...Все начиналось с “Малыша и Карлсона” - повести, прочитанной им в шесть лет и ставшей одной из главных книг в его жизни. “Это книга о недостижимой жизни, которая протекает рядом; книга, полная необычайного обаяния, гуманности, веселья, игры и обаятельного духа свободы. Я был маленьким, но смекнул, что книга была сочинена в Швеции, а я ее читаю по-русски, и она мне кажется совершенно родной, русской книгой. Я запомнил имя переводчика – “Л.Лунгина”.”
Потом он обращал внимание на другие книги в ее переводе. Став старше, прочел “Пену дней” Бориса Виана, “Слово безумца в свою защиту” Августа Стриндберга, повести Макса Фриша... А потом лично познакомился с ней – удивительной Лилианной Лунгиной...
Потом он обращал внимание на другие книги в ее переводе. Став старше, прочел “Пену дней” Бориса Виана, “Слово безумца в свою защиту” Августа Стриндберга, повести Макса Фриша... А потом лично познакомился с ней – удивительной Лилианной Лунгиной...
Знакомьтесь: режиссер фильма “Подстрочник” Олег Дорман. Разговор с Олегом Вениаминовичем я начал с того, что поздравил его с получением премии “Ника” в специальной номинации “За вклад в развитие телевизионного киноискусства” и спросил, какое значение имеет для него эта премия.
- Премия “Ника” была создана людьми, предпочитавшими свободу благополучию, и больше уважавшими человека, чем власть. Такая премия мне во всех отношениях дорога. Для меня это самая большая премия, которую может получить российский кинематографист.
- Как вы думаете, как бы отнеслась к этой премии Лилианна Зиновьевна?
- Эта премия в полной мере адресована именно ей, а не мне. Я воспринимаю себя как человека, который получает ее премию. Она была бы счастлива ровно по тем же причинам, о которых я сказал.
“Ты никогда не знаешь, к чему может привести неудача”
- Олег Вениаминович, как так получилось, что вы с первого раза не поступили во ВГИК?
- Меня не приняли по довольно смешной причине. Вместе со мной поступал сын одного известного режиссера, и набиравший мастерскую Марлен Мартынович Хуциев счел, что этот парень не подходит ему как студент. Отец парня стал давить на ректорат. Для того, чтобы избавиться от этого давления, ректорат организовал публикацию фельетона в газете “Вечерняя Москва”. Нечего, мол, принимать в институт сыновей режиссеров - заслуги отцов на них не распространяются. А мой отец тоже кинорежиссер. И хотя я прошел экзамен “на отлично”, Хуциев решил не “дразнить гусей” и не принял меня. В результате жертвой этого фельетона пал я. Это было, конечно, чудовищно несправедливо, но как говорит нам Лилианна Лунгина: “Ты никогда не знаешь, к чему может привести неудача”. В данном случае неудача привела к тому, что меня приняли на заочное сценарное отделение на курс Семена Лунгина, автора сценария (вместе со своим другом Ильей Нусиновым) таких фильмов, как “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен!”, “Внимание, черепаха!”, “Жил певчий дрозд”, “Агония”. Студентов-москвичей Лунгин принимал у себя дома, и там мы познакомились с его женой Лилианной Зиновьевной. Постепенно мне удалось завоевать ее расположение, и мы подружились.
“Приходи к завтраку. Рассказ будет долгий”
- Почему вы решили записать воспоминания Лилианны Зиновьевны?
- Все началось с того, что в 1990 году книга воспоминаний Лунгиной “Московские сезоны” была названа читателями журнала “Elle” лучшей документальной книгой года во Франции. Я спросил Лилю, почему бы не перевести книгу на русский язык и не издать здесь. (Я не из фамильярности, а для краткости говорю “Лиля”. При жизни я, конечно, называл ее Лилианной Зиновьевной.) Она сказала, что для своих нужно писать совершенно иначе, для разговора со своими нужна другая мера искренности и глубины. Лиля полагала, что она не готова писать такую книгу на русском языке. Тогда я попросил ее рассказать историю ее жизни. Она не сразу согласилась и сказала: “Приходите к завтраку. Рассказ будет долгий”. Я пришел к завтраку, потом - на следующее утро, потом еще раз... Рассказ о жизни Лилианны Зиновьевны произвел на меня такое впечатление, что вечерами, приходя домой, я записывал ее воспоминания. Записывал просто так, без всякой цели. У меня было такое чувство, что это не может быть только моим достоянием. Наверно, такие чувства испытывал первый человек, которому Гомер рассказал Илиаду.. Когда рассказ закончился, мы с Семеном Львовичем (а он сидел с нами и участвовал в разговоре) переглянулись, и он сказал: “Представляешь, какой поразительный художественный фильм можно сделать!”
