Эксклюзивное интервью артистического директора театра “Гудман”
Роберта Фоллса газете “Реклама”
Один из старейших театров Чикаго “Гудман” открылся в 1925 году благодаря огромному по тем временам ($250,000) финансовому взносу супружеской пары Уильяма и Эрны Гудманов. Тем самым они решили увековечить память своего сына Кеннета Гудмана – талантливого драматурга, скончавшегося в возрасте тридцати пяти лет от инфлюэнции. Свой дар Гудманы передали АРТ-институту с пожеланиями открыть в городе профессиональную театральную компанию и драматическую школу. В городе в то время царили мюзиклы, а семья Гудманов мечтала о серьезном драматическом искусстве. День рождения театра – 20 октября 1925 года. В этот день в театре сыграли три одноактные пьесы Кеннета Гудмана. А уже два дня спустя в театре начался первый сезон. В том же году при театре открылась Драматическая школа (“Goodman School of Drama”). Интересно, что на протяжении двадцати семи лет руководителем Школы являлся учившийся в России педагог Морис Гнесин, а помогал ему актер еврейского театра “Габима”, ученик Евгения Вахтангова Давид Иткин, оставшийся в Америке после гастролей в 1926 году и обосновавшийся в Чикаго. Так что в истории театра заметен русский след...
Прошли годы, театр “Гудман” пережил Великую депрессию тридцатых и тяжелые сороковые, удержался на плаву в пятидесятые, ставил пьесы великих американских драматургов в шестидесятые, завоевал себе устойчивую репутацию театра профессионалов в семидесятые, получил премию “Тони” как лучший региональный театр США в девяностые, встретил новое тысячелетие в новом современном здании. А что касается Драматической школы, то с июля 1978 года она входит в состав университета “DePaul” и называется Театральной школой университета. На протяжении пятидесяти лет там преподавала дочь Иткина Белла...
Мечта Гудманов осуществилась. Среди большого разнообразия театров Чикаго и пригородов “Гудман” занимает особое место. Здесь не привлекают зрителя дешевыми подделками, а ведут с ним серьезный уважительный разговор, здесь ставят Шекспира и О’Нила, Ибсена и Чехова, здесь открывают новые имена и царит уважительное отношение к слову, здесь работают настоящие профессионалы своего дела, здесь вот уже двадцать два года служит один из лучших в Америке театральных режиссеров Роберт Фоллс. Он пришел в театр в 1986 году, и с тех пор все победы и достижения коллектива напрямую связаны с его именем. Двадцать два года во главе театра – для Америки этот срок кажется нереальным. Скорее, “долгожителя” Фоллса можно сравнить с великими представителями русской театральной школы, исповедовавшими концепцию “театр-дом”.
2 марта 2009 года Роберту Фоллсу исполнилось 55 лет. Незадолго до юбилея мне удалось поговорить с режиссером, и он любезно согласился ответить на мои вопросы. Это - первое интервью Роберта Фоллса американским русскоязычным СМИ.
Наш разговор начался с воспоминаний о детстве. Я спросил режиссера:
- Вы – коренной житель Чикаго?
- Я – коренной житель Иллинойса. До тринадцати лет я жил в городке в трех часах езды от Чикаго, а потом переехал в Чикаго.
- Что вам вспоминается из вашего детства?
- У меня необычные воспоминания. В семье не было актеров, не было людей театральных. Я родился и вырос в фермерской семье. Свобода, свежий воздух, общение с животными, игры... – вот что я помню из своего детства. Еще не видя театра как такового, я собирал компанию друзей и придумывал разные театральные представления. Я с детства интересовался театром. Первые театральные впечатления связаны с моим отцом. Папа участвовал в самодеятельном спектакле, посвященном столетию городка. По ходу спектакля ему надо было скрутить трубку и изобразить курильщика, а сам он курильщиком не был. Этот простой этюд до сих пор стоит у меня перед глазами. Поскольку мой отец родом из Нью-Йорка, я в детстве ездил туда и смотрел театральные представления.
- Почему вы решили стать режиссером?
