Денис Мацуев на сцене и в жизни

Пианист-виртуоз, “сибирский принц”, победитель конкурса имени П.И.Чайковского, один из самых блистательных музыкантов нашего времени. Молодой, высокий, элегантный, красивый; остроумный, живой, веселый; открытый, искренний, доброжелательный - это все он, пианист Денис Мацуев. Его концерты расписаны на годы вперед, его искусству рукоплещут лучшие залы планеты. Совсем скоро, на фестивале в Равинии состоится его долгожданный дебют в Чикаго. 10 июля 2008 года Денис Мацуев впервые выступит с Чикагским симфоническим оркестром. В исполнении пианиста и ЧСО под управлением Леонарда Слаткина прозвучит Третий концерт С.Рахманинова для фортепиано с оркестром. Спустя неделю, 17 июля, в театре “Мартин” в Равинии состоится сольный концерт Мацуева. В программе “Неизвестный Рахманинов” впервые в Америке прозвучат два неизвестных сочинения композитора - Фуга ре-минор и Сюита ре-минор в переложении для фортепиано. Несмотря на огромную занятость, Денис согласился побеседовать со мной перед дебютным концертом в Чикаго и ответить на вопросы. Предлагаю вашему вниманию фрагменты интервью с пианистом.

- Готовясь к интервью, я прочел много материалов о вас в Рунете. Мне кажется, журналисты сами придумали красивую сказку: сибирский красавец приезжает в Москву, покоряет столицу, становится лауреатом конкурса Чайковского, подписывает контракты на годы вперед...
- “Золушка” с Байкала... (Смеется.)
- ...идущая по ковровой дорожке, усыпанной розами. Это действительно ваш путь или все было совсем не так красиво, как это выглядит на бумаге?
- Чудес, конечно, на самом деле не бывает. Бог миловал, особых черных историй и спадов не было и, надеюсь, не будет.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
- Мои родители – замечательные музыканты. Папа – композитор, педагог и пианист. Мама - тоже пианистка. Родители пожертвовали всем, что было у них в Иркутске, и переехали ради меня в Москву.
- Родившись в такой музыкальной семье, мучительных раздумий, кем быть, у вас не было? Сразу все было определено?
- Да, я был обречен на музыку. Но мои родители – мудрые люди. Если бы я не проявлял никаких способностей, они бы меня не отдали в этот “ужас”.
- Сколько вам было лет, когда вы впервые познакомились с фортепиано?
- Легенда гласит, что я подошел к пианино и, не глядя, целиком и полностью повторил мелодию, под которую шел прогноз погоды в программе “Время”. Родители услышали и поняли, что мальчик “попал”! (Смеется.) Но при этом занятия музыкой никогда не были насильственными. Я никогда особенно много не занимался, хотя вся атмосфера в доме и разговоры были только о музыке. Все шло постепенно. Я разрушил стереотип, что вундеркинд должен быть замкнутым мальчиком, который весь в себе и думает только о музыке. Я был абсолютно не таким. Я был нормальным ребенком: играл в футбол, хоккей, ломал руки, дрался. Хотя при этом я считался домашним ребенком с домашним воспитанием. На меня вся семья работала, если можно так сказать. Бабушка с дедушкой специально ушли с работы, чтобы воспитывать меня. Были свои гувернантки, частные педагоги по английскому языку. Когда в школе я вырвался на свободу, я понял: вот оно, счастье. Сразу начал целовать всех девочек. У меня было даже прозвище “Мацуйка-поцелуйка”. (Смеется.)
- У вас и сейчас отбоя от поклонниц нет.
- Я благодарен родителям, что они меня в детстве правильно ориентировали. (Смеется.) Женская энергия, которая присутствует в зале на каждом концерте, очень сильно передается мне. В первую очередь я играю для женщин. Без них мне было бы скучно.
- Расскажите, пожалуйста, о вашем педагоге в Московской консерватории Сергее Доренском. Я с завидной регулярностью встречаю его учеников в числе победителей международных конкурсов. Такое впечатление, что Доренский - просто кузница по выращиванию лауреатов. В чем состоит феномен его школы?
