Оксана Дыка: “Опера – магическое искусство”. Разговор с певицей на фоне музыки Верди

В 2011 году в Лос-Анджелесской опере состоялся дебют украинской певицы Оксаны Дыка на американской оперной сцене. Она исполнила партию Татьяны в опере П.Чайковского “Евгений Онегин”. 4 августа 2013 года Оксана дебютировала на Музыкальном фестивале в Равинии (летней резиденции Чикагского симфонического оркестра), исполнив Сцену письма Татьяны. В беседе с вашим корреспондентом певица рассказывает о любимых дирижерах, выступлениях в Лос-Анджелесе и Ла Скала, встречах с Великими, а также о том, в чем разница между ролью и партией. Но мой первый вопрос был совсем о другом.

-        Оксана, в прессе я встречаю разное написание вашей фамилии. Как все-таки писать правильно?

-        По-русски я - Оксана Дикая. Все детство была Дикой. А потом украинские фамилии перестали переводить на русский язык, из моей фамилии ушла буква “я”, и Дикая превратилась в Дыка.

С Чикагским симфоническим оркестром Оксана Дыка встретилась впервые в Равинии, зато дирижера Джеймса Конлона она хорошо знает по спектаклям в Лос-Анджелесе. Певица рассказывает:

-        Я счастлива, что могу вновь поработать с таким замечательным дирижером. Джеймс Конлон – настоящий знаток оперы. Он прекрасно понимает певцов, знает их возможности. Я работала с разными дирижерами, но Конлон – один из немногих, кто очень трепетно относится к солистам. Сейчас редко встретишь такое отношение. Он пригласил меня в Лос-Анджелес, Неаполь, Равинию. Как в старые добрые времена, когда дирижер лично приглашал солистов... В Лос-Анджелесе мы делали с ним “Евгения Онегина” в 2011 году и “Мадам Баттерфляй” в прошлом году. Я никогда не видела маэстро злым. Он всегда в хорошем расположении духа, всегда доброжелателен. Он – замечательный.

-        Конлон – полиглот, он говорит, кажется, на всех основных европейских языках, включая русский, и как только встречает носителя языка, не упускает случая поупражняться. Вы с ним по-русски поговорили?

-        (Смеется.) Я не могу ответить ему на хорошем русском языке и перехожу на итальянский. Он прекрасно говорит по-итальянски, много дирижирует в Италии. Его итальянский дебют состоялся в Сполето, когда ему было двадцать лет.

-        Какая она, ваша Татьяна? Вы отождествляете себя с ней?

-        Нет, мы совсем разные, но мне нравится то, что я должна быть такой, как она. У нее сильный характер. Она безумно любила Онегина, но смогла найти в себе силы отказать ему. Это Пушкин, классика. Мне нравится ИГРАТЬ Татьяну.

-        Применительно к оперным солистам вместо слова “роль” говорят “партия”. Не “сыграть роль”, а “исполнить партию”. А что для вас главное? Вы исполняете партию на сцене или играете роль?

-        Главное - выразить характер героя. Если это получается, роль становится более разнообразной, и это сразу отображается на тембре голоса. Опера – искусство синтетическое. В ней музыка и слово, дирижер, оркестр, хор... Солист в опере выступает элементом общего спектакля. Это в концертном исполнении я одна.

-        Кстати, как вы относитесь к концертному исполнению опер или фрагментов опер? Вас не смущает, что нет декораций, костюмов?

-        В голосе можно выразить всю гамму чувств. Если голос красивый, то больше ничего не надо – ни декораций, ни костюмов... Честно говоря, мне не доводилось часто участвовать в концертах, зато в оперных театрах пою много. Переезжаю из города в город, из страны в страну... Мы, как цыгане... Но я люблю свою профессию. Если бы предложили что-то другое, я бы не согласилась.

Мы сидим в гримерке Оксаны, и из громкоговорителя раздаются фрагменты из “Аиды”. Идет репетиция Джеймса Конлона с Чикагским симфоническим оркестром. Вечером -  концертное исполнение оперы. Так неожиданно лейтмотивом разговора становится чарующая музыка Джузеппе Верди.

-        Какие партии вам ближе в итальянской опере?

