стоя на костре, скажет: “И все-таки она вертится!”” – это слова Николая Халезина из его пьесы “Поколение Jeans”. Когда я разговаривал с Халезиным, меня не покидало ощущение, что передо мной один из таких героев. Я видел перед собой прирожденного Лидера. Действительно, редко встретишь в сегодняшнем театре человека, который бы думал не о себе в искусстве, а о воспитании и образовании зрителя. Халезин – подвижник и, подобно Юрию Хащеватскому, он делает реальные шаги на пути вхождения Беларуси в цивилизованную Европу. Мастер-классы, семинары, встречи... Он и кампанию за соблюдение авторских прав затеял не для себя, а для молодых драматургов.
Как хочется, чтобы “Свободному театру” Халезина дали, наконец, возможность работать. Пусть не помогают, но хотя бы не мешают. Это же все, что надо Халезину, Коляде, Щербаню, актерам! В конце концов, когда-нибудь должно же закончиться правление Хама?!
Замечательно, что в Беларуси есть такие люди, как Николай Халезин. Но этим людям очень нужна наша помощь. У “Свободного театра” нет денег, театру срочно нужны спонсоры! Я призываю всех, кто хочет и в состоянии помочь, откликнуться. Электронный адрес театра - free_theatre@yahoo.com.
Интервью состоялось 8 февраля 2007 года в Минске.
С Николаем Халезиным беседовал Сергей Элькин,
sge1967@yahoo.com
Маленький клуб, в котором расставлены стулья. Среди зрителей преобладает молодежь, хотя есть несколько человек среднего и старшего возраста. Молодежь располагается на полу. Потом я понял, что так правильней всего - с третьего ряда уже просто ничего не видно. Поэтому где-то с двадцатой минуты я встал и досматривал спектакль стоя. Уже после спектакля я спросил у ребят: “А провокации бывают?” Они рассказали, что провокации были и не раз. Дважды спектакль срывали, несколько раз после спектакля актеров арестовывали.
Спектакль, который я посмотрел в “Свободном театре”, называется “Быть Гарольдом Пинтером”. Это - первая в Беларуси постановка, созданная по произведениям Нобелевского лауреата 2006 года по литературе Гарольда Пинтера. Режиссер Владимир Щербань использовал в спектакле четыре пьесы Гарольда Пинтера, а также текст его Нобелевской речи. В спектакль включены отрывки из писем, которые писали из тюрем белорусские политзаключенные. Спектакль актуальный, политический. Спектакль о насилии и диктатуре, о свободе и чувстве человеческого достоинства. Спектакль яркий, образный, сделанный в современной театральной стилистике.
После спектакля мы поговорили с директором театра Наташей Колядой
и режиссером Владимиром Щербанем. А спустя несколько дней мне посчастливилось встретиться с еще одной легендарной личностью - с Николаем Халезиным.
Встреча вторая. Драматург.
Краткая биографическая справка. Николай Николаевич Халезин родился в 1964 году в Минске. Художник, драматург, журналист. Один из основателей и сценограф Минского альтернативного театра. Один из учредителей галереи ”Вита Нова” (позднее – Центр современного искусства). Создатель газеты “Имя” (1995-1998 годы) и автор проекта “Тадж-МаХал” в этой газете. Работал в белорусскоязычных газетах “Навiны” и “Наша свабода”, закрытых властями Беларуси. Занимался полит.консалтингом, участвовал в создании сайта “Хартия-97” http://charter97.org/rus/news/). Пьеса Халезина “Я пришел” вышла в финал Берлинского международного фестиваля современной драматургии и получила несколько российских театральных премий. 30 марта 2005 года Халезин со своей женой Натальей Колядой создали “Свободный театр”. Сегодня Халезин – художественный руководитель этого театра.(Сайт “Свободного театра” - http://dramaturg.org/.)
- Коля, глядя на твой послужной список, кажется, что ты стоял у истоков всех главных независимых театральных и медиа-проектов Беларуси последнего десятилетия.