- Я удивляюсь, почему такого фильма не сделал их сын Павел Лунгин?
- Поскольку в семье Лунгиных росло два режиссера – Павел и Евгений, то такой вопрос я задал сразу, когда возникла идея на основе воспоминаний Лунгиной сделать документальный фильм, и получил отрицательный ответ. Делать фильм о маме или папе – особое предприятие, не каждый на него решится. К тому же от фильма Лилианна Зиновьевна поначалу наотрез отказалась. Мне это очень понравилось, потому что, мне кажется, нормальный человек не должен хотеть выставлять свою жизнь напоказ. Это не вполне нормальное желание... Шло время, я продолжал ее уговаривать, она продолжала отказываться. Прошли годы, не стало Семена Львовича, и в какой-то момент то ли я, то ли она, то ли мы вместе вернулись к нашему разговору. И вдруг она сказала: “Давайте попробуем”. Вот этот подход – “давайте попробуем” – оказался наиболее плодотворным.
- Почему для съемок Лилианны Зиновьевны вам понадобился Вадим Юсов?
- Мне необходим был Портрет, а без Юсова это сделать было совершенно невозможно. “Я понимаю, - сказал я ему, - что неприлично обращаться к вам с предложением снимать бесплатно. Но, я думаю, что это замечательная история, и мне бы очень хотелось, чтобы вы в ней поучаствовали.” Юсов прочитал описание будущей картины и согласился. Одна старая камера (вторая сломалась на второй день съемок) и нехитрый свет, которого Вадиму Ивановичу оказалось достаточно, чтобы творить чудеса, – вот и все, с чем мы начали съемку. Вместе с Вадимом Ивановичем пришли два проверенных человека, с которыми мы давно вместе работали: звукооператор и помощник. Атмосфера была крайне располагающая... В течение пяти или шести дней мы приезжали к Лиле и работали. К вечеру первого дня по своей реакции и по реакции тех людей, которые приехали со мной, мы поняли, что не ошиблись. Так началась история нашего фильма.
“Зрителям это не нужно”
- Вам не пришлось делать каких-то дополнительных шагов, чтобы разговорить Лилианну Зиновьевну? Она сразу пошла на контакт?
- Разговор всегда трудно начинается, если это разговор о существенных, особенно о самых главных вещах. Конечно, это было совсем не просто, но постепенно корабль тронулся и, рассекая волны, поплыл...
- Вы сняли рассказ Лилианны Зиновьевны, а потом началась история ваших мытарств...
- В общем, да, хотя я стараюсь так к этому не относиться. Я совершенно искренне считаю, что мне никто ничего не должен. Это только мои проблемы, и никто не должен в этом участвовать. К сожалению, в кино невозможно самостоятельно получить результат. Поэт сочинил стихотворение, прочитал друзьям, положил в письменный стол и, как мне кажется, может быть абсолютно удовлетворен. То же самое можно сказать про живописца, композитора, писателя. А кинорежиссер не может закончить свой труд сам. Так как Лилина жизнь прошла через множество стран, нам надо было поехать в эти страны, кое-что поснимать... Конечно, я был вынужден искать деньги. Получал отказы, встречался с полным равнодушием...
- Получая “Нику”, вы сказали, что Михаил Швыдкой был в числе тех, кто отказал вам в показе фильма. Вы помните, в каких выражениях был получен отказ?
- Выражения всех чиновников были скупы и малословны. Мне говорили одно: зрителям это не нужно.
- Как вы жили все эти годы?
- К счастью, случилось так, что в драматургической мастерской, в которой я учился у Семена Львовича, вместе с ним преподавала легендарный киноредактор Людмила Владимировна Голубкина. Она пригласила меня вести вместе с ней мастерскую на Высших сценарных и режиссерских курсах – ту самую, в которой когда-то преподавал Семен Львович. Я получил замечательную возможность не покидать кино, честным трудом зарабатывать деньги и не соглашаться на халтуру.
- А как вы все-таки нашли деньги?