-        Ближе та, которую я только что спела. В июле я пела в Ла Скала Амелию в опере “Бал-маскарад”. В сентябре предстоит петь Аиду в Opéra de la Bastille в Париже, и она станет для меня любимой... А самые любимые оперы три, в которых я еще никогда не пела, – “Манон Леско”, “Пиковая дама” и “Катерина Измайлова”. Я боюсь их петь, откладываю. Особенно Манон. Обожаю Пуччини... А одну сцену из “Катерины Измайловой” мне повезло сделать с Мстиславом Ростроповичем.

-        Можно об этом поподробнее. Мне повезло пообщаться с этим уникальным человеком!

-        От него шла удивительная энергия, и он других заряжал этой энергией... Мы работали с ним в Баку, на его Родине, на организованном им Международном музыкальном фестивале, посвященном столетию со дня рождения Д.Шостаковича. Это было в 2006 году, за год до его смерти. Он тогда еще хорошо себя чувствовал. Сложно было петь - напротив сидела Галина Вишневская. Ответственность большая петь перед одной из лучших исполнительниц этой роли... Как-то не довелось мне пока петь много русской музыки. Один раз в Киеве спела Марию в “Мазепе”, только два года назад спела Татьяну, а зимой следующего года дебютирую в Метрополитен-опере в партии Ярославны в “Князе Игоре”.

-        Не хотите или не предлагают?

-        Не предлагают. Может быть, потому, что я живу в Италии. Меня не считают русской певицей, а для русских и немецких опер ищут носителей языка.

К репертуару певицы и ее жизни в Италии мы еще вернемся, а пока – немного биографии. Оксана Дыка родилась в Житомире в украиноязычной семье. Когда ей было три года, семья переехала в Киев.

-        Мы жили в коммунальной квартире, с общей кухней. Было тепло, мило, уютно. Рядом жили молодые родители с маленькими детьми. Никогда не было скучно. Мы вместе отмечали праздники, вместе готовили еду... Помню Чернобыль. Когда случилась авария, мне было восемь лет. Нас эвакуировали в Ворошиловград (теперь – Луганск) – одних, без родителей. Я очень хорошо помню череду автобусов. Было страшно, как во время войны.

Любовь к музыке у Оксаны от родителей. В семье музыка звучала всегда. Папа играл на гитаре и на баяне, мама пела. Оксана поступила в музыкальную школу на отделение народных инструментов, начала учиться играть на баяне. Ее хватило на три года.

-        Как от баяна вы пришли к вокалу?

-        Длинный путь. (Смеется.) После окончания школы я познакомилась с Петром Ковелем - солистом Национального народного хора Украины имени Веревки. Он пригласил меня в вокальную студию при хоре, а потом посоветовал поступать в консерваторию. Петр Андреевич понял, что из моего голоса можно что-то слепить. И он лепил. После двух лет занятий в студии у Коваля поступила в Киевскую консерваторию, в класс Николая Кондратюка. Я была единственной девушкой в его классе: Кондратюк набирал баритонов и басов. Я проучилась у него три года. Когда он умер, перешла в класс Марии Стефюк. Она меня учила не только вокальному искусству, но и поведению на сцене. После одного из концертов зашла ко мне и посоветовала не делать воздушных поцелуев. До сих пор помню ее совет: “Не заигрывай с публикой”. С тех пор никаких поцелуев публике!

-        После киевских педагогов вы продолжали стажироваться у великих...

-        Да, я месяц училась у Ренаты Скотто, посещала ее мастер-класс, который она ежегодно проводит в Римской академии Санта-Чечилия. Она занималась со мной вопросами интерпретации образа. Мы сделали с ней несколько арий.

Уже на втором курсе вокального отделения Киевской консерватории Оксана Дыка стала петь в Национальной опере Украины. Международная карьера певицы началась в 2003 году, когда она стала лауреатом Третьей премии Международного вокального конкурса в Марселе. Членом жюри конкурса был художественный руководитель Национальной оперы Монпелье. После конкурса он предложил ей спеть Тоску, и в марте 2005 года Оксана впервые выступила в Европе.

-        Когда я беседовал с музыкальным руководителем Лирик-оперы сэром Эндрю Дэвисом, он сказал: “В Чикаго никогда не будет “евротрэша”...

-        Передайте ему привет от меня! (Смеется.) Солист сегодня не может выразить себя – все диктует режиссер.