- Да, получилось, что ко многим проектам имел отношение. Не занимался разве только деловыми изданиями. В “Белорусской деловой газете” только был мой дизайн. Я всегда пугался деловых изданий, а когда экономика стала абсолютно тоталитарной, даже перестал их читать.
- Все начиналось с Альтернативного?
- Альтернативный театр создавали три человека: Витас Григолюнас, Леня Динерштейн и я. Я там три года работал сценографом, а потом создал Галерею, из которой вырос Центр современного искусства. Потом, когда пришла нынешняя власть, все накрылось. В один день не стало ни спонсоров, ни покупателей, из страны выгнали все фонды... Никого! И так по всей стране. Заниматься театром и искусством стало невозможно. Меня пригласили создавать газету, и мы сделали газету “Имя”. Это был абсолютно новый для Беларуси проект. Тираж газеты составлял 28 тысяч экземпляров. При этом индекс цитирования был первый по стране.
- Я помню, газету “Имя” читал весь Минск!
- По статистике доходило до того, что один номер газеты читали 18 человек, в то время как один номер “Советской Белоруссии” – 0,8 человека! Сначала власть не понимала, что происходит, а потом, когда разобралась, начала процедуру закрытия. Газета просуществовала три года - с 1995 по 1998 годы.
- А ты работал в “Имени” главным редактором?
- В газете не было такого понятия, как главный редактор. Ни я, ни Ира Халип не готовы были называться главными редакторами. Главный редактор - это публичная работа, которая никакого отношения к процессу создания газеты не имеет. Главным редактором числилась Екатерина Высоцкая, но и она выполняла чисто рабочие функции. Мы заложили в основу газеты другой принцип: в газете должны работать только звезды! Под каждого создается свой проект, статья каждого выходит с фотографией автора. В итоге газета “Имя” превратилась в эдакий клуб, к которому хотел примкнуть каждый читатель. Должности в газете никого не интересовали. Можно было быть хоть генеральным продюсером. Интересовало только, какие статьи пишет журналист Халип, журналист Халезин, журналист Прохоров... Илья Прохоров пришел и сказал, что готов на все. На планерке я говорю: “Какие будут предложения? Этот парень готов на все”. Кто-то пошутил: “Пусть утопится”. Сказано-сделано. Поехали на Минское море, он спрыгнул с лодки... Вызвали спасателей, его спасли. В результате появилась статья “Как я тонул”. И пошло-поехало. Как-то придумали сдать его в вытрезвитель. Он выпил полстакана водки, но самое жуткое было даже не его состояние – в конце концов он знал, что его с работы не уволят, да еще материал интересный будет. Самое страшное, что по сценарию я должен был позвонить в милицию и заложить друга. Вот, мол, он в парке лежит, а я тут с детьми гуляю. Это было жутко неприятно! Мент не хочет никуда ехать, а я настаиваю... (Смеется.) Это просто невероятно – сдать товарища. Потом он ночевал на кладбище, просил подаяние на ступеньках “Макдональдса”... Его знал весь Минск! Когда газету “Имя” стали закрывать, за него бились несколько компаний. Все хотели, чтобы он стал главой их пиар-службы. Победил “Атлант-М”... Еще один случай. Как-то приходит ко мне Вася Семашко и говорит: “Мне надо сто долларов”. – “Зачем?” – “Я хочу взять сто долларов и доказать белорусам, что за эти деньги я смогу съездить в Париж и вернуться в Минск автостопом.” За сто долларов Вася в течение недели съездил в Париж и вернулся в Минск. Доказал. Потом он свою поездку описал в двух больших материалах. Он там подружился с немецким дальнобойщиком, хотя сам ни слова не понимал по-немецки, а немец не знал ни русского, ни белорусского. Но подружились они настолько, что когда Вася возвращался домой из Берлина, дальнобойщик ждал его полдня на стоянке, чтобы подвезти... Главным для газеты всегда был интересный материал. Диплом журналиста ничего не значил. Кому он интересен? Интересно, какие у тебя идеи, как ты пишешь. Если ты не работаешь, если ты не пишешь добротные тексты, тебя не возьмут. Вот, например, объявляем конкурс на замещение вакантной должности журналиста в отдел новостей. Идут люди с пачками дипломов, но из сорока профессиональных журналистов мы берем одну семнадцатилетнюю девочку. Сейчас она делает сайт Хартии. Принцип в газете был такой: если ты сидишь на планерке и не заявляешь ни одного материала, ты не попадаешь в номер. Естественно, это влияет на твои гонорары. И журналисты начинают работать и превращаются в звезд. Никто из “Имени” не пропал. Олег Бебенин и Наташа Разина сегодня делают сайт Хартии, Оля Улевич стала звездой “Комсомолки”...