- Действительно, профессора Доренского можно занести в книгу рекордов Гиннесса. Он вырастил сто двадцать лауреатов международных конкурсов. Недосягаемый результат! Феномен Доренского заключается в том, что он в новом времени сохранил старые принципы и традиции. У него - хорошая, здоровая, конкурентоспособная обстановка. На его уроках царит искрометный юмор, постоянно звучат шутки, все общаются друг с другом, играют друг другу. На сцене все мы – конкуренты, а в жизни – друзья. Есть такое понятие, как команда Доренского, клан Доренского в хорошем смысле слова. К нему приходят уже сложившиеся ученики, музыканты, и он делает последнюю огранку, а потом пускает тебя в большое одиночное плавание, то бишь на сцену. В прошлом году мы отметили его семидесятипятилетний юбилей. Дай Бог ему здоровья! Я участвовал в подготовке его юбилея. Гала-концерт состоялся в Большом зале Московской консерватории. Участвовал Российский национальный оркестр, играли лауреаты, была прямая трансляция по телевидению. Все прошло на высоком уровне.
- По каналу “Культура” транслировали этот концерт, и была передача о Доренском.
- В России на фоне криминала, ужасных новостей, крови, пошлого юмора, всего того ужаса, который происходит на всех каналах, “Культура” – единственная отдушина. Я все время говорю об этом, в том числе на Совете по культуре при президенте. У нас новое поколение воспитывается на сплошной “чернухе”. Это не значит, что каждый день по всем каналам должны играть Первый концерт Чайковского. Но у людей должен быть элементарный выбор. Слава Богу, что есть канал “Культура”!
- Денис, говоря о вашем творчестве, невозможно не спросить у вас о конкурсе Чайковского. В одном из интервью вы сказали, что победа на конкурсе никак не отразилась на вашей карьере. Неужели так? Неужели конкурс Чайковского потерял свой былой авторитет?
- Объясню. Моя победа в 1998 году пришлась на самую низкую точку влиятельности и престижности конкурса Чайковского. Девяностые годы дали о себе знать во всех сферах, в том числе в культуре. Дошло до того, что в 1994 году за неуплату какого-то взноса то ли в пятьсот, то ли в шестьсот долларов конкурс исключили из Ассоциации международных конкурсов. Это невозможно себе представить, однако такое было! Интерес в мире к конкурсу пропал. Но бренд “Конкурс Чайковского” остается и будет жить всегда. После конкурса я не получил ни одного предложения. Я делаю свою карьеру сам, исключительно своими силами, но бренд мне очень сильно помог. Где бы я не выступал, за мной тянется шлейф победителя конкурса Чайковского.
- Вы часто выступаете в Америке. Не возникало ли у вас желания остаться здесь, как сделали это многие ваши коллеги-пианисты?
- Я горжусь тем, что никуда не уехал. Я очень люблю быть дома, люблю спать в своей постели. Как в Москве, так и в своем родном Иркутске. Я не могу находиться на Западе долгое время. Я понимаю, что это часть моей профессии, я обожаю гастролировать, у меня сто пятьдесят концертов в год, я постоянно в самолете, но я так хочу возвратиться домой, так дорожу тем временем, когда я дома, с родителями, когда они мне готовят, когда я сплю... Спокойно в Москве все равно спать невозможно – тебя все время дергают. Но тем не менее дом есть дом. Я мог уехать в девяностые годы, как сделали это многие мои коллеги, студенты. Но вы не представляете, как мне не хотелось уезжать! И время показало, что я был прав. Сейчас, наоборот, растет поток музыкантов, которые хотят возвратиться на Родину. Сейчас в России идет подъем культуры. Музыканты в оркестрах получают до пяти тысяч долларов в месяц. Это просто неслыханный прорыв! Несколько лет назад - пятьдесят долларов, а сегодня – пять тысяч! Сегодня все тянутся домой. Многие, правда, лукавят. Не каждый русский человек может мгновенно переключиться и стать американцем, швейцарцем, англичанином и так далее.
- Мне кажется, это просто невозможно. Можно прожить двадцать лет на западе и остаться русским по духу, по мировоззрению, по культуре.