- Однажды мой приятель рассказал мне о новой японской видеокамере, которая снимает как профессиональный “Бетакам”, а стоит в двадцать раз дешевле. Как только это выяснилось, я понял, что мы доснимем фильм своими силами. Здесь я хочу рассказать о двух совершенно замечательных людях, которые помогли нам найти средства. Первый – литератор Феликс Дектор. Старшему поколению читателей он известен как переводчик книг литовского писателя Ицхокаса Мераса, в том числе романа “Вечный шах”. Дектор первым опубликовал (разумеется, за границей, в Израиле) “Черную книгу” Гроссмана и Эренбурга. Дектор помог нам материально, хотя человек он совсем небогатый. А еще нам помогла замечательный режиссер Инна Туманян. Она завещала какую-то небольшую сумму из своих более чем скудных средств на то, чтобы мы могли продолжить съемки... Когда деньги были найдены, я отправился к Вадиму Ивановичу и предложил ему доснимать картину, однако он меня убедил в том, что ехать необходимо мне. Я согласился и закончил съемки фильма. Когда картина была готова, для меня всякие печали закончились. После десяти лет для меня было уже несущественно, когда и кто ее посмотрит.
“Присутствие Вуди Аллена делает жизнь терпимее”
- Но вы предлагали готовый фильм телекомпаниям?
- Предлагали, и они точно так же, механически отказывали. Ну а историю появления фильма на телевидении, наверно, интересующиеся знают. Диски попали в руки к Григорию Шалвовичу Чхартишвили. Ему фильм понравился, он показал его своему младшему товарищу Леониду Парфенову, а тот - своим бывшим коллегам по НТВ. Они сейчас возглавляют канал “Россия”. По рассказу Лени, как только они посмотрели фильм, они тут же приняли решение его показать.
- Действительно, история появления фильма на канале “Россия” хорошо известна. Гораздо менее известна история, которая предшествовала вашей встрече с Чхартишвили. В одном из интервью вы сказали, что появлению фильма вы обязаны Вуди Аллену...
- Я перевел несколько рассказов Вуди Аллена и показал их потрясающему, лучшему в мире переводчику с польского языка Ксении Яковлевне Старосельской. Она предложила показать рассказы Вуди Аллена в книжном издательстве “Иностранка”, созданном при журнале “Иностранная литература”. Возглавляла это издательство очаровательная Варя Горностаева. Потом мы подружились, работали вместе и выпустили не одну книжку Вуди Аллена. Вот она и показала фильм “Подстрочник” своему другу Григорию Чхартишвили. Они дружат семьями, Варин муж – замечательный журналист Сергей Пархоменко.
- Кроме кино, вы еще занимаетесь переводами?
- Мне очень хотелось перевести на русский язык рассказы Вуди Аллена. А после того, как вышла книга с рассказами, мне прислали из Америки пьесы Аллена. Пьесы оказались очень хороши, и я не пожалел, что взялся за эту работу. Мне кажется, присутствие Вуди Аллена делает жизнь терпимее.
“Дневник на клочках”
- Олег Вениаминович, я знаю, что у вас остались фрагменты, которые не вошли в окончательный вариант фильма. Что в них?
- Все, что есть в этих фрагментах, опубликовано в книге “Подстрочник”, которая вышла в издательстве “Корпус”. Она примерно на треть больше, чем фильм. История с этой книгой говорит о том, насколько люди, определяющие, что нам смотреть и что нам читать, не знают аудиторию. На протяжении нескольких (кажется, четырех) месяцев книга “Подстрочник” является бестселлером номер один в Москве и Санкт-Петербурге. Она даже обошла новые книги Акунина и Дэна Брауна. Этот факт для меня поразителен. За эти годы я испытывал чувства, что людей, для которых это важно, больше не существует, что наши интересы минимальны и незаметны на общем фоне, что мы представляем ничтожно малую величину, которая не имеет никакого значения. Оказалось, ничего подобного! Оказалось, есть большое количество людей, которые готовы платить, должен сказать, немалые деньги за эту книгу. Для меня это колоссальное открытие!
- Как вам кажется, жизнь и судьба Лилианны Зиновьевны уникальна или в ее поколении каждая жизнь уникальна?
- Я думаю, в любом поколении каждая жизнь уникальна. Одно из самых существенных переживаний человека – вдруг внезапно понять, что ты единственный, что вся ответственность возложена только на тебя, и больше никто никогда и нигде ее не разделит, и в этом смысле хотя бы на мгновение поразиться мысли, что мир не смог обойтись без тебя: без такого маленького, растерянного человека. Иногда в этом есть какое-то возвышающее чувство.
