30 окт. 2010 г.

Гидон Кремер и “КРЕМЕРата Балтика” в Чикаго


Слова смущают, жесты обманывают.
Лишь звуки оказываются языком,
кото­рый становится общим для открытых сердец.
Я часто спрашиваю самого себя:
где сердце, бью­щееся с моим в такт?
Попытка ответа гласит:
на другом конце звука, извлекаемого смычком.
Гидон Кремер

6 ноября 2010 года в Чикаго состоится концерт Гидона Кремера и камерного оркестра “КРЕМЕРата Балтика”.

Краткая биографическая справка. Скрипач Гидон Кремер родился в 1947 году в Риге. Музыкой начал заниматься с четырех лет под руководством отца. Выпускник Московской консерватории по классу скрипки Давида Ойстраха. Выступает с 1965 года. Лауреат Международного конкурса имени королевы Елизаветы в Брюсселе (1967 год), победитель международных конкурсов имени Паганини в Генуе (1969 год) и имени Чайковского в Москве (1970 год). С 1980 года живет в Германии. С 1981 года руководит фестивалем камерной музыки в Локенхаузе (Австрия). В 1997 году основал камерный оркестр “КРЕМЕРата Балтика”. Играет на скрипке 1641 года работы Николы Амати.

За этими скупыми фактами – интереснейшая биография одного из самых значительных музыкантов нашего времени. Гидон Кремер выступал и продолжает выступать на всех наиболее авторитетных сценах мира, сотрудничает с ведущими оркестрами Европы и Америки. Его партнерами были такие выдающиеся музыканты, как Герберт фон Караян, Марта Аргерих, Юрий Башмет, Валерий Гергиев, Николаус Арнонкур, Риккардо Мути, Зубин Мета, Клаудио Аббадо и многие другие. В течение двух лет Кремер руководил музыкальным фестивалем Иегуди Менухина в швейцарском Гштаде. В 2002 году он был приглашен на пост художественного руководителя нового музыкального фестиваля в Базеле.
Камерный оркестр “КРЕМЕРата Балтика” создан Гидоном Кремером в 1997 году из молодых музыкантов Литвы, Латвии и Эстонии. Кремеровских питомцев немного – двадцать семь человек. Но они - лучшие из лучших на прибалтийских просторах. Гидон Кремер, родившийся и выросший в Риге, хотел, по его собственным словам, “построить мост в свое прошлое, вдохнуть воздух Балтики”. Это был подарок маэстро к своему пятидесятилетию. Он подарил сам себе оркестр! Гидон Кремер говорит: “Я в первую очередь воспринимаю свое детство, как детство, связанное с балтийским воздухом, как детство, обремененное занятиями музыкой, и как детство маленького Гидона, обремененного сознанием того, что он чужой. Шведский дедушка, немецкая бабушка... Мои родители бежали из Германии в Советский Союз после прихода Гитлера к власти. Был ли я чужой в Латвии из-за этого или из-за еврейства моего отца, не могу сегодня сказать. Так или иначе, но эта травма осталась. И я постарался ее залечить тем, что создал оркестр именно в балтийских государствах, дав молодым музыкантам из прибалтийских стран, ныне, к счастью, независимых, какую-то перспективу их музыкального развития в будущем”. Создавая ансамбль на одно лето, Кремер и не предполагал, что роман с молодыми музыкантами затянется и станет глубокой любовью. Ребята оказались такими увлеченными, что бросить их было просто невозможно. И вот уже тринадцать лет вместе с “КРЕМЕРатой Балтикой” Гидон Кремер успешно гастролирует по всему миру, записывает альбомы. В 2002 году за CD “После Моцарта” ансамбль получил премию “Грэмми”, в следующем, 2003 году, снова номинировался на эту престижную премию за альбом с музыкой Джорджа Энеску. С оркестром выступала прекрасная Джесси Норман, с оркестром гастролировали Татьяна Гринденко, Хайнц Холлигер, Олег Майзенберг, оркестром дирижировали сэр Саймон Раттл, Кристоф Эшенбах, Юрий Темирканов, Кент Нагано.
Сегодня взаимодействие музыканта с его юными коллегами достигает уровня настоящего музыкального театра. Они обмениваются взглядами, улыбками, подбадривают друг друга - все это создает впечатление игры, драматического представления, все это наполнено настоящей молодой энергией. Этот оркестр надо не только слушать, но и видеть, за ним безумно интересно наблюдать! Ни один участник оркестра не облокачивается на спинку стула во время игры. Все предельно внимательны и устремлены вперед - туда, где стоит Кремер. Опытный Кремер, выступающий с молодыми музыкантами то как солист, то как концертмейстер, то как закулисный режиссер, словно сбрасывает груз лет и прибавляет к своему имиджу энергию нового поколения, а его партнеры самой своей молодостью доказывают актуальность сегодняшних интересов своего лидера и наставника. Иногда во время репетиций кремеровские питомцы стонут от напряжения, а после репетиций едва могут ходить. Они получают достойные, но отнюдь не огромные деньги. Но свой гастрольный график, охватывающий все крупнейшие столицы мира и лучшие фестивали, свои концерты и выступления они не променяют ни на что.
Ансамбль “КРЕМЕРата Балтика” играет огромное количество современной музыки. Причем, это не заумный авангард - с этим увлечением Кремер расстался давно. Музыка, которую исполняют Кремер и его питомцы, доступна всем. Собственно, Кремера можно назвать соавтором той музыки, которую он исполняет, ибо вся она (за редким исключением) написана для него и по его заказу. Таковы сочинения Гии Канчели, Арво Пярта, Леонида Десятникова, Александра Вустина, Александра Бакши, Леонида Чижика. Для Кремера, свято уверенного в том, что академическая музыка не исчерпала себя и продолжает жить полнокровной жизнью, приоритет нового, современного искусства очевиден. Но ведь так было всегда. Моцарт и Бетховен, выстраивая программы своих концертов, тоже не радовали слушателей большим количеством “старого” барокко. Нет, вместо этого они включали в программу новую симфонию или новый концерт собственного сочинения. Гидон Кремер говорит: “Я в своей жизни всегда ищу равновесие между исполнением классики - барочной или написанной в эпоху романтизма - и современными сочинениями. Конечно, многим удобно рассматривать музыку как своеобразный музей, где можно найти шедевры, чтобы украсить себя или доставить удовольствие публике, но я всегда рассматривал музыку как процесс, как какой-то разговор. Без современной музыки он для меня не обладает весомостью и происходит только виртуально. Я вижу смысл существования “КРЕМЕРаты Балтики” в столкновении публики с чем-то неожиданным, с исполнением новых сочинений”.
6 ноября Гидон Кремер и его оркестр выступят в Чикаго! В программе концерта – Дивертисмент Б.Бартока, скрипичная версия Виолончельного концерта Р.Шумана, а также произведения современных композиторов из нового диска коллектива “De Profundis”. Среди имен – английский композитор-минималист Майкл Найман, живущий в Германии эстонский композитор Арво Пярт, родившаяся в Челябинске нью-йоркский пианист и композитор Лера Ауэрбах, литовский композитор Раминта Шеркшите и латышский композитор и музыковед Георг Пелецис.
Не пропустите единственный концерт Гидона Кремера и камерного оркестра “КРЕМЕРата Балтика” на Среднем Западе в сезоне 2010-11 годов!

Nota bene! Концерт Гидона Кремера и камерного ансамбля “КРЕМЕРата Балтика” состоится 6 ноября в 7.30 pm в театре музыки и танца “Харрис” по адресу 205 East Randolph St., Chicago, IL 60601. Билеты можно заказать по телефону (312) 334-7777 или зарезервировать на сайте www.harristheaterchicago.org. При покупке билетов не забудьте указать код “BALTICA”. В этом случае билеты будут на пятьдесят процентов дешевле.

