15 сентября 2016 года в мире стартует новый проект “Stage Russia HD”. В кинотеатрах США, Канады, Великобритании, Ирландии (список стран постоянно обновляется) зрители увидят лучшие драматические спектакли театров России. Показы начнутся с киноверсии спектакля “Евгений Онегин” Московского театра имени Евгения Вахтангова. Режиссер - Римас Туминас. В главных ролях: Сергей Маковецкий и Евгения Крегжде. В эксклюзивном интервью вашему корреспонденту Евгения рассказывает о своих ролях, работе с любимым режиссером, о “муже” - театре, “любовнике” - кино и секретах успеха родного театра...
Прошедший девяносто пятый сезон Вахтанговского театра был для актрисы Евгении Крегжде успешным. 25 марта в театре состоялась премьера спектакля “Гроза” с Крегжде в роли Катерины. По итогам сезона эта работа актрисы была признана лучшей. Евгения стала лауреатом российской театральной премии “Хрустальная Турандот” за лучшую женскую роль. Наша беседа началась с моих поздравлений.
- Роль Катерины в “Грозе” - ваша единственная театральная работа, отмеченная премией (надеюсь, что впереди - еще много наград). Значит ли это, что она самая лучшая, самая важная для вас?
- Она, безусловно, этапная. Роль Катерины в “Грозе” является одной из вершин женского драматического проживания, взойти на которую удается единицам. Не буду лукавить, я безумно рада войти в список этих счастливиц. Работа над спектаклем длилась год, была сопряжена с трудностями и забрала много душевных сил. Поэтому радость от результата, который был высоко оценен критиками и зрителями, была безграничной. Но это вовсе не значит, что роли Сони в “Дяде Ване” и Татьяны в “Онегине” менее значимы для меня и уж ни в коем случае не проще.
“Камертон вкуса”
- В сентябре Америку ждет настоящая театральная революция – в страну приходит русский театр! Серия постановок открывается “Евгением Онегиным”, где вы играете роль Татьяны. Какова была ваша первая реакция, когда Римас Туминас предложил вам эту роль?
- Достаточно спокойная. У меня нет списка ролей, которые я мечтаю сыграть. Как ребенок в песочнице, я желаю попробовать все. Но когда я получаю ту или иную роль, она вызывает во мне, скорее, сомнение, нежели восторг. Я сразу начинаю думать, что я там буду играть, зачем, уже все сыграно... И только потом, преодолевая внутренний конфликт, задавая миллион вопросов, я постепенно влюбляюсь в своих героинь.
- Так было и с Татьяной?
- Так со всеми ролями. Вот такой вот странный путь - от ненависти к любви.
- Вы задаете вопросы режиссеру?
- Нет, я задаю их автору и себе. Римасу я задаю мало вопросов. Мы с ним немного по-другому работаем.
- А как? Как проходят репетиции с Римасом?
- По-разному. В основном, цепочка такова: он определяет образ сцены, я ему приношу варианты воплощения, он их отсматривает и говорит: “да“ или “нет“. Он может сказать, в ту сторону я иду или нет, но практически вся работа проделывается внутри меня. Он же, как камертон вкуса, проверяет меня на конечном результате.
- Получается, у него нет готовых вариантов? Он приходит на репетиции и отталкивается от вас?
- Опять же, все очень по-разному. Туминас сделал абсолютно непревзойденные спектакли и доказал свою высочайшую творческую состоятельность. Он – безусловно, гений. Как любой гений, он лишен шаблонов и клише. Что-то не идет, он молчит, может неделю приходить на репетиции и молчать, мы делаем какие-то этюды - он смотрит, наблюдает, думает, потом выйдет в кабинет, выпьет чашечку кофе, выкурит сигарету, позвонит, как мы смеемся, Богу, вернется и... поставит абсолютно уникальную сцену. Совершенно невозможно понять, откуда она родилась в его голове, почему... Иногда он что-то заметил у нас в этюдах, иногда зацепился за текст, за конкретную фразу, начал ее раскрывать, и она его двинула в направлении того или иного решения. Короче, непонятно, из какого сора... Весь этот процесс может показаться спонтанным, но это обманчиво... У Римаса в голове всегда есть представление о целом спектакле. Он никогда не возьмется за то, что не знает, не слышит. От того, что капитан корабля знает, куда мы движемся, все его актеры всегда спокойны и воодушевлены. Мы с одной стороны плывем “открывать Америку”, с другой – не знаем, что там найдем. Но материк есть, и капитан это знает.