- То есть система продюсирования звезд работает?
- Конечно. Этот метод срабатывает в любой сфере. И в театре то же самое. В театре все звезды: каждый актер – звезда, режиссер – звезда, и каждый хочет реализоваться... Когда “Имя” закрыли, я перешел в газету “Свабода” – тогда уже она называлась “Навiны” (“Свабоду” тоже закрыли). Перекрывают кислород “Навiнам” - регистрируем “Нашу свабоду”. Рассчитываем новую стратегию, расширяем аудиторию за счет двуязычия, устраиваем стажировки, семинары. Я сам, возглавляя уже третью газету, ездил в Варшаву на стажировку в “Газету Выборча”. Постепенно стратегия начинает работать. В результате – регулярный рост аудитории. За полгода – в 18 раз! Когда тираж был двадцать тысяч экземпляров, власть на газету не обращала внимания. Но потом провели опрос общественного мнения с целью выяснить, сколько человек читают один номер. Оказалось, что газету “Наша свабода”, выходящую практически в ежедневном режиме, читают примерно десять-двенадцать человек. Двадцать тысяч экземпляров умножаем на двенадцать... И тут власть встрепенулась: “Что? Это у вас аудитория под триста тысяч?!” Посмотрели случайную аудиторию. Опять вышло, что динамика роста – безумная. Все! Власть начинает процедуру закрытия газеты. Закрыли подряд три газеты, в которые вложен был огромный труд!
- А после “Нашей свабоды” ты пришел в театр?
- Не сразу. После газеты был политический консалтинг, организация массовых акций (я делал это с Дмитрием Бондаренко, в настоящее время – координатором Хартии), сайт Хартии, а уже потом возник “Свободный театр”.
- Прежде чем подробно говорить о театре, расскажи, пожалуйста, что происходит сегодня в белорусской культуре?
- До 2004 года в республике было несколько андеграундных рок-групп, и контркультура этим ограничивалась. Беларусь была оплотом КГБ, где все было запрещено. По сути, страна прожила этап заторможенного развития. В 2005-2006 годах ситуация стала кардинально меняться. Стала развиваться литература. Очень серьезный стимул дала политическая литература. Появились новые книги о Лукашенко, о том, что происходит в стране. На сегодняшний день количество белорусских рок-групп исчисляется сотнями. Рок-группа есть в каждом городе, в каждом поселке. Это, конечно, не приветствуется властями никоим образом, эти люди не могут выйти ни на радио, ни на телевидение. Они живут вне официальной культуры. Немаловажную роль играет язык, поскольку музыкальный андеграунд строится на белорусском языке, а официальный язык искусства – русский... Театральная и киноситуация до последнего времени были заморожены. Появилось только два продукта. В кино – фильм Андрея Кудиненко “Оккупации. Мистерии”. Очень хорошее малобюджетное кино. Власти всячески противостояли тому, чтобы фильм участвовал в Московском МКФ. Даже пускали в ход подметные письма ветеранов.
- Как в ”лучших” традициях...
- Абсолютно! Тем не менее фильм попал в официальную программу Московского кинофестиваля, объездил много стран, получил большое количество призов, выпущен в России на DVD. А вообще, сегодня в Беларуси развивается только документальное кино. Конечно, режиссер номер один - Юрий Хащеватский. В последнее время появилось несколько молодых документалистов – они пошли по стопам Юры. Очень тяжело снимать, ведь финансирования никакого нет ни со стороны бизнеса, ни со стороны официальных структур. Что касается театрального мира Беларуси, то здесь ситуацию взорвал “Свободный театр”.