Александр Гиндин: “Музыка – это смысл и образ жизни!”


12 ноября в Чикаго состоится единственный концерт камерного оркестра “Виртуозы Москвы” под управлением блистательного скрипача и дирижера Владимира Спивакова. В программе прозвучат произведения Л.Боккерини, В.А.Моцарта, Д.Шостаковича, А.Шнитке. Главным событием вечера станет участие в нем одного из самых талантливых пианистов-виртуозов, лауреата многочисленных международных фортепианных конкурсов Александра Гиндина.

Краткая биографическая справка. Александр Шефтельевич Гиндин родился 17 апреля 1977 года в Москве. Выпускник Московской консерватории по классу профессора М.Воскресенского. В 1990 году стал самым юным лауреатом Московского конкурса пианистов. Лауреат Четвертой премии X Международного конкурса имени П.И.Чайковского (1994 год), Второй премии Международного конкурса имени королевы Елизаветы (1999 год). Победитель Международного конкурса пианистов в Кливленде (2007 год). Солист Московской филармонии. Профессор Московской консерватории. Записал семнадцать альбомов с ведущими звукозаписывающими фирмами России, Франции, Великобритании, Германии, Финляндии, Японии. Член жюри Международного телевизионного конкурса юных музыкантов “Щелкунчик” (2004, 2006, 2009 гг.). Художественный руководитель Шведского королевского фестиваля. Заслуженный артист России (2006 год). http://www.alexanderghindin.com/

Так получилось, что Александр Гиндин никогда прежде не выступал в Чикаго, так что предстоящий концерт станет для него дебютом. Александр Гиндин и оркестр “Виртуозы Москвы” исполнят Девятый концерт В.А.Моцарта ми-бемоль мажор для фортепиано с оркестром.
Наша беседа с пианистом началась с моего вопроса о сотрудничестве с “Виртуозами Москвы” и маэстро Спиваковым.