-        Вы тоже не любите современные постановки? Это действительно “трэш”?

-        Не будем обобщать. Современные постановки бывают хорошими. Все критиковали “Тоску” Люка Бонди, а мне его постановка понравилась. Я пела Тоску в его постановке в Ла Скала с Йонасом Кауфманом.

-        Что вы можете сказать о новой постановке оперы “Бал-маскарад” в Ла Скала?

-        Это постановка режиссера Дамиано Микелетто. Действие происходит в предвыборном штабе Риккардо, режиссер намекает на недавние политические события в Италии... Такие постановки не запоминаются. В Ла Скала в последнее время много новых постановок... Мне нравятся в опере красивые костюмы, сценография, свет. Это же необходимые элементы спектакля! Много лет назад в Брисбене (Австралия), в Queensland Opera я пела мою первую “Мадам Баттерфляй”. Я ее никогда не забуду. Одна из самых красивых постановок, в которых я когда-либо пела.

-        Как вы поступаете, если поете в постановке, где нет того необходимого набора, который вы только что перечислили?

-        Я пытаюсь понять логику режиссера и привнести в роль что-то свое. Если режиссеру не нравится, пытаюсь приспособиться. Иногда делаешь партию, не зная, чего от тебя хочет режиссер. Просто делаешь то, что считаешь нужным. Я все-таки не режиссер. Солисты судят по своей партии, а режиссер видит всех. Режиссеру виднее.

-        Чего вы не сделаете в опере никогда? Вот если бы вам предложили...

-        ...раздеться? Разделась бы. Если это надо для образа, для оперы – да. Я пытаюсь сделать так, как говорит режиссер. Если не получается, говорю, что не могу. Просто иногда все это не нужно. Если мне предлагают бегать по сцене и при этом петь, режиссер должен понимать, что это невозможно. Если он не понимает, я ему говорю. Пение в опере все-таки немножко присутствует. (Смеется.) Мне нравится экспериментировать, нравится ставить себя в сложную ситуацию.

-        С какими режиссерами вам было интересно работать?

-        Мне очень много дал режиссер из Аргентины Уго Де Ана. С ним было интересно работать. Запомнилась “Тоска”, которую мы делали с Франко Дзефирелли. Таких режиссеров больше нет!

-        Он сам работал с вами над Тоской?

-        Это было лет шесть назад. Я была беременна Наташей, первым ребенком. Он уже старенький, но сам работал со мной. Я сама удивлялась. Казалось бы, столько лет назад он сделал свою “Тоску”. А он мне все объяснял, рассказывал...

-        Трудно в Ла Скала петь? Там же всех “букают”.

-        И меня “букали”. Сейчас нет, а первый раз я пела в Ла Скала Недду в “Паяцах”. Нас там хорошо с Хосе Кура “забукали”.

-        Переживали?

-        Да, было обидно. Я даже всплакнула. Это была современная постановка. Я хорошо подготовилась, не волновалась перед премьерой, была настроена на хороший спектакль. Мне казалось, что я все сделала хорошо, а они так отреагировали... Потом я поняла, что там есть несколько человек, которые всегда “букают”. Своим поведением они протестуют не только против певцов – им не нравится все! Им не нравится политика театра, они возмущаются, что поют не итальянцы. Потом приезжает итальянец, и они “забукивают” и его. Они сами не знают, чего хотят! Есть, конечно, профессионалы, старые любители оперы, которые слушали Тебальди, Каллас, всех великих. Они сидят с нотами, разбираются в тончайших деталях, и если ты перетянул или недотянул, все – они тебе не простят! После оперы они приходят, начинают сравнивать. Я спела в Ла Скала Недду, потом - Тоску с Кауфманом, потом еще раз – с Александром Антоненко, и они успокоились. Наверно, думали: “Сейчас мы ее съедим, и она больше не вернется”. А она вернулась! (Смеется.) Зато сейчас “Бал-маскарад” прошел очень хорошо.

-        Покорить Ла Скала дорогого стоит! Бывали ведь случаи, когда после провалов там боялись петь.

-        Это неприятно. Зачем же так делать? В наших странах - на Украине, в России, в Беларуси - это невозможно. У нас доброжелательная публика. И в Америке доброжелательная. Если тебе не нравится, не хлопай. Не нравится постановка – уходи. Мне кажется, в этом есть какая-то невоспитанность. Но меня успокаивает, что в Скала все прошли через это.