В июне 2005 года “Свободный театр” представил свой первый спектакль - “Психоз 4.48” по пьесе британского драматурга Сары Кейн. Спектакль без какой бы то ни было политики: частная жизнь, раздвоение личности главной героини, суицидальные наклонности... Тем не менее спектакль был сразу запрещен, и театр перешел на нелегальное положение. Второй постановкой театра стал спектакль “Мы. Самоидентификация”. Третьей премьерой коллектива стал спектакль “Техника дыхания в безвоздушном пространстве” по пьесе уфимского драматурга Натальи Мошиной – история молодой женщины, умирающей в палате для больных раком. В репертуаре театра – моноспектакль Николая Халезина “Поколение Jeans” и пьеса Павла Пряжко “Белливуд”. Последняя премьера театра - спектакль “In between”. Это - совместная постановка “Свободного театра” и Европейского гуманитарного университета, где сами студенты изгнанного из Беларуси университета играют спектакль по собственным пьесам.
О “Свободном театре” практически никто не знал до тех пор, пока всемирно известный драматург Том Стоппард не приехал в Минск по приглашению Натальи Коляды и Николая Халезина. В октябре 2005 года Стоппард написал большую статью в лондонской газете “Гардиан”, где высоко оценил мужество независимого театра. Том Стоппард и Вацлав Гавел вошли в Совет попечителей театра. ”Приезд Тома Стоппарда в Минск кардинально изменил ситуацию, – говорит Халезин. - Он стал нашим ангелом-хранителем. Во многом участие Стоппарда и Гавела защитило нас от более жестких шагов властей”.
“Свободный театр” – единственный подпольный театр в Европе. При этом он успешно гастролирует в разных странах, участвует в ведущих европейских фестивалях и практически в одиночку представляет на Западе театральное искусство Беларуси. При этом в Минске театр каждый раз вынужден менять помещение, спектакли играются в удаленных от центра города местах, актеры театра подвергаются гонениям. Николай Халезин рассказывает:
- Под эгидой “Свободного театра” стали развиваться несколько проектов. Во-первых, конкурс современной драматургии. Беспрецедентный случай: первый же конкурс вошел в тройку лидеров на территории бывшего Советского Союза. На сегодняшний день самые мощные конкурсы – “Действующие лица” в Москве, бюджет которого выражен шестизначной цифрой, “Евразия” у Николая Коляды в Екатеринбурге с “пятизначным” бюджетом и “Свободный театр” в Минске, где бюджета никакого нет вообще. Мы вынуждены работать, одалживая и перезанимая деньги. Второе направление, которое мы начали развивать, - борьба за соблюдение авторских прав. Многие белорусские театры работают с контрфактной продукцией. Они воруют пьесы, ставят их в театрах и не платят. Яркий пример - “Опера нищих” Б.Брехта и К.Вайля в Русском театре. Этот спектакль не имеют права показывать, не заручившись согласием наследников. У Брехта абсолютно четко написано, что при постановке пьесы должен использоваться точный текст с музыкой Курта Вайля. У нас на первой странице программки написаны имена Бертольта Брехта и Курта Вайля, а на развороте добавлено: “В спектакле также звучит музыка композитора Алексея Еренькова”.
- Там появляются темы Вайля, которые потом переходят в музыку Еренькова.