- С Владимиром Теодоровичем мы сотрудничаем уже более десяти лет, и я с гордостью могу сказать, что сотрудничаем очень близко. Помимо отношений дирижера и солиста нас связывает многолетнее творческое сотрудничество в камерном ансамбле. Мы с ним переиграли почти весь основной репертуар для скрипки и фортепиано, записали все сонаты Брамса, сыграли пять из десяти сонат Бетховена, сонаты Бартока, Штрауса, Франка, Стравинского. Играть с ним всегда большое удовольствие. Он - замечательный партнер! Партнер в жизни и на сцене.
- “Виртуозам Москвы” идет уже четвертый десяток. Я помню тот первый, “золотой” состав оркестра. Как Вы считаете, сохраняют ли сегодняшние молодые музыканты уровень оркестра? Что бы Вы ответили тем критикам, которые говорят, что, мол, “Виртуозы...” уже не те?
- Вы знаете, я с ними играл вчера (Интервью состоялось 17 октября. – Прим. автора.) в Зале Чайковского. Дирижировал Виктор Ямпольский. Кстати, дирижер из Чикаго. Могу по свежим следам сказать, что ребята играют просто замечательно. Они такие молодцы! Какие-то вещи есть только в “Виртуозах...”. Например, моменты обсуждения того, что сказал дирижер. Это настолько живо, естественно, приятно! Нет никакой зажатости, нет равнодушия, а есть именно живая реакция на пожелания дирижера. Потом это всегда слышно в игре.
- Мы начали разговор с дня сегодняшнего. А теперь давайте вернемся на тридцать три года назад. Расскажите, пожалуйста, о вашем родном городе, вашем детстве...
- Я думаю, что мой родной город многим хорошо известен. Это город Москва.
- Знаем такой город!
- Не мне рассказывать чикагцам о Москве! (Смеется.) За последние годы Москва очень сильно изменилась, стала мощным и сильным городом. Я ее очень люблю. Музыкой я начал заниматься примерно так, как это делали многие дети в бывшем Советском Союзе. Пришел в первый класс детской музыкальной школы N36 имени Стасова.
- В каком возрасте вы решили, что музыка – это всерьез и надолго?
- Такого дня в моей жизни не было. Никак я не решал. Просто никогда не возникало вопросов, может ли быть что-то другое. В нашей семье это как-то даже не обсуждалось, хотя родители у меня – не музыканты. Конечно, на второй день я не стал играть концерты Рахманинова. Занятия музыкой – это большая работа, которая не прекращается и по сей день.
- Вы помните ваши первые музыкальные впечатления?
- Да, очень хорошо. Я услышал пианистку Ирину Смородинову. Она знаменита тем, что в концертных программах играет этюды Черни. В те годы она достаточно часто выступала в детских музыкальных школах с программой “Этюды Черни. Опус 740”. Это было мое первое серьезное музыкальное впечатление, первый большой серьезный шок.
- В музыкальной школе вы занимались по двум специальностям: фортепиано и композиции. Как у вас обстоят дела с композицией?
- Я прежде всего исполнитель. Если в отношении музыки я никогда не задавался вопросом, стоит ею заниматься или нет, то в отношении композиции я и сегодня сомневаюсь, хотя у меня изданы некоторые транскрипции. В частности, моя фортепианная транскрипция хореографической поэмы для оркестра La valse Равеля издана в Японии и России (в Санкт-Петербурге). Я достаточно часто слышу ее в концертных исполнениях.
- А сами вы исполняете свои произведения?
- Если говорить об обработках, иногда бывает. Я очень люблю транскрипции, с удовольствием их играю и частенько их “доперекладываю”. Скажем, во многих песнях Шуберта-Листа можно написать Шуберт-Лист-Гиндин. На “Петрушке” Стравинского, которую я с удовольствием часто играю, тоже можно скромно, маленькими буквами, сзади написать: “Транскрипция Гиндина”... Занятия композицией много дали мне как исполнителю. Они помогли понять музыку. Композиция хороша тем, что дает свободное отношение к музыкальному тексту как к материалу, который нужно прежде всего осмыслить.
- Кто такой пианист? Технический посредник между музыкой и людьми, которые приходят ее слушать, или живое, самостоятельное звено в этой цепи?
- Музыка отличается от других искусств. Мы можем придти в музей, посмотреть на картину Ван Гога и оценить, какая она замечательная. Мы можем посмотреть на статую Микеланджело и сказать, какая она великолепная. Но даже человек, знающий музыкальную грамоту, не всегда может открыть сонату Рахманинова и по тексту сказать, какая это замечательная музыка. Так уж музыка устроена. Ноты не имеют изначального эстетического посыла, какой есть в живописи, архитектуре, скульптуре или поэзии. Представьте, что русскоговорящий человек открыл стихи Поля Верлена на французском языке, а французского он не знает. Требуется переводчик, и от этого переводчика подчас очень многое зависит. Даже при правильном переводе можно совершенно неверно донести смысл. Если упрощать, нечто такое есть и в музыке, но это шире, глубже и серьезнее, чем просто перевод текста. Поэтому пианист - это посредник, но посредник живой, думающий, понимающий, чувствующий.
- Вы были самым молодым лауреатом Московского конкурса пианистов, в семнадцать лет стали лауреатом Х Международного конкурса имени Чайковского, три года назад победили на конкурсе в Кливленде. Как вы сегодня относитесь к конкурсам?
- Очень хорошо. Не далее, как этим летом я, что называется, тряхнул стариной и поехал на международный конкурс в Бразилию, где получил Первую премию. (В июле 2010 года Александр Гиндин завоевал Первую премию на Первом международном конкурсе пианистов Санта-Катарина в бразильском городе Флорианополис. – Прим. автора.) Я почувствовал, что мне хочется адреналина, хочется еще раз доказать себе, что ты на что-то способен. Международный конкурс для этого – самая подходящая площадка. Конкурсы важны для карьеры. Наша планета очень большая. Например, в Соединенных Штатах абсолютно самодостаточный музыкальный рынок. Очень много замечательных пианистов, которые играют только в Штатах, и мы ничего не знаем о них. И наоборот. Поэтому, я считаю, нет ничего зазорного в том, чтобы поехать в страну, где ты еще никогда не был, и показать себя. На конкурсе в Бразилии я был на “ты” с несколькими членами жюри. Мы – ровесники, и вполне могло бы сложиться так, что я бы судил их, а не они – меня. Я не вижу в этом никакой фатальности по той простой причине, что конкурсов очень много. Это не так, как во времена Бенедетти Микеланджели. Он поехал на конкурс Елизаветы и там “слетел”, получил только диплом. Для него это была не только большая моральная травма, но и серьезный удар по карьере. Сейчас рынок решает эту проблему жестко, но правильно. Решает количеством конкурсов. Не получилось здесь - получится там. Конкурс - это возможность показать себя не только членам жюри. Я могу привести вам примеры, когда музыканты ездили на конкурсы, не получали премий, но возвращались с ангажементами и любовью публики. Таких примеров очень много. Жюри в конкурсе не главное. Главное – тот общественный ажиотаж, который нагнетается вокруг конкурса. Но только на конкурсах нельзя сделать карьеру и завоевать любовь слушателей. Все зависит от таланта, умения общаться с людьми, коммуникабельности, ума и, конечно, везения...
- Кто из великих пианистов прошлого оказал на Вас наибольшее влияние?
- Прежде всего, конечно, Рахманинов. Я обожаю Горовица, Гилельса, Софроницкого, Глена Гульда, Альфреда Корто, Ферруччо Бузони. У каждого из этих мастеров была своя индивидуальность, каждого из них можно было безошибочно определить по первым тактам музыки. Спутать их невозможно. Для меня всегда была наиболее близка старая фортепианная школа начала-середины XX века. Я до сих пор очень часто – почти ежедневно - слушаю этих мастеров.
- В сегодняшнем фортепианном искусстве есть кто-нибудь, кто вам интересен?
- Я с огромнейшей любовью и почитанием отношусь к Григорию Соколову. В Америке он, наверно, не так известен.
- Он ни разу не выступал в Чикаго.
- Гениальный пианист, музыкант, художник. Как звезда в космосе, он улетает все дальше и дальше, с каждым годом добиваясь все новых и новых высот.
- Какие композиторы вам наиболее близки?
- Не могу ответить на этот вопрос. Я искренне люблю то, что играю в данный момент, и считаю это самой замечательной музыкой. Иначе быть не может. Я – профессионал. Любитель может себе позволить сказать: это мне нравится, то – нет. Профессионал должен уметь играть все! Я очень всеяден. Вчера играл Девятый концерт Моцарта и Дивертисмент Глинки, через три дня – российскую премьеру концерта Пендерецкого под управлением автора. Следующий мой проект – вечер четырех роялей. Четыре пианиста играют квартетом разные произведения на четырех роялях. (Для участия в проекте “Квартет роялей” Гиндин пригласил музыкантов из Франции, США, Греции, Голландии, Турции, России. Концерты с огромным успехом прошли в России, Франции, Азербайджане, Турции, демонстрировались на российском телевидении. - Прим. автора.) Мне интересно все!
- Но ведь какие-то произведения можно играть с холодным профессионализмом, а какие-то – с душой и сердцем; какие-то произведения могут быть ближе, какие-то – дальше?..
- Согласен, однако это вопрос не ко мне, а к слушателям и критикам. На их суд от всего сердца я выношу то или другое произведение, а им решать, что в моем исполнении им нравится больше, а что – меньше.
- Как выглядит обычный день Гиндина-пианиста?
- Обычный день Гиндина-пианиста не похож один на другой. География моих путешествий очень широкая, я играю много концертов по всему миру. Поэтому очень часто моя жизнь подчиняется объективным обстоятельствам. Переезды, перелеты, репетиции, многое другое... Я урываю, выгрызаю каждую минуту, чтобы посвятить ее моим прямым обязанностям – занятиям на рояле, прежде всего, изучению нового репертуара, то есть тому, что жизненно необходимо для любого играющего исполнителя. Невозможно из года в год играть одни и те же произведения. Репертуар нужно обязательно расширять! Подчас сделать это бывает достаточно трудно, тем не менее я пытаюсь...
- Вы не записываете часы, которые “задолжали” инструменту, как это делал Святослав Теофилович?
- Этот долг все равно не отдать, поэтому лучше его даже не записывать. (Смеется.)
- Имеет ли для вас значение инструмент, на котором вы играете?
- Конечно, имеет. Это удовольствие – играть на хорошем рояле. Я очень люблю играть на разных инструментах, но если есть право выбора, пытаюсь переложить это право на настройщика. Я терпеть не могу выбирать инструмент. Между прочим, одна из отличительных черт русской фортепианной школы – умение хорошо звучать на любом инструменте. И в школе, и в консерватории нас учили четко представлять себе идеал звука и добиваться его на любом инструменте. В бывшем Советском Союзе мы учились на достаточно посредственных роялях, и нас учили достигать на них замечательного звука.
- Значит, на гастролях настройщик всегда с вами?
- Нет, на гастролях я доверяюсь приглашающей стороне. Пословица “Не ходи в чужой монастырь со своим уставом” очень мудрая. Местный настройщик знает инструмент лучше, чем приезжий. Смешно, когда гастролер, пробыв в зале две-три минуты, начинает командовать, куда ставить рояль и как его настраивать.
- Обычно преподавателями становятся пианисты, которые постепенно уходят от активной концертной деятельности. У вас все не так. Несмотря на вашу молодость, вы уже являетесь профессором фортепианного отделения Московской консерватории. Насколько вам интересно преподавание?
- Мне очень интересно преподавание, но мои студенты – несчастные люди. Я часто отсутствую и уделяю им мало внимания. В музыке есть такой закон – закон rubato. Если берешь - отдай. Этот закон распространяется на все жизненные ситуации, в том числе и на музыкальную педагогику. Если ты какие-то знания берешь, ты должен их отдать. Это - физический закон природы. Если ты из него выпадаешь, потом будешь за это расплачиваться.
- Кроме музыки, что вам интересно в сегодняшнем мире? Хобби, увлечения...
- Хобби у меня нет. Я целиком и полностью принадлежу своей профессии, инструменту и публике, для которой играю.
- То есть музыка – это и хобби, и призвание, и образ жизни?
- Да. Это смысл и образ жизни!
- Чего вы ждете от встречи с чикагской публикой?
- Понимания.
- Концерты Владимира Теодоровича всегда непредсказуемы. Маэстро любит сюрпризы. А вы?
- С моей стороны тоже кое-какие сюрпризы подготовлены.
- “Бисы” будут?
- Как же без них... Впрочем, это зависит от публики.
- Надеюсь, что публика не “подведет”! С нетерпением ждем вашего концерта. До встречи в Чикаго!

Nota bene! Концерт Александра Гиндина и Камерного оркестра “Виртуозы Москвы” под управлением Владимира Спивакова состоится 12 ноября 2010 года в 8.00 pm в Чикагском симфоническом центре по адресу: 220 S.Michigan Ave, Chicago, IL 60604. Билеты можно заказать по телефону (312) 294-3000 или зарезервировать на сайте Симфонического центра http://www.cso.org/.

16 окт. 2010 г.