- Я был выдумщиком, с детства любил читать пьесы. У меня никогда не было никаких сомнений по поводу того, что я бы хотел делать, когда подрасту. Я всегда хотел быть человеком, организующим театральный процесс. С раннего возраста я понял, что режиссура – это то, чем я хочу заниматься всю жизнь.
- Вы помните своих театральных педагогов?
- Я закончил драматургическое и режиссерское отделение Иллинойского университета (Урбана-Шампейн). У меня был прекрасный педагог по актерскому мастерству. Его звали Эдвард Кей-Мартин. Он научил меня многому в этой области и в наибольшей степени повлиял на меня. Я стал режиссером благодаря пониманию актерской игры, которому я научился у него.
- Как начиналась ваша карьера в качестве режиссера?
- Свою режиссерскую жизнь я начал с маленького театра на улице Хавард “Wisdom Bridge Theatre”. Он был очень известен в семидесятых – начале восьмидесятых годов. Я руководил этим театром с 1977 по 1985 годы. Так что я работаю с чикагскими театрами уже больше тридцати лет. Когда в 1986 году я пришел в “Гудман”, я хотел представить на сцене классические пьесы Шекспира, Чехова, Ибсена, Стринберга, О’Нила наряду с пьесами современных драматургов. Я часто повторяю, что моя миссия режиссера состоит в том, чтобы смотреть на классические произведения свежим взглядом и относиться к ним так, как будто они написаны вчера, а с молодыми драматургами работать как с классиками завтрашнего дня. Я люблю чередовать пьесы молодых авторов с мировой драматургической классикой.
- Вас называют чемпионом мира по открытию новых имен. Вы поставили больше ста пьес молодых авторов...
- Я сам поставил меньше, но во многих спектаклях я выступал в качестве продюсера. Одна из целей моей работы состоит в открытии новых имен. Я считаю, что постановки современной драматургии – задача любого театра. Московский художественный театр открыл миру Чехова, и каждый современный театр должен искать своих собственных “чеховых”. Мы должны поощрять молодых драматургов, которые пишут о нашем времени. Я пытаюсь открывать новые талантливые имена и делать их пьесы краеугольным камнем эстетики театра “Гудман” как современного американского театра.
- Несколько великих имен проходят лейтмотивом через все ваше творчество. Среди них – Шекспир, Артур Миллер, Юджин О’Нил. Кто, по вашему мнению, самый значительный американский драматург XX века?
- Без всякого сомнения, Юджин О’Нил. До его появления на американской сцене шли, в основном, комедии, мелодрамы, мюзиклы. О’Нил, на которого огромное впечатление произвели работы Ибсена и Стринберга, открыл для Америки серьезный драматический театр. В свою очередь, его произведения стали импульсом к приходу нового поколения великих американских драматургов: Артура Миллера, Теннеси Уильямса, Эдварда Олби... Это все – “дети” О’Нила. Юджин О’Нил – мой любимый американский автор.
- В эти дни (наша встреча состоялась 17 февраля 2009 года. – Прим. автора) в театре проходит фестиваль “Юджин О’Нил в XXI веке”. Какова главная идея фестиваля?
- Юджин О’Нил находился под влиянием великих драматургов XIX века, он оказал влияние на драматургию XX века. Этим фестивалем я попытался ответить на вопрос, что значит О’Нил для нового века, остается ли он по-прежнему актуальным. На фестиваль я пригласил две экспериментальные чикагские компании, труппы из Нью-Йорка, Нидерландов и Бразилии, которые читают пьесы О’Нила современным языком.
- Почему вы решили пригласить театры именно из этих стран?
- Это вопрос времени и бюджета. Я мог пригласить театральные коллективы из многих других стран мира, включая Россию, Германию, Японию, Китай... Все они имеют выдающийся опыт постановок пьес Юджина О’Нила. Но на подготовку фестиваля у меня было всего полтора года и очень ограниченный бюджет. Поэтому я решил ограничиться двумя зарубежными театрами и двумя иностранными языками: португальским и голландским.
- Давайте поговорим о вашем спектакле “Любовь под вязами”, сделанном специально для фестиваля. Я был очень удивлен тем, что вы сильно сократили пьесу и выбросили несколько эпизодов. Почему? Ведь сам О’Нил не любил, когда сокращают его пьесы.