-        Да, вы оказались в хорошей компании с Тебальди и Каллас.

-        И с Паваротти, и с Доминго. Со всеми... Кауфмана “забукали”. Как можно – он же сегодня лучший тенор в мире!

-        Вы с Кауфманом пели “Тоску”. Как вам работалось с ним?

-        У нас с ним было немного репетиций. До Ла Скала он пел в той же постановке в Мюнхене, поэтому приехал на самые последние репетиции. Он очень хороший партнер.

-        Что вы больше всего цените в партнере?

-        Партнерам надо растворяться друг в друге, а не выделяться. По-разному бывает. Иногда – вроде бы все получается, довольна собой, а окружающие спрашивают, хорошо ли я себя чувствую. А иногда, наоборот, недовольна собой, а успех бешеный. Опера непредсказуема. Это – магическое искусство. Кто-нибудь, может быть, напишет книгу об этом и расскажет, какая магия происходит на сцене.

Звучит вступление к знаменитой арии Амнерис. Оксана на время замолкает и говорит:

-        Я обожаю эту музыку. Как хочется стать меццо-сопрано, чтобы спеть только эту сцену!.. Вообще, Верди был неправ. Он должен был “Аиду” назвать “Амнерис”. Какая музыка!

-        Но Верди подарил и сопрановым героиням достаточно великой музыки. Грех жаловаться!

-        Это точно. Но мне в партии Аиды не хватает страсти. Она статичная. Все время поет о Родине, которой ей не хватает. Слишком большая патриотка! (Смеется.) А Амнерис – сколько в ее образе силы, страсти!

-        Как так получилось, что вы прошли мимо Моцарта, Россини?

-        Не знаю. Когда я училась в консерватории, пела Графиню в “Свадьбе Фигаро”. Пела на русском языке! А потом ни разу не предлагали.

-        Я вас, например, вижу в “Дон Жуане”.

-        Да я бы с удовольствием! Певцы сегодня бесправны. Биографию нам делают агенты. Но я надеюсь все-таки когда-нибудь спеть “Дон Жуана” и “Свадьбу Фигаро”.

-        А если бы вам сегодня предложили что-нибудь из Вагнера, взялись бы?

-        Страшно пока. Не потому, что боюсь музыки, а потому, что не говорю на немецком языке. Мне не нравится, когда я пою, не зная, о чем. Вот в Вагнере я бы исполнила партию, а не сыграла роль.

-        Тогда я спрошу у вас про французские оперы.

-        Французские – да. Мне нравится французский язык, и я хочу его выучить. Было бы здорово спеть что-нибудь из французского репертуара.

-        Вам приходилось выступать в России?

-        Да, я пела один раз “Тоску” в полуконцертном исполнении в Мариинском театре в Санкт-Петербурге с маэстро Гергиевым. Каварадосси пел замечательный Владимир Галузин. Я помню, какое впечатление произвел на меня его Герман в “Пиковой даме”! Галузин всегда поет самые сложные, драматические партии: кавалер Де Грие, Герман, Отелло... А с Гергиевым мне не довелось порепетировать. Он увидел меня на сцене, непосредственно перед выступлением. Репетиция ему была не нужна. После концерта он пригласил меня записать с его оркестром Четырнадцатую симфонию Д.Шостаковича. А с Симфоническим оркестром Сан-Франциско под управлением Майкла Тилсона Томаса я исполнила партию сопрано в вокальном цикле Шостаковича “Из еврейской народной поэзии”.

-        То есть музыки XX века вы не боитесь?

-        Конечно, нет. Мне предложили в будущем спеть Полину в “Игроке” С.Прокофьева с Галузиным в Опере Монте-Карло. Правда, совсем современных опер пока не пела. Может быть, в будущем...

-        Возвращаясь к дирижерам. Кого еще вы бы выделили среди них?