Павел Санаев: “Литература – это серьезно. Кино – это просто здорово”


“Меня зовут Савельев Саша. Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырех лет и вишу.” Так начинается одна из самых пронзительных книг последнего десятилетия – повесть Павла Санаева “Похороните меня за плинтусом”.
31 октября Павел Владимирович Санаев будет гостем Литературного салона Аллы Дехтяр.
История девятилетнего Саши Савельева, прототипом которого является автор, принесла огромную популярность Санаеву. Тираж книги только в России составил более полумиллиона экземпляров. Она издана в Германии, Франции, Польше, Болгарии, Италии. Эту книгу читали все, о ней спорят, ее обсуждают, о ней говорят. В своих многочисленных интервью Павел Владимирович подробно рассказывал об истории создания книги и ее прототипах. Поэтому я не стану повторяться и представлю нашего гостя с несколько другой стороны. Тем более, что круг интересов Санаева не ограничивается только литературой. Долгие годы он занимался переводами англоязычных фильмов, снимался в кино в качестве актера, писал сценарии, последние годы занимается режиссурой. Его фильм “На игре” победил на кинофестивалях в Пасадене и Лос-Анджелесе, получил восемь призов за спецэффекты, работу каскадеров и оператора. По данным интернет-опроса эта лента признана лучшей российской картиной, снятой в стиле “экшн”.
В начале нашей беседы я попытался определить приоритеты Павла Санаева в творчестве.