- Я посмотрел фильм и подумал, как было бы здорово, если бы, скажем, Фаина Георгиевна Раневская рассказала бы о своей жизни. Как много вообще было у нас великих старух и стариков, которые могли бы рассказать о своей жизни, и как жалко, что они уходят, а у нас остается слишком мало воспоминаний…
- Фаина Георгиевна долгие годы делала отчаянную вещь – она писала записочки, совершенно не предполагавшиеся для печати. Писала на клочках, на полях газет, на почтовых конвертах. Когда с моим старшим другом и учителем Алексеем Евгеньевичем Габриловичем мы делали фильм “Вспоминая Раневскую”, я оказался в ее архивах в ЦГАЛИ и первым прочитал то, что сейчас имеют счастье читать миллионы людей в книге “Дневник на клочках”. Я прочитал эти клочки, и это стало одним из решающих потрясений жизни. Это был дневник великого и совершенно одинокого человека. Раневская при всей ее актерской популярности - человек фантастически штучный, глубокий, интеллигентный, высокообразованный. Таких актеров больше нет и, наверно, долго не будет... И опять же, оказалось, что книга “Дневник на клочках” невероятно популярна. У нее миллионные тиражи, и уже лет восемь она продается в книжных лавках на вокзалах – высшее признание популярности.
“Я хотел думать, что я ему помогаю”
- Ваш отец – известный кинорежиссер Вениамин Дорман. Я вспомню только его самые известные картины - “Ошибка резидента”, “Судьба резидента”, “Земля, до востребования”, “Пропавшая экспедиция”, “Разорванный круг”. Как отнесся Вениамин Дорман к решению сына пойти по его стопам?
- С тревожным доверием, я бы так сказал. Невозможно не тревожиться за ребенка, который выбирает себе непроложенную стезю и идет, по существу, в темный лес. Но тем не менее папа никогда не возражал. Наоборот, он всячески меня призывал к максимально серьезному отношению к этому делу. Но призывать тут было нечего. Я видел, как работает он, и все мне было ясно.
- А вы помните, когда вы решили стать режиссером?
- Мне кажется, в утробе матери. Я не помню никаких других желаний, кроме желания заниматься этим исключительно странным делом. Это не значит, кстати, что я был прав и не ошибся в своем выборе. С восьмого класса я ездил с отцом в съемочные экспедиции: на одной картине я работал в монтажной, на другой – в съемочной группе. У меня была любительская камера, и я снимал свое кино про то, как они снимают свое кино. Я себя чувствовал кинорежиссером.
- Вы ему помогали, конечно...
- Я хотел думать, что я ему помогаю. Надеюсь, что не мешал. К сожалению, я недолго смог с ним поработать. В 1988 году его не стало. Он умер совсем молодым человеком – ему только исполнилось шестьдесят лет.
- Какой фильм стал вашим дебютом в кино?
- А что считать дебютом? Я начал снимать фильмы на любительскую камеру, когда мне было двенадцать лет. В девятом классе мы с моими одноклассниками сделали полнометражный игровой фильм по пьесе Александра Хмелика “А все-таки она вертится”. Я думаю, эту картину вполне можно назвать моим режиссерским дебютом. А моей дипломной работой стал фильм “Этюд освещения”.
“Что здесь делают все эти люди? Это ведь моя книга!”
- Какие фигуры мирового кино оказали на вас влияние?
- Я настолько не ощущаю себя никакой фигурой, что совершенно нелепо ставить себя в ряд с теми людьми, теми богами, в свете которых живу. Это был бы настоящий гротеск, если бы я стал хоть как-то вписываться в этот ряд. Ни в коем случае! Я лучше промолчу.
- Задавая этот вопрос, я ожидал, что вы назовете Федерико Феллини, его фильм “Восемь с половиной” и героя Марчелло Мастрояни – режиссера Гвидо Ансельми...
- Слышать мне это от вас заменяет получение “Оскара”. Это имеет личное отношение ко мне, не к моей работе. Спасибо вам большое! Это вы сказали.
- Вышел фильм “Подстрочник”, выпущена книга. Вы до сих пор болеете этой темой или для вас эта история стала фактом биографии и в ваших планах уже новые сценарии, задумки, фильмы?
- Я не болел - я выздоравливал этой темой! Эта история всегда будет со мной. Замечательно рассказывала Джоан Роулинг: “В огромном книжном магазине, где я раздавала автографы, ко мне подошла одна девочка и сказала: “Что здесь делают все эти люди? Это ведь моя книга!”” Совершенно то же самое я чувствую все эти годы. Это ведь моя книга!