-        Тех, с кем мне посчастливилось поработать. Я сотрудничала с замечательными дирижерами Зубином Мета и Лореном Маазелем, мне довелось поработать с блестящим музыкантом Даниэлем Баренбоймом. Мы с ним делали “Аиду” в концертном исполнении в Буэнос-Айресе, на гастролях Ла Скала. Целый месяц мы работали над партией: я приезжала к нему в Ла Скала, мы встречались в Европе. Я могу сказать, что сделала эту партию с Баренбоймом... Мне повезло, что я работала с такими крупными личностями: Мета, Маазель, Баренбойм, Конлон.

-        В современном оперном мире у вас есть кумир для подражания?

-        Мне нравится Аня Нетребко, нравится ее легкость и то, как она себя ведет. Мне нравится Латония Мур, Сондра Радвановски – мы с ней делали “Бал-маскарад”. Мне очень нравится Мария Гулегина, Ольга Бородина.

-        А из великих солистов прошлого?

-        Мария Каллас. Иногда – Рената Тебальди. Не всегда.

-        Где вам комфортней выступать: в Европе или Америке?

-        Мне нравится петь в Дрезденской опере, очень понравилось в Опере Лос-Анджелеса. Там сразу сталкиваешься с приветливой обстановкой. Там работают Конлон, Пласидо Доминго - настоящие профессионалы.

-        Лирик-опера Чикаго вам ничего не предлагает? Об этом театре тоже все говорят, как о доме.

-        Я пока в Лирик-опере не пела, а вот мой муж пел там Белькоре в “Любовном напитке” с Джузеппе Филианотти и Николь Кэбелл.

Последние семь лет Оксана Дыка живет в Италии, в Тоскане, в городе Лукка – на родине великих композиторов Луиджи Боккерини и Джакомо Пуччини. Ее муж – итальянский оперный певец Габриэль Вивиани.

-        Красота, наверно, в Лукке необыкновенная?

-        Очень красиво. Особенно в горах, там, где Апуанские Альпы.

-        Как вы познакомились с Габриэлем?

-        Я отпросилась на месяц из Национальной оперы и уехала в Геную петь в “Трубадуре”.

-        И на “Трубадуре” вы встретились с Трубадуром?

-        Нет, с графом Ди Луна. (Смеется.) Мой муж – баритон. После совместного пения мы решили не расставаться. У нас трое детей, три девочки. Старшей Наташе – пять лет.

-        Тяжело было восстанавливаться после рождения детей?

-        Тяжело начинать сначала. А я не останавливалась, чтобы потом не пришлось восстанавливаться. Пела до последнего. После первого ребенка я быстро вернулась в строй. А потом были близнецы Лида и Таня.

-        Бедный Габриэль! Имена-то все наши!

-        Да, всех назвала нашими именами... После близнецов было очень тяжело. Но нельзя восстановиться, сидя дома. Надо выходить на сцену.

-        После “Трубадура” вы где-нибудь пели вместе с Габриэлем?

-        Нет. Даже странно, никогда не пересекались. Он поет в одном месте, я - в другом.

-        А дети?

-        Детей я всегда вожу с собой. Я их не оставляю.

-        На каком языке вы говорите дома?

-        С Наташей – по-итальянски. Когда она начинала говорить, она была с бабушкой-итальянкой. Два-три месяца хватило, чтобы она заговорила по-итальянски. Когда я с ней начинаю говорить на украинском языке, она просит: “Мама, говори со мной по-итальянски”. С младшими двумя я не сделаю такой ошибки. Буду их возить за собой и говорить на украинском языке. Пусть знают. Будут знать украинский и русский, а итальянский они и так выучат.

-        Как вы все успеваете? И поете, и детей воспитываете?

-        И у плиты стою, и готовлю... Только недавно няня появилась. С Наташей справлялась, а сейчас совсем тяжело стало. Но никто не обещал, что будет легко. (Смеется.)

Фотографии к статье:

Фото 1. Оксана Дыка

Фото 2. Оксана Дыка

Фото 3. Оксана Дыка – Татьяна. Сцена из оперы “Евгений Онегин” в Лос-Анджелесской опере (2011 год). Фото – Роберт Миллар

Фото 4. Оксана Дыка – Чио-Чио-сан, Сузуки – Милена Китич. Сцена из оперы “Мадам Баттерфляй” в Лос-Анджелесской опере (2012 год). Фото – Роберт Миллар

Фото 5. Оксана Дыка – Тоска. Сцена из оперы “Тоска” на Музыкальном фестивале в Торре дель Лаго