- Это уже просто за гранью... (Смеется.) Был момент, когда в Русском театре из двадцати шести пьес восемнадцать были контрфактной продукцией. Безумие! И это в Государственном академическом театре! После того, как мы начали заниматься этой темой, они испугались, и не напрасно. Я думаю, скоро начнется череда судов. Уже отреагировали правопреемники Брехта и Ингмар Бергман, запретивший играть “Земляничную поляну”. На сегодняшний день “Свободный театр” – единственный театр в стране, который абсолютно на все постановки получил права у правообладателей. Я считаю, что это – один из важнейших моментов в организации театрального процесса. Ни один белорусский государственный театр не входит в Европейскую театральную конвенцию (EТС), ни один государственный театр не участвует в европейских неформальных театральных встречах (IETM). В эти структуры входит только “Свободный театр”. Получается абсурдная ситуация, когда единственный подпольный театр в Европе представляет Беларусь на Западе. Нам, конечно, лестно быть единственным цивилизованным театром в стране, но это ни в коем случае не говорит о том, что нам комфортно. Это ненормально. Когда мы говорим на Генеральной ассамблее EТС о творческих обменах, то мы себя можем предлагать, но никак не можем принимать другие театры. У нас нет помещения, нет бюджета, нет ничего. Так что пока это “игра в одни ворота”. За последние два года нами открыто около десяти драматургов, которые абсолютно на равных могут находиться в современном европейском театре. Если сравнить с Балтией, то на всю Балтию такого уровня драматургов, может быть, два-три. Все! В Беларуси сегодня мы наблюдаем бум драматургии. Сейчас идет волна презентаций белорусской драматургии в Европе, то есть уже осваивается европейское пространство. Пошли переводы белорусской драматургии на иностранные языки, причем, очень высокого уровня. То, о чем нам так долго говорили - “да вы никому в Европе не нужны”, – оказалось неправдой. На Берлинском международном конкурсе современной драматургии, куда пьесе прорваться просто невозможно, из шестисот европейских пьес в финал вышли шесть: три из Германии, одна из Великобритании, одна из Швеции, одна из Беларуси!
- Какая это пьеса?
- Это моя пьеса “Я пришел”. Она сейчас переведена на немецкий и еще на четыре языка. Пьеса разослана издателями и агентами в пятьсот театров, и сейчас ведутся переговоры с несколькими театрами. Берлинский фестиваль – это знак молодым драматургам, что для них ничего не закрыто. Вот дверь – иди. В этом отношении все складывается нормально. Даже больше скажу: как ни странно, диктатура становится невольной пособницей развития драматургии. При этом как только драматург проявляет себя, он сразу становится известным по всей стране, что в Европе или в Штатах, конечно, невозможно. Молодому драматургу пробиться там очень сложно, а у нас пока все зависит лишь от качества текстов. Слава Богу, наши нелюдимые белорусские драматурги это начинают понимать.
- Расскажи о режиссерах “Свободного театра”. Кто они?
- На самой первой стадии создания театра судьба свела нас с абсолютно уникальным человеком - Володей Щербанем. Интеллектуальный, образованный, современный. Когда он начал сотрудничать со “Свободным театром”, руководство Национального академического театра имени Янки Купалы, в котором он работал, разорвало с ним контракт, и его выселили из общежития театра. Так в один день лучший режиссер страны оказался на улице. Мы сняли ему квартиру, а деньги на ее оплату присылает из Лондона Том Стоппард.
- В театре есть постоянная труппа?
- Театр начинался с двух актрис, а сейчас состав постоянной труппы составляют восемь действующих актеров.
- И актеров так же увольняют с основного места работы, как Щербаня?
- Кого-то уже уволили, кто-то на очереди, а кого-то держат на одной роли. Вот история с актрисой Яной Русакевич. До “Свободного театра” она писала пьесы. (Теперь на это у нее нет времени.) Когда Купаловский театр объявил анонимный внутренний конкурс на лучшую современную пьесу, Русакевич приняла участие в этом конкурсе и ее пьеса выиграла. По условиям конкурса пьса-победитель должна была быть поставлена на сцене театра. Когда руководство узнало, что пьесу написала актриса театра, они сказали: “Ставить не будем”. Но Щербань все-таки ее поставил, и какое-то время пьеса шла на Малой сцене Купаловского театра. Но как только Русакевич сыграла “Психоз...” в “Свободном театре”, спектакль по ее пьесе был снят с репертуара, а декорации не просто уничтожены – они были разрезаны ножницами и уложены в женский туалет! Сейчас они используются там в качестве ковриков.
- Это просто варварство какое-то!