- Павел Владимирович, кем вы себя считаете в большей степени: писателем, переводчиком, актером, сценаристом, режиссером?
- Книга “Похороните меня за плинтусом” принесла мне гораздо больше признания, чем три моих фильма “Последний уик-энд”, “Нулевой километр” и “На игре”. И это понятно. Фильмы остаются на территории легкого развлечения – триллер, мелодрама, боевик. В то же время книга находится на территории искусства – это драма о реальной жизни, о правоте неправых и неправоте правых. Плюс ко всему в книге найден уникальный баланс между драмой и юмором. Все это делает книгу особенной, и не случайно ее продажи перевалили в России за полмиллиона экземпляров. Но такие книги невозможно выдавать “на гора” ежегодно. В книге собрано очень много сокровенного, прожитого – такой материал копится половину жизни, дальше только надо интересно все описать. Сейчас я приступил ко второй книге – пишу роман “Хроники Раздолбая”. В ней тоже будет очень много сокровенного – даже больше, чем в “Плинтусе”. Надеюсь, она “выстрелит”. Но после этой книги я скорее всего с головой уйду в кино, потому что меня полностью захватывает эта магия – возможность создавать новую реальность. Когда несколько лет назад я смонтировал свою самую первую сцену и разрозненные до этого кадры вдруг ожили, я был зачарован – снова и снова крутил эту сцену на компьютере и повторял про себя: “Это я сделал?” И пусть мои фильмы будут в большей степени развлекательными, чем серьезными, “снижение жанра” меня не пугает. Литература – это серьезно. Кино – это просто здорово. Чувствуете разницу? Что касается переводов, то это давно перевернутая страница. Я перевел несколько сотен американских фильмов для русского зрителя, но это было на этапе обучения сценарно-режиссерскому ремеслу. Актерство же вообще никогда не было моим делом. Я сыграл несколько ролей в детстве, но это всего лишь интересный опыт, который до сих пор помогает мне в режиссуре.
- Вот давайте остановимся как раз на этом интересном опыте. Тяжело было вживаться в роль скромного мальчика в очках и красной шапочке, который вступился за Бессольцеву в “Чучеле” Ролана Быкова?
- Вживаются в роль только серьезные актеры, когда им необходимо играть персонажей, отличающихся от их собственной личности. Когда Шарлиз Терон играет монстра – это вживание в роль, достойное заслуженного “Оскара”. Но в девяноста процентах случаев артисты просто играют самих себя в предлагаемых обстоятельствах. Это тоже нужно уметь, но вживания тут нет – тебе ставят задачу, а ты стараешься реагировать так, как отреагировал бы на самом деле. И делать это как можно более естественно, не забывая про мизансцену. Когда я играл Васильева, мне не нужно было вживаться – в шестом классе я именно таким и был, только без очков. Так что вся премудрость заключалась в точном следовании задачам режиссера. Ролан Антонович всегда ставил задачи очень точно, так что больших трудностей я не помню.
- Что вам вспоминается сегодня об этом фильме?
- Было очень интересно, а главное – было ощущение причастности к большому серьезному делу. В школе обычно живешь будущим – вот стану взрослым, и тогда… А “Чучело” давало нам всем ощущение настоящей, неподдельной значимости уже тогда. Если бы не съемки, то про свою жизнь до двадцати двух лет я мог бы сказать: “Годы, прожитые вхолостую”, а благодаря “Чучелу” этот период ознаменован участием в создании настоящего киношедевра. Это мне до сих пор очень приятно.
- Каким был Ролан Быков в работе?
- Очень собранным, очень волевым, а, главное, очень светлым. Как говорила про него мама: “На площадке у него над головой всегда светило солнце”. Это правда. Некоторые режиссеры или продюсеры так “грузят” съемочную группу, что работа превращается в мучение. А ведь важен не только результат, но и процесс. Съемки фильма – это огромный кусок жизни, когда вы спаяны в один организм. И здоровье этого организма зависит в первую очередь от режиссера. Если он параноик, то параноиками станут все. И все будут ждать, когда этот кошмар закончится. Работать с Роланом Антоновичем всегда было очень приятно.
- Вы долгие годы занимались переводами фильмов. Что было самым запоминающимся в вашей работе?
- Постоянный стресс. Фильм нужно было отдавать переведенным в тот же день, как его привозили. На перевод средней по сложности картины у меня уходило семь-восемь часов, и если кассету привозили в три-четыре часа дня, то я получал возможность спокойно поработать и нормально лечь спать. Но далеко не все фильмы привозили в четыре, и не все оказывались средней сложности. Поэтому с трех часов дня я уже начинал волноваться – во сколько привезут, сложным ли будет фильм? С четырех часов начинались нервные звонки в офис. “Когда?” - “Еще через час.” - “Ну, скоро?” - “В шесть поедет к тебе водитель.” И так, поволновавшись полдня, я получал в восемь вечера кассету с каким-нибудь сложным фильмом и понимал – закончу под утро и спать не придется. А на следующий день все повторялось. Плюс к тому, в промежутках между переводами я писал свой первый сценарий.
- Сегодня, когда вы смотрите зарубежный фильм, вы обращаете внимание на перевод? - Нет, почти никогда. Во-первых, сегодня почти все фильмы дублируются, и узнать, что было в оригинале, уже невозможно – надо специально искать исходник. Я обращаю внимание на перевод, когда слышу какую-нибудь удачную шутку на русском – тогда интересно узнать, что было в оригинале, чтобы оценить работу переводчика.
- Есть разница в том, какое кино любит Павел Санаев – зритель и какое кино снимает Павел Санаев - режиссер?
- К счастью, нет. Я, вообще, не уверен, что режиссер может любить одно кино, а снимать другое. Это же раздвоение личности получится! Я люблю “экшн”, люблю триллер. И если бы мне сказали: “Павел, вы же написали такую серьезную книгу - снимите какую-нибудь глубокую драму”, я бы просто не смог этого сделать. Когда в бытность переводчиком мне приходилось переводить драмы, я просто погибал от скуки, и работа тянулась вдвое дольше. Мне легче было перевести комедию с непрерывной болтовней, чем тягучее немногословное кино “о жизни”. Комедия давала драйв, а драма вытягивала силы. Заставить меня сегодня посмотреть драму почти невозможно. А снять - тем более.
- Вам наверняка уже надоели вопросы о книге “Похороните меня за плинтусом”. Я не буду повторять других журналистов и в сотый раз спрашивать одно и тоже. Спрошу о другом – о фильме по этой книге. Мне кажется, картина Сергея Снежкина не передает дух и содержание книги. Согласны ли вы с этим?
- Согласен, не передает. Там нарушены несколько главных основ: Толя из мудрого сильного человека стал никчемным забулдыгой; бабушка умирает не потому, что ее лишили любви, а потому, что ее банально хватил удар от беготни; мальчик вместо счастья обретения матери думает о двадцати пяти рублях в книге; ну и плюс напрочь исчез юмор и свет. Снежкин снял свою картину, свое видение. Поэтому в титрах указано “по мотивам повести Павла Санаева”. И моего имени нет в титрах, хотя запускалась картина в производство по написанному мною сценарию.
- А почему вы сами не сняли фильм по своей книге?
- Я понял, что снимать драму мне будет скучно и не интересно. Плюс ко всему, не интересно будет второй раз пересказывать уже высказанную историю. Не будет запала, драйва, а это неизбежно скажется на результате. И будут говорить: “Санаев взял и испортил свою книжку”. На горизонте в тот момент замаячил проект “На игре”, и я понял, что боевик мне гораздо интереснее. Пусть говорят, что это всего лишь “развлекаловка”, но с профессиональной точки зрения эта работа дала мне в разы больше, чем могла бы дать самая успешная экранизация “Плинтуса”.
- Как вы относитесь к экранизациям литературных произведений?
- Я знаю очень хорошие экранизации, которые порой получаются интереснее лежащих в основе книг. Например, великолепная экранизация “Собачьего сердца” Владимира Бортко. Или “Minority report” Стивена Спилберга. Если в книге есть хорошая идея и хороший материал для кино, конечно, ее надо экранизировать. Сегодня люди больше смотрят фильмы, чем читают, и удачная экранизация всегда пробуждает интерес к первоисточнику. После выхода у нас на телевидении сериала “Идиот” продажи книг Достоевского в магазинах увеличились в разы. Я уже не говорю про “Властелина колец”.
- Согласны ли вы с определением вашего фильма “Последний уик-энд” как первого российского молодежного триллера?
- Конечно! Я сам его так и определяю. Молодежный триллер – жанр с довольно четкими канонами, и в России на тот момент таких фильмов не было. Я люблю эту работу, хотя в ней сказывался недостаток профессионализма: как сценарного, так и режиссерского. В этом году я переписал сценарий “Последнего уик-энда” заново просто чтобы поупражняться и доказать себе, что за эти пять лет я чему-то научился. Сценарий стал лучше на несколько голов. Он есть у меня на английском языке, и я очень хотел бы снять его в Америке – сделать римейк.
- Трудно снимать боевики?
- Кино, вообще, снимать не легко. Но меня удивляет, почему все так часто спрашивают про киношные трудности?! Разве уголь добывать легче? Спросите у чилийских шахтеров – легко им было в забое? В кино есть трудности, как в любой работе. Но все действующие кинематографисты пришли в эту область добровольно и не просто пришли, а в прямом смысле пробились и не поменяют эту работу ни на какую другую. А раз так, акцентировать внимание на трудностях мне кажется неправильным. Но чтобы не подумали, что киношная жизнь – сплошной мед, ковровые дорожки и фотовспышки, скажу, что рабочий день режиссера длится двенадцать-четырнадцать часов на площадке и еще два-три часа после съемки. Во время работы над фильмом “На игре” я полгода спал по три-четыре часа. Когда закончился последний съемочный день и я, наконец, выспался, ощущение было неожиданным – как это так, мне не хочется спать?
- Опишите, пожалуйста, обычный съемочный день Санаева-режиссера.
- Режиссер работает не только на съемке. Сначала начинается подготовительный период. Надо найти интересные места для съемок, выбрать реквизит, костюмы, сделать раскадровки. Это долгая работа, она длится несколько месяцев. Потом начинаются собственно съемки. Представьте, что у вас есть небольшой чемодан и громадный ворох одежды, которую надо туда запихнуть. Вы кладете вниз ботинки, потом рубашки, потом вынимаете ботинки и заменяете их на туфли полегче, чтобы поместились брюки, потом распихиваете по углам носки и ломаете голову, как утрамбовать свитер... Так вот, работа на площадке – это утрамбовывание своих замыслов в “чемоданчик” реальности. Вы обнаруживаете, что придуманная вами мизансцена не разводится в реальной декорации; камера не может встать туда, куда вы хотели; артисту некомфортно говорить написанные реплики; двенадцатичасовой съемочный день не позволит вам снять двадцать пять кадров, которые вы считали необходимыми... А “чемоданчик” сцены должен быть сегодня закрыт. Вы приходите на площадку, выпиваете кофе и начинаете трамбовать, и каждый день у вас разные “чемоданчики” и разный ворох одежды.
- Какое влияние на ваше творчество оказал Квентин Тарантино и его фильмы?
- Никакого. Я очень люблю Тарантино, но он единственный в своем роде. После “Pulp Fiction” у него появилось много подражателей, но все они быстро перевелись. У него настолько уникальный киноязык, что на него нельзя ориентироваться – вы останетесь всего лишь плохим подражателем. Если говорить о влиянии, то гораздо сильнее на меня повлиял Стивен Спилберг. Мое восприятие кинематографа делится на до “Индианы Джонса” и после. Мне было лет пятнадцать, когда я увидел фильм “Индиана Джонс и храм Судьбы”. Тогда я подумал: вот ЭТО – кино! И я до сих пор мечтаю снять что-нибудь подобное.
- Ваши фильмы сделаны по американским образцам на российском материале. Какой сюжет вы могли бы предложить Голливуду, если бы у вас появилась возможность снимать там кино?
- Во-первых, я очень хочу, чтобы у меня появилась такая возможность. Во-вторых, я придерживаюсь правила никогда не говорить о замыслах. И дело даже не в том, что кто-то может украсть. Просто от замысла до написанной истории нужно преодолеть громадный путь. А, рассказывая о замыслах, вы как будто топчетесь в отправной точке и лишаете себя энергии, которая в этом пути понадобится. У меня есть два сюжета, но я ни слова о них не скажу, пока не напишу сценарии и не зарегистрирую их в авторском обществе.
- Если бы вы могли снимать любых актеров, каким был бы ваш выбор? Назовите, пожалуйста, вашу “Dream team”.
- Эван Макгрегор, Морган Фримен, Джон Кьюсак, Шарлиз Терон, Дениел Крейг, Стив Бушеми, Леонардо Ди Каприо, Тим Рот, Бред Питт, Роберт Де Ниро, Энтони Хопкинс... В Голливуде столько прекрасных актеров, что список будет огромным. Из российских артистов выделил бы в первую очередь Евгения Миронова.
- Сегодня в России говорят о восьмидесятых-девяностых годах XX века с каким-то уничижительно-презрительным оттенком. Появилось даже новое выражение “лихие девяностые”. Мне кажется, это обидно и ужасно несправедливо. Здесь есть какая-то чудовищная подмена понятий. Золотые годы настоящей свободы превращаются в года “лихие”. Что вам вспоминается сегодня о том времени?
- “Лихие девяностые” - выражение очень точное. Это было именно “лихое” время быстрых денег, быстрых смертей и разгула самого откровенного бандитизма. Я очень хорошо помню этих крепких парней в кожаных плащах и куртках. Вот ситуация, которой я был свидетелем и которую опишу в романе: в сильный мороз на бензоколонку подъехала иномарка. Из машины вышел парень лет двадцати пяти в кожаном плаще. Взял в руки заправочный пистолет – понял, что рукам холодно. Тогда он вытащил из соседних “Жигулей” водителя, сунул ему этот пистолет в руки и приказал: “Заправляй, бля!” И тот заправлял, потому что иначе получил бы сотрясение мозга или пулю. И так было повсеместно, такие были “золотые годы настоящей свободы”. Никакой подмены понятий: 1990-1994 годы – это страшные “лихие” годы свободных волков, грызущих друг друга, а также заодно подвернувшихся под руку “лохов”, которыми были все остальные.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей новой книге “Хроники Раздолбая”. Она тоже автобиографическая?
- Мне кажется, что слово “автобиографическая” применительно к моим книгам вообще неправильно употреблять. Я описал вам только что случай, которому был свидетелем. Этот случай будет в романе. Будут и другие случаи, свидетелем или участником которых я был. Но если книги, в которых описывается то, что видел или слышал автор, называть автобиографическими, то получится, что вся литература, кроме фантастики и постмодернизма, это сплошная автобиография – большинство писателей описывают то, что видели. На самом деле автобиографическими называются книги, где автор пишет именно о себе, ничего не добавляя и не придумывая. “Низкие истины” Кончаловского или “Анатомия скандала и успеха” Никаса Сафронова – это автобиографические книги, они пишут в них о себе. А “Похороните меня за плинтусом” не автобиографическая книга – ее герой Саша Савельев, и многие события в этой книге придуманы. Также и “Хроники Раздолбая”.
- Вы впервые приезжаете в Чикаго. Как вы собираетесь построить ваш творческий вечер? Будут ли показаны отрывки из ваших фильмов? Если можно, несколько слов о программе вечера.
- У меня есть отработанный алгоритм встреч, который хорошо себя зарекомендовал. Я начинаю с вопросов. Сразу говорю: “Здравствуйте, я - Павел Санаев. Что бы вы сами хотели от меня услышать? Что вам интересно узнать?” И дальше, в зависимости от аудитории, появляются десять-пятнадцать разных вопросов, иногда самых неожиданных. Я записываю их, выстраиваю на бумажке последовательность, чтобы удобно было переходить от одного к другому, и так мы общаемся. Потом в конце встречи могут появиться новые вопросы. Я планирую показать в Чикаго фрагмент фильма “На игре”, прочитать отрывок из “Хроник Раздолбая” и неизданную главу “Похороните меня за плинтусом”.
- До встречи в Чикаго!