- Может быть, когда у вас будет идея нового фильма, в материальном плане вам будет легче найти спонсоров?
- У меня нет чувства, что мое положение каким-то образом изменилось. Люди, которые были бы готовы вложить деньги в кино, имеют в виду вложить их, во-первых, естественно, в успех, а во-вторых, в повторение “Подстрочника”. Девять из десяти продюсеров рассуждают таким образом. Их интересует повтор. Они не понимают, что единственная надежда на успех, в том числе и коммерческий, заключается в абсолютной смелости, безоглядности и, извините за глупое слово, оригинальности.
- Значит, все сначала?
- Я уверен, что все сначала.
- Премия “Ника” была создана людьми, предпочитавшими свободу благополучию, и больше уважавшими человека, чем власть. Такая премия мне во всех отношениях дорога. Для меня это самая большая премия, которую может получить российский кинематографист.
- Как вы думаете, как бы отнеслась к этой премии Лилианна Зиновьевна?
- Эта премия в полной мере адресована именно ей, а не мне. Я воспринимаю себя как человека, который получает ее премию. Она была бы счастлива ровно по тем же причинам, о которых я сказал.
“Ты никогда не знаешь, к чему может привести неудача”
- Олег Вениаминович, как так получилось, что вы с первого раза не поступили во ВГИК?
- Меня не приняли по довольно смешной причине. Вместе со мной поступал сын одного известного режиссера, и набиравший мастерскую Марлен Мартынович Хуциев счел, что этот парень не подходит ему как студент. Отец парня стал давить на ректорат. Для того, чтобы избавиться от этого давления, ректорат организовал публикацию фельетона в газете “Вечерняя Москва”. Нечего, мол, принимать в институт сыновей режиссеров - заслуги отцов на них не распространяются. А мой отец тоже кинорежиссер. И хотя я прошел экзамен “на отлично”, Хуциев решил не “дразнить гусей” и не принял меня. В результате жертвой этого фельетона пал я. Это было, конечно, чудовищно несправедливо, но как говорит нам Лилианна Лунгина: “Ты никогда не знаешь, к чему может привести неудача”. В данном случае неудача привела к тому, что меня приняли на заочное сценарное отделение на курс Семена Лунгина, автора сценария (вместе со своим другом Ильей Нусиновым) таких фильмов, как “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен!”, “Внимание, черепаха!”, “Жил певчий дрозд”, “Агония”. Студентов-москвичей Лунгин принимал у себя дома, и там мы познакомились с его женой Лилианной Зиновьевной. Постепенно мне удалось завоевать ее расположение, и мы подружились.
“Приходи к завтраку. Рассказ будет долгий”
- Почему вы решили записать воспоминания Лилианны Зиновьевны?
- Все началось с того, что в 1990 году книга воспоминаний Лунгиной “Московские сезоны” была названа читателями журнала “Elle” лучшей документальной книгой года во Франции. Я спросил Лилю, почему бы не перевести книгу на русский язык и не издать здесь. (Я не из фамильярности, а для краткости говорю “Лиля”. При жизни я, конечно, называл ее Лилианной Зиновьевной.) Она сказала, что для своих нужно писать совершенно иначе, для разговора со своими нужна другая мера искренности и глубины. Лиля полагала, что она не готова писать такую книгу на русском языке. Тогда я попросил ее рассказать историю ее жизни. Она не сразу согласилась и сказала: “Приходите к завтраку. Рассказ будет долгий”. Я пришел к завтраку, потом - на следующее утро, потом еще раз... Рассказ о жизни Лилианны Зиновьевны произвел на меня такое впечатление, что вечерами, приходя домой, я записывал ее воспоминания. Записывал просто так, без всякой цели. У меня было такое чувство, что это не может быть только моим достоянием. Наверно, такие чувства испытывал первый человек, которому Гомер рассказал Илиаду.. Когда рассказ закончился, мы с Семеном Львовичем (а он сидел с нами и участвовал в разговоре) переглянулись, и он сказал: “Представляешь, какой поразительный художественный фильм можно сделать!”
- Я удивляюсь, почему такого фильма не сделал их сын Павел Лунгин?