- И на капитана можно положиться, что он приведет, куда надо...
- Уже неоднократно доказано. Да, Римас всегда находил землю.
“Мы - хуторяне”
- Как происходит у Римаса читка пьесы?
- Мы не разбираем пьесу в классическом понимании этого процесса. “Это домашняя работа актеров”, - говорит Римас. Напротив, мы деликатно читаем текст и слушаем. Читаем и слушаем. Время от времени мы разговариваем о жизни. В общем, это все, что мы делаем... Но именно во время читки рождается сердце спектакля: его звучание. Звучание каждого героя. Вслушиваясь в каждую фразу, мы пытаемся услышать этих людей: чем они живут, как дышат, где разочаровываются, как взаимодействуют друг с другом... Собственно, читаем до тех пор, пока звук темы, звук героя и звук актера не соединятся воедино и станут истиной. Читаем, пока не сольемся в одно музыкальное произведение, где каждый - инструмент, где нет фальши. Фальшивит один, проигрывают все. Уже за столом возникают наметки на этюды. Так понемногу в этих наметках и пробах мы становимся на ноги и постепенно сочиняем структуру. Затем переходим на большую сцену, но репетируем не сразу. Первые два-три дня ходим по сцене, обсуждаем, смотрим декорации... Римас считает, что таким образом мы должны немного пошаманить, услышать дух сцены, почувствовать ее. Надо, чтобы сцена приняла новый спектакль.
- Римас суеверен?
- Я бы не сказала, что он суеверен. Он относится с большим уважением и трепетом к сцене, звуку, памяти. Главная задача, которую он ставит перед нами, - найти человека. Не характер, не образ, а именно ЧЕЛОВЕКА - воскресить его и воспеть. Для этого необходимо быть внимательными, деликатными и честными. А дальше как будет. Дали говорил, что если искусство вас не полюбит, то вся ваша любовь к нему бессмысленна.
- Вы всегда соглашаетесь с Римасом, или бывали моменты, когда у вас были разные мнения в трактовке образа? Что вы делали в этом случае? Спорили, доказывали свою правоту или уступали авторитету режиссера?
- Я могу спорить с любым режиссером, кроме Римаса. Я – его ученица. К тому же мы оба выросли в Прибалтике, у нас были, грубо говоря, одни “декорации” детства, один вкус хлеба. Мы – хуторяне, у нас изначально схожее восприятие жизни. А вот восприятию искусства пришлось учиться... И в этом Римас стал моим главным наставником, мастером, можно сказать - отцом, потому как учил меня практически заново слышать, видеть, анализировать, фонтанировать... Спорить с ним – все равно, что спорить с самим собой. Зачем? Он всегда выдает такие гениальные решения, что я каждый раз открываю рот от удивления. Мне остается только всеми силами максимально точно воплощать, реализовывать его замысел. Какое там спорить, что вы?
- В беседе со мной Римас говорил о своем литовском хуторе: “Озерные края, дикая природа. Без хуторка не могу...”. Но вы-то – “столичная штучка”. Какой хуторок в Риге?
- Я из Риги, но выросла на земле, как и он. Мое детство – это выращивание редиса, помидоров, огурцов... У нас сад-огород, двадцать четыре сотки земли, которые мы каждый сезон вспахиваем. Я знаю, как выращиваются все агрокультуры. Вплоть до отъезда в Москву полола сорняки, перетаскивала землю, рассыпала навоз, удобряла, делала почву менее болотистой и т.д. Я все умею делать. И сейчас мои родители едят свои овощи, ягоды, фрукты: то, что выращено на нашей земле. Свое варенье. Свои соленья. Рядом в водоеме караси плавают, которых мы запустили лет двадцать пять тому назад. Они, молодцы, расплодились и оказываются на воскресном столе любимым блюдом мамочки. Так что мы с Римасом похожи в том, что наши корни, как и сила - в земле.