- Конечно. Мой самый любимый пример – Сергей Васильевич Рахманинов, уехавший “благодаря” революции на Запад. Как он тосковал по России! Он получал пять миллионов долларов в год – таковы были его доходы в тридцатые годы. Можете себе представить, какие это были деньги?! Половину он отправлял в Россию. Он участвовал во всех фондах, посылал деньги на фронт... У человека была такая тоска и ностальгия, и это проявляется в его музыке. Симфонические танцы, Симфония на темы Паганини... Он тосковал без своей родной Ивановки. Он купил имение в Швейцарии и назвал его “СЕНАР” – то есть Сережа и Наташа Рахманиновы. В этом имении, на рояле композитора я записал неизданные произведения Рахманинова. Рассказать, как это случилось?
- Обязательно. Но до этого расскажите, пожалуйста, каким образом сочинения Рахманинова оставались неизвестными широкой публике столько лет?
- История такова. Полтора года назад после моего сольного концерта в Париже в театре “Елисейские поля” ко мне подошел внук Рахманинова Александр Борисович и произнес такую фразу: “Денис, если вы бросите курить, я вам преподнесу большой подарок”. Я не могу сказать, что был страстным курильщиком. Иногда после концерта мог выкурить сигаретку. А для Александра Борисовича эта тема была очень щепетильная. Сергей Васильевич был заядлым курильщиком, он скончался от рака легких. Я сказал: “Все, считайте, что я курить бросил”. “Тогда я дарю вам “право первой ночи” на первую запись и первое исполнение двух абсолютно новых произведений Сергея Васильевича.” Я чуть со стула не упал. Сенсация! Нашлись две студенческие работы композитора. Обе написаны в 1891 году. Первая - Сюита для оркестра в четырех частях. Я играю ее в переложении для фортепиано. Вторая – виртуозная Фуга. Ноты были посланы Чайковскому на одобрение. Рахманинов очень дорожил мнением Петра Ильича. Легенда гласит, что секретарша Чайковского потеряла ноты, не передав их Чайковскому. С тех пор след этих нот был утерян. И только пять лет назад ноты были обнаружены в архивах музея Глинки. Я записал Сюиту и Фугу на рояле Рахманинова в его имении “СЕНАР” под Люцерной, где композитор жил с 1929 по 1943 годы. Это был для меня еще один удар в хорошем смысле слова - подарок судьбы! Когда я прикоснулся к рахманиновскому роялю – американскому “Стейнвею” 1929 года – я понял, что, к сожалению, таких инструментов сейчас нет. Это просто сказка, такое бывает раз в жизни! Помимо Сюиты и Фуги я записал Вторую сонату си-бемоль минор, Картины и Прелюдии. На запись я пригласил одного из лучших звукорежиссеров мира Филиппа Ниделя – лауреата нескольких “Гремми”. Наша запись была осуществлена буквально за день – все шло как по маслу. Рояль потрясающий, уникальный. Вы не представляете - он поет!.. Довоенные американские инструменты просто неповторимы. А звуки в басах абсолютно рахманиновские. Ныне этот звук утерян. Современные рояли не могут достичь такого звука. Раньше делали отдельно каждый инструмент. Это не современная мебельная индустрия! Сейчас рояли штампуют, а раньше делали... Премьера неизвестных произведений Рахманинова прошла 4 декабря 2007 года в Лондоне. Там же прошло представление новой пластинки. Так что для меня этот год чрезвычайно важен, он проходит под девизом “Рахманинов”.
- Очень приятно, что американская премьера неизвестных произведений Рахманинова состоится в Равинии. На концерт обещает приехать внук композитора.
- Александр Борисович Рахманинов является президентом фонда Рахманинова. Он проводит по всему миру огромное количество мероприятий. Концерт в Равинии тоже организует фонд Рахманинова. Александр Борисович сохраняет наследие своего великого деда и пропагандирует его музыку. Хотя Рахманинов в пропаганде не нуждается. По вкладу в культуру в XX веке Рахманинов - самый великий музыкант. Он был одинаково велик как абсолютно непревзойденный пианист, композитор и дирижер. Он был одинаково гениален в трех ипостасях.
- Денис, вы рассказали о рахманиновском рояле. Имеет ли для вас значение инструмент, на котором вы играете?