- Да, О’Нил, как и большинство драматургов, терпеть не мог, когда сокращали его пьесы. Но, я думаю, пьесы О’Нила можно сокращать, особенно “Любовь под вязами”. Я пошел на сокращения для того, чтобы сделать пьесу более современной. Я не трогал большинство сцен. Единственная сцена, которую я существенно сократил, - это первая картина третьего действия (Роберт Фоллс говорит о сцене в доме Кэбота. Отец семейства Эфраим Кэбот пригласил гостей “пить, есть, танцевать и веселиться”. Он счастлив, что у него родился Сын! Он пока не догадывается, что это не его ребенок. Правда раскроется позднее. – Прим. автора.) Но мне кажется, без этой сцены можно обойтись. Нет необходимости ради нее приглашать дополнительно десять актеров. Я не думаю, что я сделал нечто особенное. Огромное количество режиссеров, в том числе в России и Восточной Европе, идут на гораздо более радикальные сокращения. “Любовь под вязами” надо было сделать более понятной современному зрителю.
- Почему вы решили пригласить на главные роли бродвейских актеров? (В главных ролях в спектакле заняты Брайан Деннехи, Карла Гуджино, Пабло Шрайбер. – Прим. автора.) Означает ли это, что вы не нашли таких актеров в Чикаго?
- Я не думаю, что “Гудман” – только чикагский театр. “Гудман” – один из лучших американских театров. Поэтому мы ищем талантливых актеров не только в Чикаго, но и по всей Америке. Много раз мы ставили пьесы с участием только чикагских актеров, часто в наших работах участвуют актеры из Лос-Анджелеса и других городов. Спектакль “Любовь под вязами” построен вокруг Брайана Деннехи, который хоть и никогда не жил в Чикаго, тем не менее на протяжении двадцати пяти лет является ключевым соавтором и исполнителем главных ролей в моих спектаклях. “Любовь под вязами” – наше пятое с Деннехи обращение к драматургии Юджина О’Нила. Карла Гуджино и Пабло Шрайбер – одни из лучших американских актеров. Карла живет в Нью-Йорке, Пабло – в Лос-Анджелесе. Мне давно хотелось поработать с ними, много лет назад я даже предлагал им войти в состав нашей труппы... Я уверен, что у меня в спектакле заняты лучшие актеры.
- Какие ваши самые любимые постановки в театре “Гудман”?
- Среди моих самых любимых спектаклей – постановки с Брайаном Деннехи. Самая известная – “Смерть коммивояжера” Артура Миллера. Спектакль прошел на Бродвее и завоевал премию “Тони” за лучшую постановку года. Я вспоминаю “Долгий день уходит в ночь” Юджина О’Нила. Этот спектакль также получил “Тони” за лучшую постановку года. Я очень люблю спектакль “Три сестры”, который я сделал более двенадцати лет назад. Пьеса Чехова - одна из лучших пьес, над которыми я когда-либо работал. Запоминающейся была также новая адаптация пьсы Ибсена “Кукольный дом”, показанная в Линкольн-парке.
- Расскажите, пожалуйста, о личностях мирового театра, повлиявших на ваше творчество?
- Один из моих главных героев – российский режиссер Лев Додин из Санкт-Петербурга. Я познакомился с ним в 1986 году в Малом драматическом театре – одном из лучших театральных коллективов, которые я когда-либо видел. В середине восьмидесятых этот театр не был официально признан и обласкан властью, как другие театры в Москве и Санкт-Петербурге. Я приложил немало усилий, чтобы поднять “железный занавес” и показать спектакли Додина в Америке и Лондоне. Додинские постановки – одни из тех, которые оказали влияние на меня, одни из самых любимых. Я испытал влияние и других великих театральных режиссеров, таких, как Питер Брук и Ингмар Бергман. Можно назвать сотни других имен, но эти три имени – в первом ряду.
- Очень приятно, что вы назвали имя замечательного режиссера Льва Додина.
- Я все время интересовался и продолжаю интересоваться русским театром, в восьмидесятые годы я провел некоторое время в России. В Москве я видел прекрасные спектакли Эфроса, Любимова.
- Может быть, в следующий раз вы пригласите для участия в будущих фестивалях спектакли из России и стран бывшего СССР?