”Неслучившаяся жизнь, прерванная жизнь...”
- Вернемся к “Евгению Онегину“. Какая она – ваша Татьяна? Жертва? Героиня? Обычный человек в предлагаемых обстоятельствах?
- В нашем спектакле много барышень, которые окружают Татьяну, живут в той же глуши, занимаются балетом. Так вот Татьяной могла бы быть любая из них. Римас неоднократно это говорил. Каждая могла влюбиться, томиться желанием, блуждать с бессонницей, написать письмо... Причем, сделать это с той же долей эмоциональной достоверности, которую изобразил Пушкин. И в этом она жертва, жертва любви, как и все мы, потерявшие волю, разум, сон взамен на щекочущих бабочек в животе. Но не каждая совершит подобный выбор в финале, благодаря чему Татьяна вырастает из “любой” влюбленной девушки в высоко-духовную, прекрасную женщину. Собственно, в героиню. Как ни странно, сыграть вторую часть оказалось легче. Как любая женщина в зрительном зале, я имела за плечами историю расставания. Труднее было с первой частью, где Татьяна юна, наивна и влюблена... Когда я начала репетировать эту роль, мне было больше лет, чем Татьяне. Но в процессе работы я поняла, что возраст в данном случае не является определяющим. Когда мы влюбляемся, сколько бы нам лет не было, мы на самом деле проявляем себя очень схоже. Мы глупеем, мы растеряшки, мы “зависаем“, начинаем блуждать в мечтах, почему-то улыбаемся миру... Когда я это поняла, все встало на свои места.
- Может быть, отсюда такая огромная популярность спектакля. Каждый в нем узнает СВОЮ историю...
- Конечно. Я уверена, что у каждого человека была нежная, трепетная история любви, которая не случилось, от которой пришлось отказаться или потерять. “Евгений Онегин” – как раз такая история. Неслучившаяся, прерванная жизнь, как в случае с Ленским. Наш спектакль - нежный плач по утраченному. Такие истории всегда трогают людей. Когда моя Татьяна пишет Онегину (“Я к вам пишу, чего же боле...”), женская половина зала начинает мне вторить, а потом наступает уникальная тишина. Я понимаю, что мне надо произносить текст очень аккуратно, ненавязчиво. Чувствую как люди, слушая меня, вспоминают о том своем, самом важном: о чувствах, ощущениях, словах, мечтах... В одном эпизоде меняется ощущение жизни, наступает космос. И зрители идут по этому пути точно так же, как в романе Татьяна идет по пути осознания. Вопрос не в том, что она в результате понимает, кто такой Онегин. Она понимает, кто ОНА такая и что такое ЖИЗНЬ.
- Она не разочарована жизнью?
- Совсем нет. Когда я начинала играть этот спектакль, я делала финал более жестким и только по прошествии времени осознала, что в Татьяне больше прощения и понимания, нежели во мне. Я лишь в пути к этим добродетелям. Но, знаете, чем дальше я иду по жизни, тем мягче ступаю. И это радует. Раньше я воспринимала каждый день как битву, теперь же пытаюсь везде устанавливать мир. Сложнее, но теплее на сердце что ли... И в этом есть огромное влияние Татьяны. Поэтому - нет, она вовсе не разочарована, она так прекрасна и сильна духом, что способна принимать жизнь и людей такими, какими они являются.
- В одном из интервью Римас Туминас сказал, что хотел назвать спектакль именем вашей героини...
- Потому что стержень спектакля - Татьяна.