- Как-то мы играли в Варшаве. Вечером актрисам истерически звонит заведующий труппой Купаловского театра: “Вы должны быть завтра в 11 часов утра в театре – в кабинете директора. Иначе - будете уволены”. Спектакль заканчивается в десять часов вечера. Организаторы берут такси, Яна Русакевич и Оля Шанцына едут на нем от Варшавы до границы. Там они пешком переходят границу, садятся в поезд, приезжают в Минск, не спят день, ночь, день, успевают и... получают выговор... А 16 сентября 2006 года, после окончания акции “Большой джинсовый фэст”, где она в составе труппы “Свободного театра” зачитывала письма, которые люди писали из минских тюрем, Яна была арестована и приговорена к штрафу... На гастролях в Москве в одной из российских газет появилось интервью с Русакевич под заголовком “Белорусская Амели”. Знали бы там, в каких условиях приходится работать нашим “белорусским Амели”?!.. Однажды на гастролях в Москве, в Центре имени В.Мейерхольда, заходим в гримерную. Смотрим – в торце дверь. Актер Денис Тарасенко подходит к этой двери, открывает, а там – душ, туалет. В гримерке! Посмотрел он на это и закрыл дверь со словами: “Нечего привыкать!” Они же понимают, что, приехав из Москвы, будут переодеваться за холодильником, а потом нести “разумное, доброе, вечное”...
- Как принимают ваши спектакли в других странах?
- Самая фантастическая аудитория, которая была на наших спектаклях, - французская. Уровень образования театральных зрителей там настолько высок, что они реагируют иногда даже лучше, чем наши местные зрители. Ни одна шутка, ни один сентиментальный кусок не остаются незамеченными. У нашего зрителя нет насмотренности, нет начитанности. А ведь это самое важное. Для парижанина сходить на спектакль – этот так же просто, как покушать, прочитать пьесу все равно, что прочитать газету. У нас этого не хватает, поэтому мы занимаемся образовательным процессом, ведь через театр идет образование и воспитание. Это то, чего так не хватает стране! В прошлом году мы провели несколько семинаров и шесть мастер-классов. Один выездной: для “Свободного театра” его проводил в Риге Алвис Херманис. В Минске мастер-классы проводили Павел Руднев – один из ведущих театральных критиков и арт-директор Центра имени В.Мейерхольда, Максим Курочкин – ведущий украинский драматург, Дэниел Бэнкс – американский режиссер, Том Стоппард...
- Как реагирует власть на ваши инициативы?
- Они истерически реагируют и на конкурс, и на наши образовательные программы. Они не просто игнорируют – они активно противостоят. Это их раздражает, потому что к ним никто из серьезных людей приезжать не хочет. Вот одна любопытная история. Два самых востребованных на сегодняшний день драматурга учились в университете культуры на отделении драматургии и сценарного искусства. Оба отчислены. Всего с курса отчислили двух человек, и это были именно они! Один из них – Павел Пряжко. Автор, который получал призы на конкурсах, а в том же университете ему давали президентскую стипендию как молодому дарованию. Но потом выяснилось, что по его пьесе в “Свободном театре” поставлен спектакль, и его сразу отчислили. От стипендии до исключения – и все это за три месяца! Только что он был хороший, и вот уже плохой! (Смеется.) Причем, с теми же самыми пьесами.
- Достаточно один раз засветиться...
- И все. Государственный театр не может взять новую пьесу без одобрения Министерства культуры, то есть комиссии по цензуре. Более того, на предпремьерный показ приходит человек из Минкульта, смотрит и определяет: пойдет-не пойдет.
- Абсолютно советская система!