- Поскольку в семье Лунгиных росло два режиссера – Павел и Евгений, то такой вопрос я задал сразу, когда возникла идея на основе воспоминаний Лунгиной сделать документальный фильм, и получил отрицательный ответ. Делать фильм о маме или папе – особое предприятие, не каждый на него решится. К тому же от фильма Лилианна Зиновьевна поначалу наотрез отказалась. Мне это очень понравилось, потому что, мне кажется, нормальный человек не должен хотеть выставлять свою жизнь напоказ. Это не вполне нормальное желание... Шло время, я продолжал ее уговаривать, она продолжала отказываться. Прошли годы, не стало Семена Львовича, и в какой-то момент то ли я, то ли она, то ли мы вместе вернулись к нашему разговору. И вдруг она сказала: “Давайте попробуем”. Вот этот подход – “давайте попробуем” – оказался наиболее плодотворным.
- Почему для съемок Лилианны Зиновьевны вам понадобился Вадим Юсов?
- Мне необходим был Портрет, а без Юсова это сделать было совершенно невозможно. “Я понимаю, - сказал я ему, - что неприлично обращаться к вам с предложением снимать бесплатно. Но, я думаю, что это замечательная история, и мне бы очень хотелось, чтобы вы в ней поучаствовали.” Юсов прочитал описание будущей картины и согласился. Одна старая камера (вторая сломалась на второй день съемок) и нехитрый свет, которого Вадиму Ивановичу оказалось достаточно, чтобы творить чудеса, – вот и все, с чем мы начали съемку. Вместе с Вадимом Ивановичем пришли два проверенных человека, с которыми мы давно вместе работали: звукооператор и помощник. Атмосфера была крайне располагающая... В течение пяти или шести дней мы приезжали к Лиле и работали. К вечеру первого дня по своей реакции и по реакции тех людей, которые приехали со мной, мы поняли, что не ошиблись. Так началась история нашего фильма.
“Зрителям это не нужно”
- Вам не пришлось делать каких-то дополнительных шагов, чтобы разговорить Лилианну Зиновьевну? Она сразу пошла на контакт?
- Разговор всегда трудно начинается, если это разговор о существенных, особенно о самых главных вещах. Конечно, это было совсем не просто, но постепенно корабль тронулся и, рассекая волны, поплыл...
- Вы сняли рассказ Лилианны Зиновьевны, а потом началась история ваших мытарств...
- В общем, да, хотя я стараюсь так к этому не относиться. Я совершенно искренне считаю, что мне никто ничего не должен. Это только мои проблемы, и никто не должен в этом участвовать. К сожалению, в кино невозможно самостоятельно получить результат. Поэт сочинил стихотворение, прочитал друзьям, положил в письменный стол и, как мне кажется, может быть абсолютно удовлетворен. То же самое можно сказать про живописца, композитора, писателя. А кинорежиссер не может закончить свой труд сам. Так как Лилина жизнь прошла через множество стран, нам надо было поехать в эти страны, кое-что поснимать... Конечно, я был вынужден искать деньги. Получал отказы, встречался с полным равнодушием...
- Получая “Нику”, вы сказали, что Михаил Швыдкой был в числе тех, кто отказал вам в показе фильма. Вы помните, в каких выражениях был получен отказ?
- Выражения всех чиновников были скупы и малословны. Мне говорили одно: зрителям это не нужно.
- Как вы жили все эти годы?
- К счастью, случилось так, что в драматургической мастерской, в которой я учился у Семена Львовича, вместе с ним преподавала легендарный киноредактор Людмила Владимировна Голубкина. Она пригласила меня вести вместе с ней мастерскую на Высших сценарных и режиссерских курсах – ту самую, в которой когда-то преподавал Семен Львович. Я получил замечательную возможность не покидать кино, честным трудом зарабатывать деньги и не соглашаться на халтуру.
- А как вы все-таки нашли деньги?
- Однажды мой приятель рассказал мне о новой японской видеокамере, которая снимает как профессиональный “Бетакам”, а стоит в двадцать раз дешевле. Как только это выяснилось, я понял, что мы доснимем фильм своими силами. Здесь я хочу рассказать о двух совершенно замечательных людях, которые помогли нам найти средства. Первый – литератор Феликс Дектор. Старшему поколению читателей он известен как переводчик книг литовского писателя Ицхокаса Мераса, в том числе романа “Вечный шах”. Дектор первым опубликовал (разумеется, за границей, в Израиле) “Черную книгу” Гроссмана и Эренбурга. Дектор помог нам материально, хотя человек он совсем небогатый. А еще нам помогла замечательный режиссер Инна Туманян. Она завещала какую-то небольшую сумму из своих более чем скудных средств на то, чтобы мы могли продолжить съемки... Когда деньги были найдены, я отправился к Вадиму Ивановичу и предложил ему доснимать картину, однако он меня убедил в том, что ехать необходимо мне. Я согласился и закончил съемки фильма. Когда картина была готова, для меня всякие печали закончились. После десяти лет для меня было уже несущественно, когда и кто ее посмотрит.