- Хороший вопрос. Рихтер говорил, что он очень не любил выбирать рояли. Что поставят, то поставят. Я тоже не сторонник выбора инструмента. Понятно, что лучше сыграть на прекрасном “Стейнвее” в Карнеги-холле, чем в плохом зале на ужасном рояле. С другой стороны, на плохом рояле тоже можно сыграть очень хороший концерт. Для меня даже интересен момент экстрима - укротить плохой рояль и добиться задуманного результата в зале с плохой акустикой. Иногда успех в таком зале имеет для меня даже больший эффект, нежели выступление на прославленной сцене.
- Помните, в каких ужасных залах выступал Рихтер во время сибирского тура? А Горовиц возил рояль с собой, не доверяя никаким инструментам, кроме собственного.
- Да, но последние пятнадцать лет жизни Рихтер играл на “Ямахе”, и этот инструмент за ним тоже возили. Я выиграл конкурс Чайковского, играя на “Ямахе”, и стал “лицом” “Ямахи”. Со мной ездили по всему миру те настройщики, которые ездили с Рихтером. Это был для меня еще один подарок судьбы, потому что они мне рассказали много нового и интересного по поводу специфики настройки.
- Я читал, что у Рихтера был совершенно гениальный настройщик.
- С Рихтером работал Казуто Осато – суперпрофессионал своего дела. Он может из любого рояля сделать конфетку, как говорится. Это очень важно, поскольку хороший звук зависит от многих составляющих, а именно: от расположения рояля, индивидуальной настройки под конкретный инструмент, под конкретный зал, под конкретную программу и под конкретного артиста.
- А в чем состоит разница в настройке инструмента, скажем, перед исполнением концерта Рахманинова и перед Ноктюрнами Шопена?
- Я не знаю технической стороны дела. Это страшный секрет, который никому не выдается. Но разница в настройке существует. Настройщики знают требования артиста к этому инструменту в случае Рахманинова или Шопена.
- В каких залах вам уютнее выступать?
- Смотря, какую программу я исполняю. Конечно же, я люблю играть в больших залах. Люблю “крупные полотна”, если можно так сказать. Но вместе с тем я люблю играть и в маленьких залах, на фестивалях. Летние фестивали, как правило, проходят в церквушках во Франции, в Италии, в Германии. Я люблю играть везде! Даже на открытом воздухе, как это будет в Равинии.
- Вы играете “на бис”?
- Мой следующий диск целиком будет посвящен “бисам”. “Бисы” – особая часть концерта, которую все ждут. Я получаю огромное удовольствие, завожусь и могу играть до десяти “бисов”.
- Вы чувствуете отличие западной публики от российской? Где лучше понимают музыку – на Родине или на Западе?
- Нигде не понимают классическую музыку глубже, чем в России. Я могу заявить это абсолютно открыто. Я выступал более чем в пятидесяти странах мира. Да, конечно, есть потрясающие города, столицы, есть чопорная публика, которая много чего повидала... Но в основной массе, если мы говорим о публике, российская публика уникальна. Я всегда оставляю для России пятнадцать-двадцать концертов в сезоне. Они у меня идут в качестве закалки перед западными гастролями. Я не могу сказать, что Карнеги-холл, Альберт-холл и так далее - это прогулка после России, но все равно на Западе я себя чувствую гораздо свободней, чем в России...
- Вы прекрасно играете джаз. А вы не пробовали соединить в одном концерте классические произведения с джазовыми?
- Я делал это много раз. Во-первых, я часто играл “на бис” разные джазовые произведения. У нас есть даже совместная программа с символом российского джаза Георгием Гараняном. Она называется “И классика, и джаз”. Это некие мои джазовые фантазии. Я люблю разные эксперименты. Джаз мне очень много дал в жизни. Мой папа был потрясающим джазменом. Он всегда играл джаз дома, а я слушал. Я сразу “подсел” на Питерсона, Гарнера, Майлза Дэвиса. Слушая их, сам стал импровизировать. Импровизация мне очень помогает в классической музыке. Импровизация и в жизни очень важна. Джаз – это моя вторая страсть. Джаз – это моя любовница.
- Подождите, а как же футбол? Насколько я знаю, вы были заядлым футболистом.
- Теперь футбол уже стал на место второй любовницы. А одно время он был у меня на первом месте. В Иркутске музыка была мне абсолютно “по барабану”. Все время занимал футбол.
- Вы играете джаз, но при этом мало исполняете современную музыку. Почему? Вы ее не любите?