- Абсолютно! Режиссеры идут с моей пьесой в Министерство культуры. Им говорят: ”Нет”. – “Почему?” – “Пьесу Халезина мы поставить не можем – фамилия автора не годится.” А пьеса совсем не про политику. Белорус, который ухаживает в Америке за больным стариком, а потом возвращается в Беларусь... Что тут такого? Нет, нельзя. И список авторов, которых ставить нельзя, все время расширяется. Сейчас в него входят все лучшие драматурги. При этом режиссеры обращаются ко мне с просьбой: “Дайте нам новые пьесы”. Министерство культуры им дает наказ быстро открыть новых драматургов – в репертуаре нет белорусской драматургии. Они приходят ко мне. Им даешь пачку пьес. Нельзя! Замкнутый круг. В Минск приезжал американец Дэниел Бэнкс. Он ставил в Театре белорусской драматургии пьесу Нило Круза “Анна в тропиках”. Перед тем, как приехать, мы его предупреждали: “Дэниел, за тобой будет ходить человек с камерой, а потом к тебе придет комиссия по цензуре, которая будет определять, правильно ты поставил спектакль или нет”. Он ответил: “Вы утрируете”. Приехал. Ставит пьесу. Перед премьерой звонит: “Приходите. У меня сдача. Поддержите меня, потому что мне очень плохо. За мной ходит все время человек с камерой...” А в это время по телевидению идут сюжеты о прорыве в белорусско-американских отношениях. Мы приходим на спектакль и видим чиновника из Минкульта, решающего судьбу спектакля американского режиссера. Несколько слов чиновнику не понравились. Например, слова о выборах на табачной фабрике.
- Могут возникнуть нежелательные ассоциации. Зачем баламутить народ?
- Тем более, и фабрика своя есть табачная... (Смеется.) А в государственных театрах актеры просто деградируют. Деградировали актеры, казавшиеся еще недавно просто столпами. Был прекрасный спектакль “ART”. Его поставил Николай Пинигин. В нем играли Игорь Забара, Виктор Манаев и Дмитрий Журавель. На сегодняшний день все четверо вычеркнуты из творческого процесса.
- Хотя они по-прежнему играют.
- Манаев по-прежнему играет в Купаловском, Журавель – в Молодежном театре, Забара уехал в Киев и снимает там сериалы... Последним выступлением Вити Манаева было... осуждение зрителей. В финале спектакля “Тутэйшыя” поднимается бело-красно-белый флаг. На одном из спектаклей в декабре зрители встали и закричали “Жыве Беларусь!” На собрании в театре Витя их осудил. Казалось бы, что? Люди проявляют эмоции – так радуйся. А что ты хотел от зрителей? Он их осудил. Нельзя. Почему нельзя? Так талантливые актеры превращаются в брюзжащих дедушек.
- А начинал он очень ярко.
- Не то слово! Он был номер один в стране... Это все части давления системы. Люди сдаются, включается самоцензура. Тебе еще ничего не сказали, а ты уже...
- Это страх, засевший в нас с советских времен.
- Есть такой принцип, которому меня научил мой друг, - “До первого предупреждения курить можно везде”. А эти... Они уже не ждут предупреждения, они сами себе говорят: “Ничего нельзя”. И все, тихонько сели.
- Команды “Лечь!” не было, а они уже лежат.
- А следом за этим начинается алкоголизм. В Купаловском театре актер выходит со сцены в костюме – у него между сценами перерыв – заходит в буфет, выпивает водки и возвращается на сцену. Я это сам наблюдал. Что, нельзя запретить продажу водки хотя бы во время спектакля?
- При этом в театре работает огромное количество профессионалов.
- Даже не просто профессионалов! Там есть люди, из которых могли бы получиться европейские звезды. Манаев, Овсянников, Молчанов, много талантливых молодых актеров... Каждый из них занимает свою нишу, каждый из них очень органичен. Но у них нет настоящих ролей, нет достойных спектаклей и они постепенно деградируют. Сказывается и то, что они никуда не ездят, не видят лучших европейских спектаклей...
К нашей беседе подключается директор “Свободного театра” Наталья Коляда.
- Можно ли сказать, что “Свободный театр” – театр политический?
- (Н.К.) Когда политика в стране – все, то отрицать этот факт очень сложно.
- (Н.Х.) Мы не боимся термина “политический театр”, и “Свободный театр” участвует во всех политических акциях, но мы не очень соответствуем каноническому театральному термину “политический театр”.
- При этом ваши спектакли не просто агитки. Это – художественные произведения!