“Присутствие Вуди Аллена делает жизнь терпимее”
- Но вы предлагали готовый фильм телекомпаниям?
- Предлагали, и они точно так же, механически отказывали. Ну а историю появления фильма на телевидении, наверно, интересующиеся знают. Диски попали в руки к Григорию Шалвовичу Чхартишвили. Ему фильм понравился, он показал его своему младшему товарищу Леониду Парфенову, а тот - своим бывшим коллегам по НТВ. Они сейчас возглавляют канал “Россия”. По рассказу Лени, как только они посмотрели фильм, они тут же приняли решение его показать.
- Действительно, история появления фильма на канале “Россия” хорошо известна. Гораздо менее известна история, которая предшествовала вашей встрече с Чхартишвили. В одном из интервью вы сказали, что появлению фильма вы обязаны Вуди Аллену...
- Я перевел несколько рассказов Вуди Аллена и показал их потрясающему, лучшему в мире переводчику с польского языка Ксении Яковлевне Старосельской. Она предложила показать рассказы Вуди Аллена в книжном издательстве “Иностранка”, созданном при журнале “Иностранная литература”. Возглавляла это издательство очаровательная Варя Горностаева. Потом мы подружились, работали вместе и выпустили не одну книжку Вуди Аллена. Вот она и показала фильм “Подстрочник” своему другу Григорию Чхартишвили. Они дружат семьями, Варин муж – замечательный журналист Сергей Пархоменко.
- Кроме кино, вы еще занимаетесь переводами?
- Мне очень хотелось перевести на русский язык рассказы Вуди Аллена. А после того, как вышла книга с рассказами, мне прислали из Америки пьесы Аллена. Пьесы оказались очень хороши, и я не пожалел, что взялся за эту работу. Мне кажется, присутствие Вуди Аллена делает жизнь терпимее.
“Дневник на клочках”
- Олег Вениаминович, я знаю, что у вас остались фрагменты, которые не вошли в окончательный вариант фильма. Что в них?
- Все, что есть в этих фрагментах, опубликовано в книге “Подстрочник”, которая вышла в издательстве “Корпус”. Она примерно на треть больше, чем фильм. История с этой книгой говорит о том, насколько люди, определяющие, что нам смотреть и что нам читать, не знают аудиторию. На протяжении нескольких (кажется, четырех) месяцев книга “Подстрочник” является бестселлером номер один в Москве и Санкт-Петербурге. Она даже обошла новые книги Акунина и Дэна Брауна. Этот факт для меня поразителен. За эти годы я испытывал чувства, что людей, для которых это важно, больше не существует, что наши интересы минимальны и незаметны на общем фоне, что мы представляем ничтожно малую величину, которая не имеет никакого значения. Оказалось, ничего подобного! Оказалось, есть большое количество людей, которые готовы платить, должен сказать, немалые деньги за эту книгу. Для меня это колоссальное открытие!
- Как вам кажется, жизнь и судьба Лилианны Зиновьевны уникальна или в ее поколении каждая жизнь уникальна?
- Я думаю, в любом поколении каждая жизнь уникальна. Одно из самых существенных переживаний человека – вдруг внезапно понять, что ты единственный, что вся ответственность возложена только на тебя, и больше никто никогда и нигде ее не разделит, и в этом смысле хотя бы на мгновение поразиться мысли, что мир не смог обойтись без тебя: без такого маленького, растерянного человека. Иногда в этом есть какое-то возвышающее чувство.
- Я посмотрел фильм и подумал, как было бы здорово, если бы, скажем, Фаина Георгиевна Раневская рассказала бы о своей жизни. Как много вообще было у нас великих старух и стариков, которые могли бы рассказать о своей жизни, и как жалко, что они уходят, а у нас остается слишком мало воспоминаний…
- Фаина Георгиевна долгие годы делала отчаянную вещь – она писала записочки, совершенно не предполагавшиеся для печати. Писала на клочках, на полях газет, на почтовых конвертах. Когда с моим старшим другом и учителем Алексеем Евгеньевичем Габриловичем мы делали фильм “Вспоминая Раневскую”, я оказался в ее архивах в ЦГАЛИ и первым прочитал то, что сейчас имеют счастье читать миллионы людей в книге “Дневник на клочках”. Я прочитал эти клочки, и это стало одним из решающих потрясений жизни. Это был дневник великого и совершенно одинокого человека. Раневская при всей ее актерской популярности - человек фантастически штучный, глубокий, интеллигентный, высокообразованный. Таких актеров больше нет и, наверно, долго не будет... И опять же, оказалось, что книга “Дневник на клочках” невероятно популярна. У нее миллионные тиражи, и уже лет восемь она продается в книжных лавках на вокзалах – высшее признание популярности.