Nota bene! Встреча с Павлом Санаевым состоится 31 октября 2010 года в 6 часов вечера в Литературном салоне Аллы Дехтяр в помещении Computer Systems Institute по адресу: 8950 Gross Point Road, Skokie, IL 60077. Справки по телефону – 773-275-0934.

9 окт. 2010 г.

Риккардо Мути: все еще впереди!


Главным героем музыкального Чикаго последних недель стал новый музыкальный руководитель Чикагского симфонического оркестра, выдающийся итальянский дирижер, маэстро Риккардо Мути. Мэр Дэйли провозглашает 19 сентября Днем Мути в Чикаго, отрезок Мичиган-авеню от Чикагского симфонического центра до здания “Чикаго трибюн” называется по образцу Великолепной мили Милей Мути. Мути на экранах телевизоров в сводках новостей. Мути на радио. Мути в газетах, и не только чикагских. Авторитетнейший музыкальный критик “New York Times” Энтони Томмазини спешит в Чикаго на его концерт (выступление Чикагского симфонического оркестра он назвал восхитительным), критик газеты “Guardian” пишет в своем издании, что завидует жителям Чикаго и сожалеет, что не может в эти дни быть с ними, а деловая “Wall Street Journal”, обычно скупо освещающая культурные события, посвящает итальянскому маэстро целый разворот.
Мути на значках. Мути на флажках. Мути везде. “Festa Muti” в Чикаго. Со времен великих Фуртвенглера, Тосканини, Караяна не было такого, чтобы дирижер симфонического оркестра привлекал такое всеобщее внимание. Приезд Мути в Чикаго явился, без преувеличения, событием не только американского, но и международного масштаба. К сожалению, 2 октября маэстро заболел и отменил свои предстоящие выступления с Чикагским симфоническим оркестром. “Festa Muti” продолжится в Чикаго в феврале следующего года. А пока – первые впечатления от трех программ маэстро.

Грандиозным концертом в парке Миллениум 19 сентября Риккардо Мути официально вступил в должность десятого музыкального руководителя оркестра. Концерт начался величественной Увертюрой к опере Верди “Сила судьбы”, а закончился торжественными звуками труб Отторино Респиги из его симфонической поэмы в четырех частях “Пинии Рима”. Каждая часть – музыкальное обозрение любимых мест Респиги в Риме, объяснение Респиги в любви Вечному городу. Однако не думайте, что с приходом Мути в Чикаго начнется “эпидемия” итальянской музыки. Мути в первом же концерте показал, что не будет ограничиваться музыкой только лишь своих соотечественников. Романтические “Прелюдии” Листа и нежнейшая, чувственная увертюра-фантазия Чайковского “Ромео и Джульетта” показали разнообразие музыкальных интересов Риккардо Мути. Концерт в парке, к изумлению и радости двадцати пяти тысяч зрителей, закончился грандиозным фейерверком. Судя по реакции Мути, это стало неожиданностью и для него. Короткую речь после концерта он начал словами: “Дирижеру говорить не следует”. Маэстро призвал собравшихся послушать игру оркестра в Симфоническом центре и пообещал сделать все от него возможное, чтобы люди, равнодушные к классической музыке, полюбили ее.
Основу первой программы Мути в Симфоническом центре составили два произведения Гектора Берлиоза – “Фантастическая симфония” и монодрама “Лелио, или Возвращение к жизни”. Их соседство в программе Мути объяснил так: “Мы часто слышим “Фантастическую симфонию” во второй части концерта. Но она рассматривалась Берлиозом как пролог к драме “Лелио”, а “Лелио” – как продолжение “Фантастической симфонии”. Берлиозом задумывались два произведения вместе, и исполнять одно без другого, начало без продолжения – это ошибка”.
Берлиоз дает поиграть духовым инструментам. В “Фантастической симфонии” мы услышали прелестный звук гобоя Евгения Изотова, флейты Маттье Дюфора, волторны Дэйла Клевенджера, кларнета Ларри Комбса. Неслыханные созвучия, невероятное сочетание музыкальных тембров и оркестровых красок Берлиоза требуют от оркестра особого внимания к деталям, ритмической четкости и инструментального баланса. Всего этого удалось достичь музыкантам под руководством Мути - оркестр звучал просто вдохновенно.
Главным событием второго отделения вечера стало появление в качестве Чтеца друга Риккардо Мути, блистательного французского актера Жерара Депардье. Не знаю, как вы, уважаемые читатели, но до появления Депардье в Чикаго я не знал, что он не только снимается в кино и играет в театре, но еще обожает выступать с симфоническими оркестрами. В августе на Зальцбургском музыкальном фестивале была исполнена оратория Сергея Прокофьева “Иван Грозный”. Так вот текст от лица Ивана Грозного читал Жерар Депардье. Кстати, последний из трех прокофьевских концертов стал 200-м выходом Риккардо Мути на оркестровый подиум в Зальцбурге. После исполнения оратории с колосников на задник сцены был спущен плакат, на котором по-итальянски было написано следующее: “Дорогой Риккардо! Самые наилучшие пожелания от... (далее следовал список композиторов), всех нас и Зальцбургского фестиваля”. Так чествовали Мути в Зальцбурге. И вот – новая встреча итальянского маэстро и французского актера. На этот раз - в Чикаго.
Верхний свет погашен, у музыкантов освещены только пюпитры. Из глубины партера к авансцене медленно, с трудом передвигая ноги, продвигается Актер. Это и есть Жерар Депардье. Он изображает музыканта - героя “Фантастической симфонии”, только что очнувшегося от навеянных опиумом грез и страшных видений гильотины. Он говорит о Шекспире, о Гамлете, с которым отождествляет себя, о верном друге Горацио, который тут же за занавесом поет нежный романс (тенор Марио Зеффири), и о брюзжащих критиках, не понимающих ни Шекспира, ни Бетховена, ни нового романтического искусства. Монологи Актера перемежаются с музыкальными номерами. Тут и Баллада о рыбаке (на текст Гете), и зловещий “хор теней” из юношеской кантаты Берлиоза “Клеопатра”, и “Сцена бандитов”, которые “пьют за здоровье своих принцесс из черепов их возлюбленных”, и лирическая “Песнь счастья”, и короткий оркестровый отрывок “Эолова арфа” из кантаты “Орфей”, и, наконец, Фантазия на мотивы шекспировской “Бури”.
Слушая “Лелио”, наслаждаясь этой божественной музыкой, я ловил себя на мысли, что нахожусь не в концертном зале, а в соборе – настолько мощным был энергетический заряд, исходивший от оркестра, хора, чтеца, солистов и дирижера. Это был тот редкий случай, когда музыканты и композитор не только говорили на одном музыкальном языке, но и были эмоционально близки друг другу. При этом в их исполнении не было и тени помпезности. Наоборот, показалось даже, что дирижер намеренно приглушает бурный поток чувств. Мути старается уйти от внешнего блеска, которым оркестр может одинаково “опутать” любую музыку независимо от композитора, а добивается от оркестра особого звучания для каждого произведения. В данном случае мы слушали исповедь актера, почти интимную музыку, а в интимной музыке нет места пафосу. Потому и работал Мути не грубой кистью, а мягкими штрихами и тонкими линиями. Кстати, Чикагский симфонический исполнил “Лелио, или Возвращение к жизни” впервые в своей истории.
Как обычно, выше всяких похвал звучал Чикагский симфонический хор. Я не часто слышу его в Симфоническом центре, но когда это происходит, неизменно поражаюсь слаженности, подготовленности, техническому мастерству этого коллектива. Вот и в “Лелио” массивная хоровая конструкция легко высвечивала каждую мелодическую линию, играючи справляясь со сложными полифоническими хитросплетениями Берлиоза. Браво многолетнему хормейстеру Дайену Вулфу!
Каждая программа у Риккардо Мути осмыслена, ничего не исполняется просто так. На пресс-конференции Мути говорил: “Даже у композиторов-классиков можно найти произведения мало исполняемые”. И уже во второй программе Мути это доказал. Казалось бы, нет композитора более исполняемого, чем Йозеф Гайдн. При этом две симфонии Гайдна (N39 и N89), которые были исполнены в Симфоническом центре, прозвучали в Чикаго впервые. В программе они объединились с двумя симфониями Моцарта: N25 и N34. Симфония Гайдна N39 соль-минор была взята Моцартом в качестве образца для сочинения собственной соль-минорной симфонии. Мути показал в концерте оба произведения, и это оказалось очень интересно. Мы услышали совсем другой Чикагский симфонический – нежный, романтичный, умиротворенный. Это печальный, грустный романтизм, особая, светлая печаль Моцарта, это Моцарт-поэт, притаившийся под маской Моцарта-актера. Драматичный, минорный, трагичный Моцарт – как это не похоже на привычный образ маленького мальчика, музицирующего на клавесине для придворных дам, или юноши, влюблявшегося во всех оперных певиц!..
Недавно Риккардо Мути дал развернутое интервью итальянской газете “Corriere della Sera”. Из него любители музыки смогли узнать, что дирижер, когда приезжает в Чикаго, живет на сорок четвертом этаже небоскреба и окна его квартиры выходят на озеро Мичиган. Мути сказал: “Чикаго – город будущего, особенно в архитектуре. Здесь вы найдете польскую, итальянскую, греческую, мексиканскую общины. Поэтому и оркестр здесь такой живой”. Жаль, конечно, что в числе общин итальянский маэстро не назвал русскоязычную, но, я думаю, что в дальнейшем он не раз услышит русскую речь в Симфоническом центре и в своих будущих интервью исправит эту оплошность. Как бы то ни было, роман дирижера с оркестром только начинается. Уверен, что впереди нас ждут новые открытия, сюрпризы, откровения! Все еще впереди!