- Может быть. Кстати, в этом году (в середине апреля) меня впервые пригласили на театральный фестиваль “Золотая маска” в Москву. Я надеялся поехать, но у меня не получается по времени. В апреле я буду переносить “Любовь под вязами” на Бродвей. Вместо меня в Москву поедет один из моих коллег и будет представлять там “Гудман”.
- Мистер Фоллс, можно ли назвать вас театральным диктатором?
- Нет, я не диктатор. Я учился актерскому мастерству по системе Станиславского. Я уважаю актеров и всегда создаю для них условия для эксперимента в репетиционной комнате. Мою работу с актерами можно назвать реалистичной. Я называю это “американским реализмом”. Мне нравится сильная, жесткая, американская манера игры. При этом я люблю работать с экспрессивными дизайнерами. “Любовь под вязами” – хороший пример моих спектаклей. Актеры исповедуют реалистичную манеру игры, а декорации подчеркнуто театральны. Они больше похожи на сон и служат как бы метафорой замкнутого мира.
- Как вы относитесь к актерской импровизации?
- Я принимаю импровизацию во время репетиций как часть моей методологии. Мы делаем импровизации в движениях и тексте. Но на сцене нет импровизации.
- Вы работаете над текстом до начала репетиций на сцене?
- О, да. Я трачу больше времени, чем многие американские режиссеры, работая над текстом за столом.
- Это очень необычно для американского режиссера. Скорее, это европейский подход к театральным постановкам.
- Я нахожусь под большим влиянием европейской режиссуры. Я всегда чувствовал себя ближе к “стае” европейских режиссеров. Конечно, у меня нет такого количества времени, как у европейских театров. Я не могу себе позволить тратить так много времени на работу с текстом, как делают это русские и немецкие режиссеры. У меня нет трех-четырех-шести месяцев. Репетиционный период составляет у меня шесть-восемь недель, и это почти вдвое больше, чем у многих американских режиссеров.
- У вас есть любимый театральный жанр?
- Я склонен к драматическому мироощущению, поэтому мне нравится жанр трагедии. “Король Лир”, “Смерть коммивояжера”, “Любовь под вязами”... - я нахожу трагедию более волнующей и интересной для постановки.
- Вы волнуетесь перед премьерой?
- Я всегда волнуюсь перед первым публичным показом моего нового детища, и это волнение никогда не уходит. Когда я работаю над пьесой, я чувствую себя уязвимым по отношению к критике, к реакции зрительного зала. Для меня спектакль – как ребенок. Я хочу, чтобы его приняли, обняли, приласкали. А потом он растет, развивается. Когда я прихожу на спектакль, я с гордостью, радостью, а иногда с печалью вижу это развитие.
- Какие мифы вы обычно слышите о режиссерах?
- Я скажу о двух основных мифах. Неправда, что все режиссеры – диктаторы, что они говорят актерам, что делать, куда смотреть, как двигаться, куда поворачиваться. Далеко не все режиссеры так делают. И еще один миф (по крайней мере, в Америке он существует): люди не понимают, что режиссеры не всегда присутствуют на своих спектаклях после премьеры. Я могу быть в ресторане или в другом месте, а ко мне подходят и говорят: “Почему ты не в театре? Почему ты не работаешь?” Они убеждены, что режиссеры в театре каждый вечер, что они режиссируют каждый спектакль. Я нахожу забавным, что многие нетеатральные люди убеждены в этом.
- Что означает театр для вас? Я бы сказал, что театр – это ваша жизнь, но хотелось бы услышать ответ от вас...
- Для меня театр играет такую же роль, какую для многих людей играет религия. Я рассматриваю театр как святое место, необходимое каждому. Люди приходят в театр, как в церковь, синагогу, мечеть. Как и в древние времена, люди приходят в театр увидеть Историю, Сказку, Притчу, увидеть Жизнь. С древних времен театр всегда являлся частью культуры, и сегодня мы продолжаем эту традицию. Я убежден, что люди всего мира испытывают потребность в театре. Театр для меня – особое, святое место.
- Какие опасности подстерегают театр?