В спектакле Римаса Туминаса – две исполнительницы роли Татьяны: Ольга Лерман и Евгения Крегжде. На гастроли выезжают обе. Играют по очереди. Так было в Нью-Йорке и Бостоне в 2014 году, так было в Европе в 2015. Исключение – последние гастроли театра. В Германии играла Ольга, в Италии – Евгения. Актриса рассказывает:
- Первой исполнительницей роли Татьяны была Ольга Лерман. Я ввелась чуть позже. Спектакли со мной и Олей - два совершенно разных спектакля. Не в категориях “плохо-хорошо“ – просто разные. Я раскрываю свое восприятие жизни, Оля - свое, естественно, не меняя структуру, утвержденную Римасом.
- Как меняется спектакль в зависимости от исполнителя роли Онегина?
- Меняется все, особенно когда мы говорим о таких личностях, как Маковецкий и Гуськов. Это актеры-вселенные, которые приносят с собой свое пространство. Ты не можешь с этим не считаться и откликаешься, меняя свое звучание в зависимости от нюансов каждого. Иначе не будет театра, не будет “здесь и сейчас“. История с одним более мягкая, с другим – жесткая. Опять же, это не хуже и не лучше. Просто разные. Из разряда, что вы любите больше – марципан или суфле?
- Как вам работается с Маковецким?
- Маковецкий – мой нежнейший партнер. Мы играем вместе в “Онегине“ и “Дяде Ване“. У нас с ним абсолютный контакт, тотальная близость. Я его и вижу, и слышу, и чувствую. Когда он начинает спектакль, я, не видя его, по его голосу знаю, в каком он состоянии. Я очень люблю с ним играть.
- Это и есть настоящее актерское счастье, когда есть такие партнеры?
- Да, вы правы, мне очень повезло. Знаете, есть такие актеры, которые могут без партнера существовать и даже умудряются быть интересными... Я так не могу. Я завишу от партнеров на двести процентов. Потому отношусь к ним с благоговением и трепетом, как к священным животным... Всегда стараюсь подойти перед спектаклем, пошептаться, наладить связь. У меня одни из лучших партнеров, о которых только можно мечтать: Симонов, Маковецкий, Гуськов, Максакова, Тумайкина, Вдовиченков... Из молодых – Сергей Епишев, Виктор Добронравов, Артур Иванов. Они лучшие, мне не на что жаловаться.
“Я – перфекционистка”
- Расскажите о ваших самых ярких театральных впечатлениях.
- Мы смеемся с Римасом... Первое, что я увидела в Москве, был спектакль “Играем Шиллера” с Нееловой и Яковлевой, который Римас поставил в театре “Современник”. Я еще не знала, кто он такой, ничего не знала... Но помню, что была под большим впечатлением. Прекрасный спектакль. Кто бы мне тогда сказал, что через пять-шесть лет я встречусь с этим режиссером и он станет самым важным человеком в моей жизни?! Как потом не верить в случайности, которые не случайны... Если же говорить о самых ярких впечатлениях от театра вообще, то это, конечно же, “Волки и овцы” Фоменко (тогда еще был жив Степанов) и “Отелло” Някрошюса.
- Заканчивая школу, вы уже знали, что хотите поступать в Щукинское училище?
- Не именно в Щуку. Я в принципе хотела поступать.
- Не именно в Щуку, но именно в Москву?
- Да, потому что в Латвии не было достойного образования. Я – перфекционистка во всем, и у меня в семье культ образования. Поэтому если я захотела стать актрисой, мне нужно было самое лучшее образование, которое есть в мире. Я его и получила... Мне очень повезло. На тот момент в Щуке еще были живы все мастодонты: Буров, Авшаров, Биненбойм, Волков... Плеяда очень мощных педагогов. Наш курс их еще застал, потом они все, к сожалению, стали постепенно уходить.
- На церемонии награждения премии “Хрустальная Турандот” вы сказали, что благодарны Михаилу Александровичу Ульянову. Расскажите, пожалуйста, о встречах с ним. Каким он был человеком?