Nota bene! В связи с болезнью Риккардо Мути изменена программа концертов будущей недели. С 14 по 17 октября Чикагский симфонический оркестр исполнит Пассакалью А.Веберна и Седьмую симфонию Г.Малера. Дирижер - Пьер Булез.

Абонементы и одиночные билеты на все концерты сезона 2010-2011 годов можно заказать на сайте оркестра http://cso.org/, по телефону 312-294-3000, а также приобрести в кассе Симфонического центра по адресу: 220 South Michigan Avenue, Chicago, IL 60604.

Чикагский симфонический центр представляет...


Главным героем музыкального Чикаго последних недель стал новый музыкальный руководитель Чикагского симфонического оркестра, выдающийся итальянский дирижер, маэстро Риккардо Мути. Мэр Дэйли провозглашает 19 сентября Днем Мути в Чикаго, отрезок Мичиган-авеню от Чикагского симфонического центра до здания “Чикаго трибюн” называется по образцу Великолепной мили Милей Мути. Мути на экранах телевизоров в сводках новостей. Мути на радио. Мути в газетах, и не только чикагских. Авторитетнейший музыкальный критик “New York Times” Энтони Томмазини спешит в Чикаго на его концерт (выступление Чикагского симфонического оркестра он назвал восхитительным), критик газеты “Guardian” пишет в своем издании, что завидует жителям Чикаго и сожалеет, что не может в эти дни быть с ними, а деловая “Wall Street Journal”, обычно скупо освещающая культурные события, посвящает итальянскому маэстро целый разворот.
Мути на значках. Мути на флажках. Мути везде. “Festa Muti” в Чикаго. Со времен великих Фуртвенглера, Тосканини, Караяна не было такого, чтобы дирижер симфонического оркестра привлекал такое всеобщее внимание. Приезд Мути в Чикаго явился, без преувеличения, событием не только американского, но и международного масштаба. К сожалению, 2 октября маэстро заболел и отменил свои предстоящие выступления с Чикагским симфоническим оркестром. “Festa Muti” продолжится в Чикаго в феврале следующего года. В связи с болезнью Риккардо Мути изменена программа концертов будущей недели.

14-17 октября, 8.00 pm. Чикагский симфонический оркестр исполнит Пассакалью А.Веберна и Седьмую симфонию Г.Малера. Дирижер - Пьер Булез.

20 октября, 6.30 pm. Чикагский симфонический оркестр и Гил Шахам. Выдающийся музыкант современности солирует в Четвертом концерте Й.Гайдна для скрипки с оркестром и в Пятом (“Турецком”) концерте В.А.Моцарта для скрипки с оркестром. В программе концерта – Адажио для струнных С.Барбера.

7 ноября, 3.00 pm. Внимание - еще одна замена! В связи с повреждением сустава пианист Мюррей Перайя отменил свой сольный концерт в Симфоническом центре. Его заменит канадский пианист Марк-Андре Хамелин. В программе – произведения Й.Гайдна, В.А.Моцарта, Ф.Листа, Г.Форе, К.В.Алкана. Билеты действительны.

Новости о Чикагском симфоническом оркестре.
Выпущен первый совместный диск Риккардо Мути и Чикагского симфонического оркестра. Для первой записи итальянский маэстро выбрал одно из своих самых любимых произведений - гениальное творение Джузеппе Верди “Реквием”. Этот монументальный семичастный цикл для четырех солистов, смешанного хора и оркестра является единственным крупным произведением Верди, не предназначенным для оперного театра. Мути собрал блестящий состав исполнителей: Ольга Бородина, Барбара Фриттоли, Марио Зеффири, Ильдар Абдразаков. Каждый из солистов в полной мере проникся идеей дирижера и идеально соответствовал его замыслу. Запись сделана в Чикагском симфоническом центре 15-17 января 2009 года. Это третья запись “Реквиема” в дискографии Мути и ЧСО. До этого ЧСО дважды записывал “Реквием”: в 1977 году с сэром Георгом Шолти (среди солистов выделялась Леонтин Прайс) и в 1993 году с Даниэлем Баренбоймом (в этой записи участвовали Пласидо Доминго и Ферручо Фурланетто). Что касается Мути, то он записывал вердиевский шедевр в 1979 и 1987 годах.
30 сентября 2010 года о своем уходе на пенсию объявил один из старейшин Чикагского симфонического оркестра, концертмейстер группы контрабасов Джозеф Гуастафесте. Музыканта принял в оркестр Фриц Райнер в 1961 году, так что он служит в коллективе сорок девять лет! Дольший срок был, кажется, только у легендарного трубача оркестра Адольфа Херсета. Дата торжественной церемонии проводов Гуастафесте на пенсию будет объявлена дополнительно.