- Особого романа с современной музыкой у меня не сложилось. Я - сторонник мелодии. Я глубоко убежден, что публика, которая приходит в зал на концерт, должна уйти, запомнив хотя бы одну мелодию. Романтическую музыку играть сложнее всего. Ее нужно проживать, ее нужно “брать” физически, кровью, пока ты молод. А что касается современной музыки... В плане игры она доступна каждому, ее можно играть в любом возрасте. Я играю концерт Щедрина, например, это один из моих любимых концертов. Я его записал с гениальным маэстро Марисом Янсонсом и оркестром Баварского радио. Сейчас учу новый концерт Кшиштофа Пендерецкого.
- Вот это сюрприз!
- Знаете, что удивительно? Пендерецкий вернулся к мелодии. Именно поэтому я начинаю работать над его концертом. Замечательная музыка, пронизанная тонкой романтикой.
- Но комфортней всего вы себя чувствуете в музыке композиторов-романтиков XIX века?
- Композиторов-романтиков, но не только XIX века. Рахманинова и Прокофьева я тоже называю романтиками.
- Известно, что многие талантливые инструменталисты переходят к дирижированию. У вас не было такого желания?
- Во-первых, я еще не наигрался, еще много чего не сыграл. Во-вторых, я считаю, что все наши беды от того, что мы лезем не в свое дело. Я пока не хочу повторить неудачные примеры переходов в эту профессию знаменитых инструменталистов. Я не могу сказать, когда начну этим “грешить”...
- ...и начнете ли вообще...
- Понимаете, в чем дело. Папа меня приучил с детства читать симфонические партитуры. Я этим искусством владею с десяти лет и иногда понимаю, что мне одного рояля маловато. Я понимаю, почему все стремятся взять в руки дирижерскую палочку. Но к этому нужно быть хорошо подготовленным. Нельзя вдруг резко бросить играть на виолончели и заиграть на флейте. Дирижирование – это абсолютно другая профессия, нежели игра на рояле, и совмещать это сложно, а, может быть, даже невозможно. Поэтому я пока к этому отношусь осторожно.
- Ну и хорошо, будем слушать вас как пианиста.
- Пока, по крайней мере, я буду играть на рояле.
- Денис, вас часто можно увидеть на светских мероприятиях, на светских “тусовках”, как сейчас говорят. Вам неудобно отказаться, или вы нормально относитесь к подобным мероприятиям?
- Нет, я не могу сказать, что я такой уж “тусовщик”, не могу сказать, что получаю от этого большое удовольствие. Если это касается компании близких друзей, безусловно, я люблю весело провести время. Я – абсолютно живой, нормальный, открытый человек. Правда, в последнее время стал сильно уставать и поэтому немного сокращать свои появления на светских мероприятиях.
- Вы же еще руководите двумя фестивалями!
- Да, для меня дело чести – руководить двумя фестивалями. Один из них проходит в Иркутске и называется “Звезды на Байкале”. На нем выступали все наши мэтры: Темирканов, Спиваков, Башмет... Второй фестиваль называется “Крещендо”. Это – фестиваль молодого поколения, каждый год он проходит в разных городах России. В прошлом году мы посвятили фестиваль столетию Дягилевских сезонов и дали в Париже пять больших концертов с Темиркановым. Такие концерты требуют огромных затрат. Светские мероприятия становятся способом привлечь спонсоров и пропагандировать фестивали. Я хочу показать всем, что у нас есть достойная смена, что в России есть молодые талантливые музыканты, что русская музыкальная школа не умерла. Она существует! Я счастлив проводить эти фестивали и думаю, что у меня получается.
- Такое впечатление, что у вас не двадцать четыре часа в сутки, а гораздо больше. Как вы находите на все время?
- Стараюсь. Есть еще порох в пороховницах.
- Вы сказали, что у вас сто пятьдесят концертов в год. То есть вы выступаете практически через день?
- Я с трудом могу сказать слово “нет”. Не люблю отказывать людям. Вот и сейчас, через десять минут начинается репетиция, а я с вами еще разговариваю. (Смеется.)
- Все, не смею вас больше задерживать. Спасибо большое за интереснейшее интервью. Успехов вам на концертах!

28 июня 2008 года