- Михаил Александрович Ульянов пригласил меня в театр Вахтангова. Для меня в этом был знак, потому что мой дед, царствие ему небесное, мечтал, чтобы я работала в театре именно под руководством Ульянова. Он не дожил до зачисления в труппу двух лет... Сам же Михаил Александрович... Что говорить, это человек-эпоха, человек-легенда. У меня с ним было всего несколько встреч. Все они имели важное для меня значение. Он видел несколько моих ролей и высоко их оценил. С большим доверием относился ко мне... Я помню нашу последнюю встречу. Он мне сказал, что я должна быть в этой профессии, дал важные напутствия, как служить делу театра, как к нему надо относиться и как это тяжело, если делать честно. Его пожелания записаны у меня на подкорке и являются определяющими.
- Как вас приняла труппа, старожилы театра?
- Хорошо. Это сейчас с Римасом появилось много молодых людей, а на тот момент молодых было очень мало: мы с Витей Добронравовым и еще несколько человек. Приняли доброжелательно, поддерживали.
“Самое главное слово в нашем театре - эксперимент“
- В чем секрет успеха театра Вахтангова? Ведь актеров и режиссеров талантливых много, но больше всего гремят вахтанговские постановки...
- Это гений Римаса, который слышит что-то особенное в воздухе, в звуках сегодняшнего дня, что не осознаем мы, но что затрагивает наши души уже в поставленных Римасом спектаклях. Театр действительно гремит. Самое главное слово в нашем театре – эксперимент. Набирается студия при театре. Мы имеем возможность выбирать новых актеров и брать в труппу тех, кто действительно проявился. В наших стенах постоянно в работе три-четыре самостоятельные работы. “Гроза”, за которую я получила премию, тоже возникла как эксперимент молодой творческой группы. Мы сделали отрывок, сорок минут. Показали Римасу, он утвердил нашу заявку, и мы начали делать спектакль, который в результате был включен в афишу Новой сцены. Театр Вахтангова – это постоянно бурлящая, экспериментальная жизнь. Туминас призвал каждого творить, и каждый старается это делать. Эксперимент распространяется и на самого Римаса. Недавно он поставил оперу в Большом театре (Речь идет об опере Д.Шостаковича “Катерина Измайлова”. Премьера состоялась 18 февраля 2016 года.), выпустил спектакль ”Царь Эдип” в крупнейшем амфитеатре Греции IV века Эпидавре с нашими актерами и греческим хором. (”Царь Эдип” - совместный проект театра имени Вахтангова и Национального театра Греции. Премьера состоялась в Эпидавре 29 июля.) В ноябре спектакль будет показан на сцене нашего театра.
- Новым экспериментом станет показ киноверсии “Евгения Онегина“ в городах Северной Америки. Руководитель проекта Эдди Аронофф считает, что полифоничность, музыкальность, универсальность спектакля привлечет американцев. Как вы думаете, американский зритель примет “Онегина“?
- Очень на это надеюсь и благодарю Эдди Аронофф за замечательную идею. К подобным энтузиастам мы относимся с большим приятием. Наш корабль движется за счет подобного топлива: энтузиазма, стремления, горения... Мы сразу откликнулись на это предложение и будем рады, если найдем отклик в сердцах американских зрителей. Мы с успехом играли спектакль в Нью-Йорке, Бостоне и Торонто. Очень интересно, как воспримут нашего “Онегина” в других городах.
В настоящее время Евгения Крегжде занята в шести спектаклях театра Вахтангова. Кроме “Евгения Онегина“, “Дяди Вани“ и “Грозы“, это “Берег женщин“, “Бесы“, “Мадемуазель Нитуш“. Я спросил актрису, какую роль она считает самой любимой, и услышал в ответ:
- Выбираю все! Не хочу ни одну роль выделять. Они все - мои дети: очень разные и все любимые. Помимо работ в театре Вахтангова у меня есть одна антреприза - “Старший сын” с Виктором Сухоруковым. Этот спектакль я играю за пределами родного театра. Все вместе получается порядка двенадцати спектаклей в месяц. Это очень много. Я долго репетирую спектакли, а потом также долго, уже играя, их доделываю. Начинаю достойно играть роль через года два после того, как вышел спектакль. Вот тогда я могу сказать: да, я отвечаю за каждую деталь роли!
- Прекрасно! Получается, мы посмотрим спектакль, в котором вы “отвечаете за каждую деталь роли”. Как раз два года прошло с премьеры “Евгения Онегина“...