3 окт. 2010 г.

“Восхитительно неуклюжие парни” в поисках невест


На открывающемся 7 октября 46-м Чикагском международном кинофестивале состоится мировая премьера фильма канадского режиссера-документалиста Юли Ивановой “Любовь в переводе” (“Love Translated”, Канада, 2010, 83 мин.).
Сюжет фильма прост. Однажды пятнадцать одиноких мужчин (“восхитительно неуклюжих парней”, как написано в аннотации к фильму) из разных стран отправились в десятидневное путешествие в Одессу с одной-единственной целью – найти себе невест. В составе “группы захвата” – китаец, который интересовался исключительно высокими блондинками, стареющий француз пятидесяти семи лет и братья-американцы: мечтательные, наивные, смешные... Единственной прекрасной дамой, сопровождавшей мужчин в этом путешествии, была режиссер картины Юля Иванова. О том, как проходило путешествие в “город невест”, о приключениях иностранцев в Одессе и рассказывает эта лента.
Канадский режиссер-документалист Юля Иванова родилась и выросла в Москве. Закончила Институт кинематографии (ВГИК). С середины девяностых живет в Ванкувере. Режиссер документальных фильмов “From Russia, For Love”, “I want a Woman”, “Moscow Freestyle”, “Fatherhood Dreams”, “True Love or Marriage Fraud? The Price of Heartache”. Работает вместе с братом-продюсером Борисом Ивановым через компанию Interfilm Productions Inc. (http://www.interfilm.ca/). Я позвонил в Ванкувер и попросил рассказать Юлю Иванову о фильме “Любовь в переводе”.

- Как родилась идея вашей картины?
- По заказу канадского телевидения я делала фильм “True Love or Marriage Fraud? The Price of Heartache”. Это картина о том, как часто канадцы, заключающие браки с иностранными гражданами, становятся жертвами обмана; о том, что брак является способом получения канадского гражданства. Работая над этой темой, я нашла информацию о том, что компания “Anastasia International” предлагает для одиноких мужчин организованные туры в некоторые города Украины и России. Мне визуально очень хорошо представилась картинка, как не говорящие по-русски мужчины средних лет организованным образом ездят в автобусе по Одессе, Херсону... Эта картинка мне показалась очень веселой. Так родилась идея фильма. Я позвонила в эту компанию, и нам с братом разрешили поехать в составе группы. Совершенно не зная, что произойдет, мы не расставались с камерой от первого до последнего дня. Нам повезло – группа попалась интересная и разнообразная. За эти десять дней произошло много разных событий.
- Среди мужчин не было подставных лиц? Все они по-настоящему хотели обзавестись семьей?
- Конечно, вы увидите абсолютно реальных людей. Когда я приехала в Одессу, я узнала, что им даже никто не сказал о съемочной группе. Некоторые из них не хотели сниматься. В основном, это были очень пожилые мужчины, целью которых было, видимо, не найти жену, а просто развлечься. В фильме вы их не увидите. Но подставных лиц там нет вообще. Другое дело, что некоторые мужчины вполне могли бы быть актерами.
- Не было так, что эти люди больше думали о вашей съемочной группе, чем о себе? Не наигрывали ли они под камеру?
- Нет, не было ни одного такого человека. Вообще, во время тура вся атмосфера была настолько нереальной, что наличие еще какой-то маленькой женщины с камерой, никоим образом не меняло их поведения и ощущения. В этом и состоит прелесть документального кино, что иногда тебе везет.
- А как одесские невесты отнеслись к съемочной группе?
- Более настороженно, чем женихи. Но мне и тут повезло. Главная героиня в этом фильме была очень открыта к съемкам, и у меня не было проблем.
- Каковы итоги поездки? Кто-нибудь нашел свою “половинку”?
- Да. Одна пара, которую я показываю в течение фильма. В финале мы видим, что они решили пожениться.
- Где находится ваша студия?
- Сегодня фильмы делаются в маленьких компаниях. Мой брат и я – та самая маленькая компания, которая на своей аппаратуре в своем офисе в Ванкувере делает фильмы по заказу телевидения или просто потому, что нам хочется их делать.
- Через несколько дней состоится премьера фильма, и он станет жить самостоятельной жизнью. У вас есть планы показать картину в бывшем Советском Союзе?
- Пока нет. Во-первых, я только что ее закончила. Во-вторых, я не очень хочу показывать этот фильм на Украине. Я считаю, что участницы съемок сделали мне большое одолжение, пустив меня в свою жизнь, и мне бы не хотелось, чтобы об этом становилось известно там, где они живут. Так получилось, что мои предыдущие фильмы никогда не показывали в бывшем Советском Союзе, хотя многие из них на российскую тему. У меня были фильмы про усыновление взрослых детей в России, и я очень хотела, чтобы их показали в России. Мне казалось это очень важным. Но российские телевизионные каналы ими не заинтересовались. А “Любовь в переводе” - не такой социально важный фильм, чтобы его обязательно там показывали. Хотя... Посмотрим...
- Фильм закончен. Что дальше?
- Я уже три года делаю очень важный и серьезный для меня фильм, который будет называться “Family Portrait in Black and White”. Он тоже связан с Украиной. Три года подряд я ездила летом в город Сумы к одной удивительной женщине, которая воспитывает шестнадцать брошенных родителями детей-мулатов. Родители – иностранные студенты и местные девушки. Три года я снимала, как живет эта семья. В прошлом году демонстрационная версия фильма вошла в финал конкурса проектов программы ITVS – самой известной в мире программы финансирования иностранных картин. В конкурсе участвовали семьсот пятьдесят проектов, и мы вошли в финальную семерку. Сейчас я с утра до ночи сижу в офисе и монтирую этот материал.
- Я надеюсь, что традиция, начатая фильмом “Любовь в переводе”, продолжится, и свою новую работу вы тоже покажете в Чикаго.
- Если отберут наш фильм – с удовольствием. Для нас это будет большая честь.
- Желаю вам успеха на фестивале!

В конце нашей беседы Юля Иванова сказала: “Я очень рада, что мировая премьера фильма “Любовь в переводе” состоится в Чикаго. Чикагский международный кинофестиваль – один из самых главных кинофестивалей в Северной Америке. Показ фильма на таком престижном смотре с самого начала дает фильму значительно больший вес. На фестивале фильм будет представлять мой брат, а кроме этого на демонстрацию фильма приедут мои герои Эрни Комо, Лилия Колейчук и Рамон Родригес. Эрни Комо и Лилия Колейчук – это как раз та единственная пара, которая сложилась в результате поездки. Я была на их свадьбе в сентябре. Когда я им сказала, что фильм будет показываться в Чикаго, они решили приехать. Просто так. На радость устроителям фестиваля и зрителям. А Рамон Родригес – один из двух главных героев фильма. С ним мы проводили самое большое количество времени. Оба этих человека – Эрни и Роман – были самыми классными мужчинами в этом путешествии. Они - веселые, умные, живые. Я думаю, зрителям будет интересно задать им вопросы”.

Показ фильма “Любовь в переводе” состоится 9 октября в 8.00 pm и 11 октября в 3.30 pm в кинотеатре AMC River East 21 по адресу: 322 East Illinois Street, Chicago, IL 60611. Фильм демонстрируется на русском и английском языках с английскими субтитрами. Билеты можно заказать на сайте Чикагского международного кинофестиваля www.chicagofilmfestival.com или по телефону 312-683-0121.
Приятного просмотра! Встретимся в зале!