- (Н.Х.) Нас любят упрекать: “Вас приглашают потому, что вы – подпольный театр”. Да, для знакомства это хорошо. Когда говоришь: “Мы – единственный в Европе подпольный театр”, в ответ слышишь: ”О, как интересно. Давайте посмотрим”. И если ты показываешь дешевую агитку, никому ты не интересен и ни на одном фестивале не нужен.
- (Н.К.) После прошлогодних гастролей в Хельсинки финские продюсеры предложили месяц пожить у них. Мы говорим: “Спасибо. Ваша поддержка очень важна для нас”. Они ответили: “Знаете, если бы мы хотели вас поддержать, мы бы прислали письмо поддержки. Вы – интересный европейский театр, и именно поэтому мы вас приглашаем”.
- Какое счастье, что в Минске появился настоящий современный европейский театр!
- (Н.Х.) Честно скажу, мне в это даже не верится. Мне казалось, что для этого нужно затратить гораздо больше сил. Хотя и так... Играем по каким-то норам, денег нет. Ужас!
- У диссидентов советских времен была такая фраза: “За успех нашего безнадежного дела”. Так все-таки, дело – безнадежное?
- (Н.К.) Сегодня волну контркультуры невозможно остановить. На Новый год мы под предлогом рождественских и новогодних праздников играли в кафе. Каждый раз нам необходимо устанавливать новое место сбора. Тогда таким местом стало военное кладбище. Представьте себе: восемь часов вечера. Темень. Возле военного кладбища стоит толпа. Что может происходить на военном кладбище в это время? (Смеется.) Смех сквозь слезы. И ты понимаешь, что эти люди готовы идти за тобой даже на кладбище, чтобы посмотреть спектакль. Как можно их бросить после этого?
- (Н.Х.) Мы отыграли три спектакля и два концерта на лесном хуторе. Зрители ехали за сто километров в автобусе, чтобы посмотреть спектакль. Знакомый швед сказал мне: “Заставить в Швеции хотя бы одного зрителя куда-то поехать, чтобы посмотреть спектакль, просто нереально”. А тут мест в автобусе не хватало. Как можно их бросить после этого?.. Нам предложили годовой контракт в Польше. Ездить по стране, смотреть их спектакли, показывать наши работы.
- Но вы принципиально не хотите уезжать из Беларуси?
- (Н.К.) Тогда наша работа теряет смысл. Кто-то должен “взрывать” массовое сознание здесь. И ты берешь на себя эту странную ответственность, и остановить процесс не можешь. Как Юра Хащеватский. Почему он не уезжает? Почему Ира Халип не уезжает?..
“Вы заметили, что не бывает времени без героев? И без пророков не бывает. Всегда найдется человек, который, стоя на костре, скажет: “И все-таки она вертится!”” – это слова Николая Халезина из его пьесы “Поколение Jeans”. Когда я разговаривал с Халезиным, меня не покидало ощущение, что передо мной один из таких героев. Я видел перед собой прирожденного Лидера. Действительно, редко встретишь в сегодняшнем театре человека, который бы думал не о себе в искусстве, а о воспитании и образовании зрителя. Халезин – подвижник и, подобно Юрию Хащеватскому, он делает реальные шаги на пути вхождения Беларуси в цивилизованную Европу. Мастер-классы, семинары, встречи... Он и кампанию за соблюдение авторских прав затеял не для себя, а для молодых драматургов.
Как хочется, чтобы “Свободному театру” Халезина дали, наконец, возможность работать. Пусть не помогают, но хотя бы не мешают. Это же все, что надо Халезину, Коляде, Щербаню, актерам! В конце концов, когда-нибудь должно же закончиться правление Хама?!
Замечательно, что в Беларуси есть такие люди, как Николай Халезин. Но этим людям очень нужна наша помощь. У “Свободного театра” нет денег, театру срочно нужны спонсоры! Я призываю всех, кто хочет и в состоянии помочь, откликнуться. Электронный адрес театра - free_theatre@yahoo.com.
Интервью состоялось 8 февраля 2007 года в Минске.
С Николаем Халезиным беседовал Сергей Элькин,
sge1967@yahoo.com
Комментариев нет:
Отправить комментарий