- С развитием новых технологий люди боялись, что театр исчезнет. Появились книги, газеты и журналы, кино, радио, телевидение, Интернет, но театр по-прежнему существует и продолжает развиваться. Люди всегда хотели и хотят видеть актеров вживую. Но театр должен оставаться молодым, иначе он рискует исчезнуть. Такие же опасности подстерегают мир классической музыки и мир оперы. Но оперный мир сопротивляется новой музыке, новым режиссерам, а драматический театр всегда открыт для новых драматургов, новых режиссеров. Мы должны приветствовать новые имена, выращивать новое поколение артистов и привлекать его к сотрудничеству с театром, мы должны привлекать в театр молодежь, и молодежь будет поддерживать старые традиции в новом театре. Театр, в отличие от многих художественных форм, - вербальное искусство. Театр использует слова, поэтому он всегда в опасности. А ведь существуют страны, где свободное слово находится под угрозой.
- Ваше мнение об актуальном политическом театре.
- Просто политический театр бессмысленен, скучен и обречен на неудачу. Театр должен волновать сердца, а не только вдохновлять людей на политические акции.
- До Второй мировой войны Бертольт Брехт считался политическим драматургом. Прошли годы, и сегодня Брехт – это гораздо больше, чем просто политический автор.
- Да, я считаю Брехта великим поэтом сцены, очень важной фигурой в развитии театра. Я думаю, сейчас его ставят в меньшей степени как политического мыслителя, а в большей степени как театрального поэта.
- Сегодня многие молодые актеры предпочитают театру кино. Какой совет вы могли бы им дать?
- Это правда, но так было и раньше. Для некоторых актеров театр - слишком медленное и старомодное искусство. Я бы рекомендовал молодежи попробовать проявить себя в театре, осознать театр как совершенно особое место. В театре можно сделать то, что невозможно в кино. Я надеюсь, что мы сможем вдохновить поколение молодых людей открыть для себя театр и наслаждаться им в той же степени, как они наслаждаются кино.
- Скажите, какая для вас самая обидная критика?
- (Смеется.) Самое ужасное для меня – когда говорят, что мои спектакли скучные. Я переживаю, потому что это не так. Любая критика болезненна, но я не могу придумать ничего страшнее, чем усыплять аудиторию. Я надеюсь, что мои спектакли живые, и люди хотят говорить о них. Я думаю, что спектакль не имеет успеха, если по его окончании вы забываете о нем.
- Вы живете в Чикаго много лет. У вас есть любимое место в городе?
- Трудный вопрос. Как режиссер я вырос в Чикаго, я живу здесь тридцать пять лет... Мое любимое место – сцена и репетиционная комната. (Смеется.) Мне нравятся виды на озеро, пляжи, парки, улицы Чикаго и пригородов... Мне много раз предлагали работу в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и других городах, но я всегда отказывался. Я никогда не хотел покидать Чикаго и не рассматривал какое-либо другое место для жизни. В Чикаго есть энергия, в Чикаго есть разнообразие. Во многих отношениях Чикаго – великий американский город.
- Некоторые говорят, что Чикаго – самый театральный город в Америке, отдавая ему предпочтение перед Нью-Йорком. Как вы думаете, это соответствует действительности?
- И да, и нет. Нью-Йорк, как Лондон и Москва - города мира. У Нью-Йорка длинная и великолепная театральная история, Нью-Йорк во всех отношениях – очень важный театральный город. Новой пьесе, новому драматургу трудно получить всемирное признание, если его пьеса не была поставлена в Нью-Йорке. Частично это происходит потому, что в Нью-Йорке сосредоточено огромное количество СМИ: газеты, теле- и радиостанции. Медиа остаются в большой степени нью-йоркоцентричными. Но я считаю Чикаго тоже очень театральным городом в США. В Чикаго почти триста театров, в городе постоянно что-то происходит. При этом в Чикаго работается спокойнее. Невозможно иметь шумный успех в Чикаго, но так же невозможно шумно провалиться в Чикаго. А в Нью-Йорке можно добиться быстрого успеха, стать известным, но можно и быстро потерпеть крах.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
- Я женился поздно, почти в сорок лет. В сорок два родился мой первый ребенок. Сегодня мне пятьдесят пять, у меня трое детей: двенадцати, девяти и семи лет. Я стараюсь открыть перед моими детьми все источники художественной жизни Чикаго: музыку, танец, театр, живопись. У меня великолепная молодая семья, и это заставляет меня в моем возрасте оставаться молодым.