- Думаю, да. Спектакли меняются, как и мои героини, они растут вместе со мной. На премьере все настолько волнительно, что нет возможности полноценно раствориться в роли. Потом успокаиваешься, работаешь над ошибками, пробуешь, и все превращается в выверенное прекрасное полотно, в котором много воздуха для свободного полета.
“Я хочу уйти в кино, как к любовнику. На “месяцок“...“
- В отличие от большинства актрис вашего поколения, вы в театре гораздо более востребованы, чем в кино. Почему, как вам кажется? Это вы так разборчивы с репертуаром, или кинорежиссеры вас пока не замечают?
- Так сложилось. Куда-то меня не утверждали, а от каких-то проектов я отказывалась. Понимала, что встретилась с гениальным театральным мастером, и мне хотелось максимальное время уделить работе с ним. Тем более, что Римас выделил меня, я стала его актрисой. В кино в какой-то момент меня перестали приглашать. Наверное, подумали: она сильно занята в театре, все равно не согласится. Но как только у меня в театре наступала пауза, то и предложений в кино не поступало. Потом я делала “Грозу“, и мне опять предложили несколько проектов, а я опять не могла разорваться. Замкнутый круг. Когда мы недавно разговаривали с Римасом, я попросила его не задействовать меня в театре, потому что хочу для себя открыть новое пространство – пространство кино. Хотя если он предложит мне новую работу соглашусь. Я ж говорю - круг... Сейчас понемногу, маленькими шагами я начинаю сниматься. Прошлой сенью работала у Александра Котта в двенадцатисерийном фильме “Обратная сторона луны 2”. Фильм пока не вышел на экран. Снялась у Юрия Мороза в сериале “Игрок” (не по Достоевскому, а про казино). Фильм для Первого канала, пока лежит на полке. Жду. С середины августа снимаюсь в дебютном фильме режиссера Полины Ольденбург. Сценарий мне показался интересным, и я согласилась поработать в этом проекте. Как видите, постепенно разрываю круг повторений и двигаюсь в направлении желаемого. Я люблю театр и свои роли, но сфера моих интересов все-таки шире. Я по жизни исследователь, любопытный путешественник... Поэтому было бы здорово, приходить в театр, соскучившись. Знаете, кино – как любовник. Я хотела бы уходить к “любовнику“ - кино на “месяцок“, со всей страстью отдаваться роману, уставать и со слезами раскаяния возвращаться к “мужу“ - театру.
- “Муж” вас отпустит?
- Ну... Очень надеюсь на его мудрость...
- Желаю вам выбрать хорошего “любовника“!
- Ваши слова да Богу в уши. Мечтаю найти своего кинематографического мастера. Готова для этого опять стать студенткой.
- Вы не одна такая. Кирилл Серебренников недавно снял фильм “Ученик”, о своей усталости от театра и уходе в кино заявил Константин Богомолов. Возможно, в кино вы тоже сниметесь у режиссера театрального?
- Важно, чтобы он был талантливой личностью. Я достаточно смела, чтобы подписаться на эксперимент. Главное, чтобы там был для меня повод для творчества.
Nota bene! В “большом” Чикаго спектакль “Евгений Онегин” будет демонстрироваться 22 сентября в 7.00 pm в помещении Ethel M. Barber Theater (located on the southeast part of the Evanston campus of Northwestern University just off Sheridan Road and Campus Drive, the Barber Theater faces the lake and is right next to the Block Museum) по адресу: 30 Arts Circle Drive, Evanston, IL 60208. Справки - по телефону 847-491-7282. Заказ билетов – на сайте https://web.ovationtix.com/trs/pe.c/10110306. Все новости о проекте “Stage Russia HD” - на сайтеhttp://www.stagerussia.com/.
Фотографии к статье:
Фото 1-2. Евгения Крегжде. Фото – Зоя Логан
Фото 3-6. Сцены из спектакля “Евгений Онегин”. Фото – Дмитрий Дубинский
Комментариев нет:
Отправить комментарий