“Я хотел думать, что я ему помогаю”
- Ваш отец – известный кинорежиссер Вениамин Дорман. Я вспомню только его самые известные картины - “Ошибка резидента”, “Судьба резидента”, “Земля, до востребования”, “Пропавшая экспедиция”, “Разорванный круг”. Как отнесся Вениамин Дорман к решению сына пойти по его стопам?
- С тревожным доверием, я бы так сказал. Невозможно не тревожиться за ребенка, который выбирает себе непроложенную стезю и идет, по существу, в темный лес. Но тем не менее папа никогда не возражал. Наоборот, он всячески меня призывал к максимально серьезному отношению к этому делу. Но призывать тут было нечего. Я видел, как работает он, и все мне было ясно.
- А вы помните, когда вы решили стать режиссером?
- Мне кажется, в утробе матери. Я не помню никаких других желаний, кроме желания заниматься этим исключительно странным делом. Это не значит, кстати, что я был прав и не ошибся в своем выборе. С восьмого класса я ездил с отцом в съемочные экспедиции: на одной картине я работал в монтажной, на другой – в съемочной группе. У меня была любительская камера, и я снимал свое кино про то, как они снимают свое кино. Я себя чувствовал кинорежиссером.
- Вы ему помогали, конечно...
- Я хотел думать, что я ему помогаю. Надеюсь, что не мешал. К сожалению, я недолго смог с ним поработать. В 1988 году его не стало. Он умер совсем молодым человеком – ему только исполнилось шестьдесят лет.
- Какой фильм стал вашим дебютом в кино?
- А что считать дебютом? Я начал снимать фильмы на любительскую камеру, когда мне было двенадцать лет. В девятом классе мы с моими одноклассниками сделали полнометражный игровой фильм по пьесе Александра Хмелика “А все-таки она вертится”. Я думаю, эту картину вполне можно назвать моим режиссерским дебютом. А моей дипломной работой стал фильм “Этюд освещения”.
“Что здесь делают все эти люди? Это ведь моя книга!”
- Какие фигуры мирового кино оказали на вас влияние?
- Я настолько не ощущаю себя никакой фигурой, что совершенно нелепо ставить себя в ряд с теми людьми, теми богами, в свете которых живу. Это был бы настоящий гротеск, если бы я стал хоть как-то вписываться в этот ряд. Ни в коем случае! Я лучше промолчу.
- Задавая этот вопрос, я ожидал, что вы назовете Федерико Феллини, его фильм “Восемь с половиной” и героя Марчелло Мастрояни – режиссера Гвидо Ансельми...
- Слышать мне это от вас заменяет получение “Оскара”. Это имеет личное отношение ко мне, не к моей работе. Спасибо вам большое! Это вы сказали.
- Вышел фильм “Подстрочник”, выпущена книга. Вы до сих пор болеете этой темой или для вас эта история стала фактом биографии и в ваших планах уже новые сценарии, задумки, фильмы?
- Я не болел - я выздоравливал этой темой! Эта история всегда будет со мной. Замечательно рассказывала Джоан Роулинг: “В огромном книжном магазине, где я раздавала автографы, ко мне подошла одна девочка и сказала: “Что здесь делают все эти люди? Это ведь моя книга!”” Совершенно то же самое я чувствую все эти годы. Это ведь моя книга!
- Может быть, когда у вас будет идея нового фильма, в материальном плане вам будет легче найти спонсоров?
- У меня нет чувства, что мое положение каким-то образом изменилось. Люди, которые были бы готовы вложить деньги в кино, имеют в виду вложить их, во-первых, естественно, в успех, а во-вторых, в повторение “Подстрочника”. Девять из десяти продюсеров рассуждают таким образом. Их интересует повтор. Они не понимают, что единственная надежда на успех, в том числе и коммерческий, заключается в абсолютной смелости, безоглядности и, извините за глупое слово, оригинальности.
- Значит, все сначала?
- Я уверен, что все сначала.
Сергей Элькин
Фотография к статье: Лилианна Зиновьевна и Семен Львович Лунгины
Комментариев нет:
Отправить комментарий