- Что бы вы сказали вашим детям, если бы они захотели пойти по вашим стопам и стать режиссерами?
- Я был бы очень рад, если бы они решили работать в театре, но при этом был бы очень удивлен. Пока мои дети интересуются всем на свете. Они любят театр, но с таким же энтузиазмом играют в футбол, бейсбол, рисуют...
- Поделитесь, пожалуйста, вашими дальнейшими планами.
- У меня нет планов на далекое будущее. Я всегда люблю читать новые пьесы, открывать новых авторов, и я продолжаю работать с моими постоянными авторами, среди которых Чехов, Шекспир, Юджин О’Нил... Я всегда рад поработать с такими авторами еще раз. А ставлю я то, что мне нравится в данный момент.
- Я надеюсь, мы увидим еще много ваших замечательных работ, а также новые театральные фестивали в “Гудмане”.
- Огромное спасибо за интерес к нашему театру, спасибо за поддержку. Я очень заинтересован в новых международных театральных проектах. Сейчас мы сотрудничаем с боснийским режиссером и ставим пьесу, которая пойдет в Австрии и в Чикаго (речь идет о пьесе “Жанна Д’Арк” боснийского драматурга и режиссера Аиды Карик. Мировая премьера спектакля состоится в австрийском городе Линце 17 июня 2009 года, премьера в США запланирована на 11 сентября в театре “Гудман”. Чикагский театр стал единственным театром в Америке, который участвует в театральном фестивале в Линце. Этот город вместе с Вильнюсом назван культурной столицей Европы 2009 года. – Прим. автора) В 2010 году я буду работать с испанским режиссером из Барселоны над произведением, которое увидят зрители Испании и США. Я намерен сотрудничать с другими театрами и делать спектакли, которые могли бы посмотреть зрители разных стран. Мир становится гораздо ближе, и мы все становимся гораздо ближе друг к другу. Мы зависим друг от друга, мы должны защищать друг друга. Я надеюсь, что театр по-прежнему будет служить местом единения людей. Я с воодушевлением смотрю в будущее.
- Спасибо за интересную беседу. Я горжусь тем, что этот разговор стал вашим первым интервью для русскоязычных СМИ, для большой русскоязычной аудитории Чикаго и пригородов. Надо сказать, что “Гудман” всегда находится в поле зрения нашей газеты. Мы давно печатаем рецензии на спектакли театра, огромное количество русскоязычной аудитории интересуется театром. Каждый раз в “Гудмане” я слышу русскую речь...
- Я бы с удовольствием встретился с читателями вашей газеты. Россия – одна из самых театральных стран мира. Я не представляю другого места в мире с такой глубокой душевной поэзией, с таким великим искусством, театром, музыкой... Я горжусь тем, что русскоязычные зрители приходят на наши спектакли.
- Спасибо. А я хочу поблагодарить вас за замечательные спектакли, за прекрасный театр “Гудман”, которым вы руководите столько лет, и пожелать вам новых удач, свершений, побед!
Мне хочется еще раз, уже со страниц газеты “Реклама”, поздравить многолетнего артистического директора театра “Гудман” Роберта Фоллса с юбилеем и пожелать ему еще долго сохранять юношеский задор, оптимизм, радость творчества. Радуйте нас новыми спектаклями, мистер Фоллс! Здоровья вам и новых творческих успехов!
Ближайшее испытание для Фоллса начнется 14 апреля. На протяжении тринадцати недель на Бродвее в “St.James Theatre” по адресу 246 W.44 th Street будет идти новая постановка Роберта Фоллса - спектакль театра “Гудман” “Любовь под вязами” по пьесе Юджина О’Нила. Пожелаем спектаклю благосклонность критики, хорошего приема у зрителей и скажем: удачи тебе на Бродвее, “Гудман”!
PS.
Выражаю благодарность директору по связям с прессой театра “Гудман” Дениз Шнайдер за помощь в организации интервью.
1 мар. 2009 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий